Три дня пролетели сквозь меня и растворились внутри мутной влажности совершенно нелепых переживаний. Переживания были густыми, как ртуть и темными, как волосы Милены. Наверное, я что-то делала, кому-то звонила, с кем-то разговаривала, что-то пила и где-то была. Но толком я ничего не помню.
В пятницу вечером, посмотрев в зеркало чужой квартиры попробовала с собой поговорить. Но мне никто не ответил. Возможно, потому что никого не было. Возможно, этот кто-то просто не хотел или не мог ответить. Стало страшно. Дикий, животный ужас, который смотрит в глаза, хватает за горло и мгновенно лишает любой возможности пошевелиться.
Я потеряла себя. Я потерялась. Прыгала на батуте и потерялась...
Домой не хотелось. Он ненавидел меня и это было взаимно. Каждый его угол истошно орал о том, что мне там – не место. Каждый звук зло шипел «убирайся» и каждое утро напоминало о том, что в этом доме произошло и как я здесь оказалась. Иногда, я просыпалась ночью, вслушивалась в темноту и отчетливо понимала, что однажды дом меня съест. Всю.
Нужно было уезжать. Нужно было найти новую квартиру. Нужно было сделать визу. Нужно было купить машину. Нужно было работать. Нужно было развивать, строить, встречаться с людьми, планировать, лавировать, убеждать, креативить и получать удовольствие. Но, ничего не получалось. Что-то закончилось внутри и стало пусто. Пустота догнала и стала наверстывать упущенное.
Я сопротивлялась.
У меня появилась красивая, как утреннее море, история и я даже думала разогнаться и нырнуть в нее с обрыва. Пролететь несколько метров, правильно сгруппироваться, легко войти в воду сложив руки так, чтобы образовался воздушный карман и вода не шлепнула по лицу, и спокойно выплыть, сделав глубокий вдох и улыбнувшись солнцу. Но потом передумала. Потому что последний мой прыжок закончился травмой, я давно не тренировалась и вообще, совершать такое не рекомендовано учеными. Нагрузка большая, опасность велика, а мне еще детей рожать. Я просто стояла и смотрела с крутого обрыва, как теплое солнце скользит вдоль синего-синего моря и ветер дует в лицо. Так тоже хорошо, даже лучше, чем в свободном полете. Но придет время, солнце подмигнет и рухнет в воду, забрав с собой все то, что успел полюбить. Только уставший ветер будет путаться в волосах, тихо и настойчиво повторяя «нужно было сделать это, нужно было». Тогда я потеряюсь в темноте, не смогу найти тропы и сорвусь, не дождавшись рассвета. А лучше б прыгнула. Все могло бы получится. И я бы сидела на берегу восторженная собственной смелостью, гладила бы синюю-синюю воду и признавалась бы ей в любви за это мгновение... Хорошо, что до полудня еще далеко.
Мысли в эти дни отчаянно путались и бросались в рассыпную, как загнанные звери. Ни одну не удалось словить. Хотя, нет. Одна попалась. Красивая, запыхавшаяся с блеском в глазах. Кажется, это случилось в пятницу ближе к вечеру, после двух бокалов вина. Я сидела на кухонном столе, курила и вдруг поняла, что любовь – как вера в Бога, Вселенную, Апокалипсис, Зеланда, Глобальный Заговор - или абсолютно или лучше не надо. Потому, что когда действительно веришь, человек идущий к тебе по воде не подвергается сомнению «с точки зрения физики–это совершенно невозможно. Совершенно». Видишь, что он идет и все. Потому что не имеет никакого значения КАК ОН ЭТО ДЕЛАЕТ. Имеет значение только то, что это Он. ОН МОЖЕТ и ОН ИДЕТ. И ты тоже можешь, и идешь.. по воде, воздуху и битому стеклу. Это не чудо чудное и не явление божественной супер пауэр. Просто возможно и просто потому, что кто-то в это верит. Я улыбнулась. По-настоящему. Потому что мысль была какая-то глупенькая, наивная, но очень милая и трогательная. Ей не хватало собачки, золотого клатча и высоких каблуков. Но она все равно нравилась. Бывают такие женщины, которых ничего не портит. Особенно после трех бокалов вина.
Вечер получился скомканным. Я уснула в обнимку с ноутбуком в ожидании ответа. Снилось холодное море, какая-то трагедия, замерзшие руки и потерянные ключи от дома.