мне дали на завтрак несколько тысяч крон -
купить чашку чая и один боевой патрон,
на фига мне фальшивые кроны, товарищ фюрер?
двадцатый век для меня безусловно умер.
ведь мы ни разу не были в Швеции, птица...
хотя могли бы там естественно находиться -
топтать палубы старой яхты, идущей на мель,
соловьиную слушать трель, разводить акварель.
вспоминать, как мы собирали мерзлые груши.
как любили кебабы, ризотто, пиццу и суши,
но вкушали лишь пыль с прошлогодних шторок
и молчали о тех, кто был раньше бесценно дорог.
ты еще помнишь их заунывные серые лица?
тебе продолжают сниться их улицы и столицы?
не те города были с нами безмерно нежны -
сварливая Вена в роли второй неживой жены,
многодетная Прага в бледном обличье первой
притворялась твоей бедной любовницей-стервой.
престарелый Лондон, в мечтах одинокий Берлин,
почти холостой Париж в зеркалах витрин...
утомил своим грустным видом сырой Амстердам,
его сумрачных стен сошедший с ума бедлам.
надоел святой Ватикан, опротивела Ницца,
Бог в обоих местах отказался тогда креститься.
лужи плыли вдоль трасс, поглощая дыхание дыма,
нас дорога на юг уводила из шумного Рима.
был приветлив и светел малютка Мадрид,
но и там не зажило и снова под сердцем болит...
с той поры я устала играть в города -
всем приезжим они говорят короткое "ДА".
а я всегда терялась в толпе любого вокзала,
в каждом встречном прохожем тебя одного искала...