Пока не отзовется смуглый мальчик,
Гортанный голос клохчет: "Арчи, Арчи!"
В дом духота вползает спозаранку
Под уличный галдеж и перебранку.
Вступаешь в день с его жарой и зноем,
Как в баню – в отделение парное.
Июль без влажных запахов бездарен.
Гортань дерет от сухости и гари.
Жизнь в городе – что в каменном мешке.
Вздыхаешь о прохладе и реке.
Наш дом совсем стал старым, дряхлым даже.
Что ж, такова судьба пятиэтажек:
Теснятся между зданий-великанов
И знают – скоро-скоро щебнем станут.
Деревья гибнут под пилой. Без стона
Каштаны, тополя роняют кроны.
Листва средь мусора лежит пластами,
Ржавея и тускнея в гиблой яме,
И вдруг блеснет прощальной красотой,
На солнце вспыхнув краской золотой.
Постой в ночи и с домом побеседуй.
Мерцает свет лишь в окнах у соседа.
Он полуночник, засыпает утром.
Отсвечивают стекла перламутром…
Глубокой ночью, в сумрачном покое
Меняется внезапно все мирское.
Тоскуя о дожде, воображенье
Плывет, ломая шлюзы, по теченью,
И кажется уснувшим кораблем,
Огромным став, пятиэтажный дом.
У ног вода играет, пляшут тени
И водорослей, и других растений,
И ноздри ловят слабый запах моря.
Иллюминаторы зажгутся вскоре, –
Корабль зовет волна, что рядом плещет.
Она поет, полна печали вещей.
Должно погибнуть судно в океане.
Спасемся мы, а дом, как в бездну канет.
И только душной ночью иногда,
Взгрустнув о нем, сюда придешь, сюда!
Июль 2002 г.