Владимир Туркин. Похороны Ярослава Смелякова

Василий Дмитриевич Фёдоров
                ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ
                *1912 - 1972*
                (на 27 ноября...)

Для Смелякова ресторан открыли,
Открыли для него для одного.
И в центре зала гроб установили
И тело неподвижное его.

Пусть покраснеют в этот миг мещане,
Хоть стыд — не свойство для мещан всех стран.
Они ему живому запрещали
Порой являться в этот ресторан.

За то, что в *рамки* не вмещалась личность,
За то, что был он ярок и суров.
За чёткую его категоричность,
За тяжкий груз и дум его и слов.

Как страшно, что в не тихом этом зале
Мятежный — он нашёл себе покой...
Лицо его — с закрытыми глазами.
Плечо — с нешевелящейся рукой.

Ушла житейской мелочности злоба.
К какой-то тайне каждый вдруг приник...
*А профиль — Данте!* — стоя возле гроба,
Сказал Василий Фёдоров в тот миг.

...Последних расставаний тяжки сцены,
Порой страшней ранений ножевых...
Но *профиль Данте*... Столь больших оценок
Не слышал я о мёртвых от живых.

ВЛАДИМИР ТУРКИН
*1924 - 1982*

Коллаж:
фрагмент картины Ф.Лейтона
*ДАНТЕ В ИЗГНАНИИ*
и фотография ЯРОСЛАВА СМЕЛЯКОВА
по мотивам стихотворения...
*16.08.2011*



РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ

Ты мне сказал, небрежен и суров,
что у тебя — отрадное явленье! —
есть о любви четыреста стихов,
а у меня два-три стихотворения.

Что свой талант (а у меня он был,
и, судя по рецензиям, не мелкий)
я чуть не весь, к несчастью, загубил
на разные гражданские поделки.

И выходило — мне резону нет.
из этих обличений делать тайну, —
что ты — всепроникающий поэт,
а я — лишь так, ремесленник случайный.

Ну что ж, ты прав. В альбомах у девиц,
средь милой дребедени и мороки,
в сообществе интимнейших страниц
мои навряд ли попадутся строки.

И вряд ли, что, открыв красиво рот,
когда замолкнут стопки и пластинки,
мой грубый стих томительно споёт
плешивый гость притихшей вечеринки.

Помилуй Бог! — я вовсе не горжусь,
я говорю не без душевной боли,
что, видимо, не очень-то гожусь
для этакой литературной роли.

Я не могу писать по пустякам,
как словно бы мальчишка желторотый, —
иная есть нелёгкая работа,
иное назначение стихам.

Меня к себе единственно влекли —
я только к вам тянулся по наитью —
великие и малые событья
чужих земель и собственной земли.

Не так-то много написал я строк,
не все они удачны и приметны,
радиостудий рядовой пророк,
ремесленник журнальный и газетный.

Мне в общей жизни, в общем, повезло,
я знал её и крупно и подробно.
И рад тому, что это ремесло
созданию истории подобно.

ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ
1958