С чего всё начиналось? Наверное, как и у всех, с детства. Моё первое яркое воспоминание – мой день рождения. Мне уже – или всего – три года: во дворе для нас – мелких – накрыт детский стол. Подарки, торт, улыбающиеся мамаши, четверо или пятеро таких же, как я карапузов.
Наш двор граничил с какой-то базой, где лежали доски, звенела пилорама. И был высокий деревянный забор. Почему-то выкрашен коричневой краской. А в этом заборе, естественно, не хватало пары досок. И вот, через этот проём идёт мой отец. Молодой, черноволосый, красивый. В его руках огромная, так мне тогда казалось, пёстро-синяя коробка. А в этой коробке – кукла. Большая, красивая, говорящая. У неё белая кофточка, белые носочки, туфельки, юбочка в тон коробки, голову венчали великолепные белые кудри. А ещё у неё были голубые глаза с огромными чёрными ресницами. Нынешние фотомодели могут отдыхать – таких ресниц у них точно никогда не будет.
Эти ресницы были настоящими – не пластмассовыми. И вот, поздно вечером, когда родители и гости благополучно забыли про именинницу, я, усевшись возле кровати в углу на полу, выдёргивала эти самые ресницы, чтобы сравнить их со своими. Странно, но нагоняя я не получила. А может, моя память просто стёрла это.
Моё детство было наполнено музыкой. В доме были пластинки Шульженко, Ободзинского, Утёсова, Майи Кристалинской. Я знала их песни наизусть. Тогда по телевизору часто показывали спектакли, оперы, оперетты, балеты. Причём, просто так, а не приурочивая к кончине какого-нибудь политического деятеля. Я помню Георга Отса в роли Мистера Икса. Я помню, как пела Мария Биешу. Музыка была вокруг меня, во мне. Мать пела постоянно – народные, тогдашние современные песни, фрагменты оперетт. Уже в пять-шесть лет я знала и «Летучую мышь», и «Принцессу цирка», и «Сказки Венского леса», и «Пепитту Дьяволе» из «Вольного ветра».
Но мать пела дома. А отец пел в клубе в художественной самодеятельности. У него, уроженца Винничины, был красивый бархатистый баритон. Он пел со сцены. Наверное, тогда и я вкусила этот запах кулис, это пьянящее чувство сцены, чувство, что ты в другом мире.
Помню, их коллектив художественной самодеятельности поехал с концертом в один из близлежащих хуторов. Маленький деревенский клуб. Белёные стены, лавки для зрителей вместо стульев. Небольшая сцена. За сценой – комната для артистов.
Отец всегда брал меня с собой. Я садилась в первом ряду в предвкушении чуда. Когда объявляли выход отца, я вертела головой, оглядывая зрителей. Мне хотелось всем и каждому сказать:
- Вот, смотрите, это поёт мой отец.
Мелкое детское тщеславие или великая гордость?
Почему-то с отцом мы были всегда ближе. Жили мы тогда в Волгоградской области, где земли, в основном, песчаные, и через день приходилось поливать огород. О, это был целый ритуал! Отец приходил с работы, ужинал, затем вытаскивал из сарая шланги, подсоединял к колонке насос и начинал поливать. Всё это время я крутилась вместе с ним. Тащила шланги, держала лейку-насадку. Естественно, уже через десять минут я была похожа на маленького поросёнка. И тут, хочешь - не хочешь, а ребёнка надо отмыть. Отец ставил меня на лавку посреди двора и окатывал водой из шланга. Визг, крик, хохот, счастье.
Наверное, мой озорной авантюрный характер формировался ещё и за счёт того, что общалась я больше с братом (он был старше на пять лет), чем со старшей сестрой. Хотя, в куклы играла до восьмого класса.
Волгоградские степи. Изрытые окопами, взрывами бомб. Сколько гильз, патронов, осколков было найдено и принесено домой. Тщательно обыскав и выпотрошив карманы брата, мать изумлялась, найдя через день-два во дворе под лавочкой склад боеприпасов. Никому и в голову не могло до поры до времени прийти, что весь этот арсенал прибывал во двор в моих карманах. Ну, кто додумается проверять полные боеприпасов, кусков серы и ещё невесть чего карманы семилетней девчонки. Кто мог подумать, что за этим чистым взглядом, тоненькими косичками с рыжими бантами, целыми коленками таится мелкий бесёнок. Сколько магния было перетёрто, сколько взрывпакетов изготовлено, сколько вырезано пистолетов и выстругано автоматов.
А ещё у меня была мечта. Большая. Однажды в магазине игрушек, лет в пять я увидела игрушечное пианино. Оно было точной копией настоящего. Я не могла глаз оторвать от него. Мне так хотелось прикоснуться к нему, открыть крышку, нажать на клавиши. Настоящие, не нарисованные. Стоило оно около пяти рублей. Для того времени – начало 70-х – сумма достаточно большая. И всё-таки я мечтала о нём.
Мы жили в строительном посёлке, который был сравнительно молодой. А сам райцентр довольно стар. Здания школ ещё довоенной постройки и пережившие эту войну. Не везде был асфальт. И вот, когда я училась уже в четвёртом классе, в посёлке открылась музыкальная школа. На дверях нашей школы, на магазинах появились объявления, приглашающие записываться на учёбу. И я пошла записываться. Одна. Ничего не сказав родителям.
Меня пригласили в класс со странным названием «Сольфеджио», спросили возраст, фамилию, имя; простучали какой-то ритм и попросили повторить, проиграли мелодию – я её пропела. Спросили, на чём бы я хотела учиться играть. Странный вопрос! Конечно же на пианино. Только пианино. Меня стали уговаривать учиться на баяне, ну, или на аккордеоне. Нет, только пианино. Вот это - чёрное, блестящее с его завораживающими чёрными и белыми клавишами. Меня приняли.
Домой я летела как на крыльях. Дома вечером я выложила родителям сногсшибающую новость, и тут встал вопрос: а где взять инструмент? О, милое, далёкое время, когда существовали пункты проката, где можно было взять на время за умеренную плату чайник и сервиз, радиоприёмник и швейную машинку, ковёр и телевизор. И, о чудо! Всего за четыре рубля в месяц можно взять пианино. И его привезли. Новенькое, из магазина. Это было моё пианино. МОЁ. Я могла его трогать, перебирать клавиши, пытаться наигрывать одной мне понятную мелодию. Я училась играть на пианино, и теперь моей мечтой стало желание выступить на сцене вместе с отцом. Увы, не всё и не всегда сбывается. Через год родители развелись. Мы переехали с матерью в Харьков к её родителям. Отец остался в Волгограде. Я приезжала к нему на лето, но спеть с ним нам так и не удалось.
А потом детство кончилось. Взрослая жизнь, брак, дети, проблемы, развод. Второй брак и, как оказалось, опять неудачно.
И только однажды я сумела всё-таки сказать отцу, что он для меня значил, кем был. Я написала к его 63-летию стихотворение «Поздравление отцу». Всё это вышло как-то спонтанно. Стихи я отправила в газету по месту жительства отца. Он не ожидал такого поздравления. Был удивлён и обрадован. Прислал мне вырезку из газеты с моим стихотворением.
А «Русское поле» мы с тобой так и не спели, отец. Да, теперь уже и не споём.
Прости, если можно просить прощение у тех, кого уже нет с нами.
И снова перед глазами маленький деревенский клуб, я в первом ряду, а на сцене он – мой отец – и в зал, в души, в сердце льётся песня.
Поле, русское поле,
Я твой тонкий колосок…