Александру Блику, с любовью.
Жил ёж поживал – врагов наживал:
там выводок мышиный без мамы оставит - и не прибежит уж мышка-мать свою детку покачать, да тихо стонет, врёт как сивый мерин папа-мыш: «мать уехала в Париж… через год вернётся мать…»;
там ящерке какой хвост «хрясь и пополам! хрясь и пополам!»;
лягушками не брезговал,
не говоря - хрущи, жужелицы, навозники, личинки, дождевые черви, гусеницы, слизни, улитки, птенцы, змеи, яйца и прочая, прочая, прочая…
«А когда управится, сядет у ворот -/Сказочку расскажет, песенку споёт».
И всё «сам пью, сам гуляю, сам стэлюся, сам лягаю». А стоит учуять братьев по разуму – в тугой клубок и в самую густую тень на влажный тёмный мох. Так и лежит пока их черти не унесут.
Иногда себе в особо погожие денёчки позволял, это да. Вылезет на самую солнечную жёлто-зелёную ещё полянку, взберётся на пенёк и «пошла писать губерния»: поёт, танцует, хихикает чёрте чего и что, посвистывает в две дырочки – в для клизмы и в правом боку.
Увлёкся раз. Вдруг, «как ветка, полная цветов и листьев», прошелестел аплодисман. Он ещё коленце. Глядь – грибок рядом шлёпнулся, ягодка. Понравилось. Втянулся. Прям с утра прыг на пенёк и ждёт пирожок. На задние лапки научился подниматься, улыбается, кланяется, под овощи-фрукты, дары полей, лесов и рек иголки подставляет. А ну как и вожделенный бублик наденется. Бублик – так, «съел и порядок». Но дырка! Дырка от бублика, доложу я вам, это для ежей похлеще ошейника для Шарика будет. Ох, прав, прав был Осип Эмильевич, «в бублике ценна дырка. А как же быть с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется». Это и ежу понятно.
Вот так он лето красное и пропел. Уж зима катит в глаза. И тут он забыл, как дышать. Лёг и умер. А потом вспомнил. Придумал эту гениальную фразу. Обрадовался. Потом подумал, что нет, не он придумал. И не огорчился. Встал и пошёл
в извечное одиночество,
эскапизм,
дауншифтинг,
инфантилизм, «хоть имя дико, но мне ласкает слух оно».