«Коктебель 1911 г.— счастливейший год моей жизни. Никаким российским не затмить того сияния»,— писала Цветаева в 1921 году.
А в мареве июльском синь и стон,
уставшей от жары и счастья, чайки…
и юная Марина, сняв перчатки
и туфельки, и бросив где-то зонт,
по берегу, счастливая, бредёт…
и сто июлей, к этому причастных,
заговорят, я слушаю сейчас их,
я слушаю, туда отправив зонд.
По гравию волна летит к волне,
целует море ноги в платье белом,
ей дарит счастье бухта Коктебеля,
а время – горы,
…горы горя - ей.
=
Двадцатый век чеканить серебро
устал, остыл и, красным переехал
модерн,
стихи,
людей,
и ставит вехи,
воткнув в Сегодня прошлое, ребром.
Ещё об этом календарь молчит,
листы его пока не обрывают…
Влюблённая,
счастливая,
босая
я подбираю к прошлому
ключи,
где сто июлей смотрят мне в глаза
сквозь сто календарей с обрывком края.
Нам горизонты двух эпох вручают
Волошинские – дом и палисад.
А в мареве июльском синь и звон –
– устало от жары и чаек счастье…
и здесь, на том же берегу сейчас я
бессовестно
не верю
в горизонт.
=
Памяти Марины Цветаевой
Ялта – Коктебель. Июль 2011.