Собираю манатки:
трёх вулканов палатки;
Озерки да бочаги
лью в походные фляги,
облака и туманы-
как платочки,- в карманы.
ручейки и речушки-
навиваю на вьюшки.
Окоём-панораму вынимаю из рамы.
Не спеша, осторожно.
Я - хозяин. Мне - можно.
Обечайку прибоя
забираю с собою.
Собираюсь прилежно,
вью в рулон очень нежно
ветер пряный и свежий,
тундры полог медвежий.
Здесь оставлю - судьбины
много за половину,
годы страсти и лени
и тропинки оленьи,
торбаса из Аянки,
из-под пороха банки,
корабли и посёлки,
из синтетики ёлки,
спирт по прозвищу «шило»,
всё, что мелкого было.
Выпью чаю из чаги,
преисполнюсь отваги,
брошу в печку бумажный
хлам, для жизни не важный,
чиркну спичкой- ветровкой,
что с зелёной головкой.
Печка - бочка-буржуйка,
угощенье прожуй-ка!
Посижу на дорожку
и пойду понемножку.
Но в порту поднебесном -
и прозрачном, и тесном
взвесят мой рюкзачишко,
скажут: «Тянет он слишком.
Выгружай половину:
речку, сопку, долину.
И - как можно, скорее!-
скорчив строгую мину,-
если так-то вот каждый...»
Не желая скандала,
брошу всё, не жалея.
Улечу, безбагажный, -
чуть мудрее и злее –
в город многоэтажный,
фетиш гиперборея.