Глухая акула

         

Боинг-747 авиакомпании «Российские авиалинии» взлетел из  аэропорта «Шереметьево» и взял курс на Запад. Самолет летел в США, а конкретно в Нью-Йорк.
   В салоне эконом-класс, в правом ряду в среднем кресле, сидела солидная дама, своими размерами, своим колоритом выделяющаяся от других пассажиров воздушного судна. На ее лице, не без большой помощи косметики, наблюдались следы былой красоты. Одета дама была в брючный костюм серо-голубого цвета,  приобретен, пожалуй, в одном из самых дорогих бутиков Москвы. Перечень ее превосходств над другими завершала прическа. Это было что-то фантастическое. Казалось, что мадам покинула салон не более чем за час до вылета, и не одно внешнее воздействие не посмело нарушить форму и смысл произведения парикмахерского искусства. И после взлета, когда все пассажиры расстегнули ремни и свободно развалились в своих креслах, дама сидела, как изваяние, не прикасаясь головой к спинке кресла. Свою важность и превосходство дама демонстрировала своим взглядом, точнее сказать его отсутствием. Она смотрела куда-то перед собой, не видя притом ничего вокруг. Ее ни что не интересовала, ни сам огромный салон,  ни пассажиры в нем, ни потрясающей красоты стюардессы.
   Рядом , справа, у иллюминатора, сидел лысеющий мужчина неопределенного возраста в темных, скошенных к краям очках, с наушниками в ушах, постоянно покачивающий головой, в такт музыке.
   От дамы слева сидел другой мужчина, примерно сорока пяти лет, худощавый, среднего роста. Пиджак и брюки его неопределенного  серого цвета были не то заношены до предпоследней стадии или просто измяты до последней стадии. Да и весь его облик в целом являл собой что-то уж слишком посредственное. Маленькие, юркающие беспрестанно по сторонам, глазки, давно не стриженные, да и не мытые волосы, узел галстука поблескивал от того, что срок его носки перешел все допустимые нормы, довершали общую картину его внешности.
   Этот пассажир то и дело поворачивал голову по сторонам, что-то разглядывал, то и дело менял свое положение в кресле, рылся в своих карманах, словно что-то пытаясь в них найти.  По всему было видно, что ему не хватает общения. А таким объектом для общения была, в данной ситуации, обозначенная дама. После получаса полета нетерпеливый пассажир, легонько дотронувшись до плеча соседки, проговорил:
- Не пора ли нам познакомиться?
На что дама повернув голову лишь наполовину в сторону соседа компенсировала недостающий градус поворота головы поворотом глаз и придав лицу мину некого, если не протеста, то явно нежелания, ответила вопросом на вопрос:
-А это, что обязательно?
Сосед разразился тирадой:
- Я глубоко извиняюсь…. Но даже невозможно представить, что бы мы с вами все девять часов полета провели в молчании. Меня, к стати, зовут Давид Савельевич Кошкодавский, -  и робко протянул даме руку, чтобы таким образом зафиксировать факт их знакомства.
Дама сделала вид, что протянутой руки она не заметила и как-то обреченно произнесла:
- О Господи…. Как вы сказали? Кошко…  чего?
-Давский, понимаете Давский. Сейчас поясню…. Но это, я глубоко извиняюсь, когда кошку на проезжей части давит проезжающий грузовик. Вот и все!
Горячась и радуясь тому, что диалог  завязался, пояснял Давид Савельевич.
   Даже на мгновение представилась картина погибшего на дороге прекрасного домашнего животного, и уже от этого ей расхотелось знакомиться с этим ерзающим на месте человеком, и тем более продолжать с ним разговор. Но как человек воспитанный она, не поворачивая головы в сторону соседа, произнесла еле слышно:
-  Виктория Карловна.
Он, словно радуясь намекам этим, отреагировал:
- Очень, очень приятно!
Далее наступила так нежелательная для Давида Савельевича пауза. Дама сидела, по-прежнему, глядя куда-то в неведомое пространство. Он несколько минут поглядывал на непреступное создание и не осмыслив ни сколько своего вопроса спросил:
- Виктория Карловна, я глубоко извиняюсь, а вы в Америку летите?
На что дама отреагировала быстро, теперь повернув свой взгляд на соседа, и с чувством раздражения произнесла:
-О Господи…. А вы, что в этом самолете летите в Монголию или может быть в Мозамбик?
Давид Савельевич растеряно произнес:
- Да, да… Я глубоко извиняюсь… Конечно же…,- и некстати  хихикнул.
Лайнер сделал промежуточную посадку в Лиссабоне для дозаправки. Пассажиры салон не покидали.
   После взлета и набора нужной высоты стюардесса объявила о том, что  в полете будет дважды предоставляться горячий обед.
  Каждому пассажиру приносили на подносе горячую куриную ножку с рисом, бутерброд с красной лососевой икрой, крохотную плошку с овощным салатом, пирожное, чашку чая с лимоном, пару кусочков хлеба в целлофане, крохотные пакетики с солью и специями.
   Давид Савельевич вместо бутерброда с икрой подали бутерброд с осетриной. Виктория Карловна, как ни странно, заметила разницу и обратила на это внимание соседа. Давид Савельевич без удивления и даже с явным удовлетворением пояснил:
- Вы знаете, я по жизни не везунчик, а еще точнее, неудачник. После обеда,   я глубоко извиняюсь, все обстоятельно объясню.
   В отличии от Виктории Карловны, нерешительно ковырявший пластмассовой вилкой снедь аэрофлотского общепита, Давид Савельевич со всеми составляющими подноса справился за считанные минуты. Запивая пирожное чаем с лимоном, сосед даже просветлел лицом, сладко почмокал губами, выражая полное удовлетворение от трапезы.
   Виктория Карловна не употребила и третьей части обеда. Она ела так осторожно, словно боялась нарушить слой помады на губах, то и дело промокала пальцы бумажной салфеткой. Стюардесса убрала подносы. Давид Савельевич воспринял это, как сигнал к продолжению своего рассказа.
- Вы знаете, уважаемая Виктория Карловна,- при слове уважаемая, Виктория Карловна отвернулась в сторону и тихо произнесла, -  О Господи…,- то, что на мне закончились бутерброды с икрой – это вполне нормально и я извиняюсь, закономерно. Я же неудачник!, - с чувством удовольствия произнес он, - на мне заканчиваются билеты в кассе театра эстрады на концерт Хазанова, если я принимаю душ, то непременно отключат горячую воду. Во время туристической поездки по Японии у меня началась и  продолжилась целую неделю диарея.
   Виктория Карловна вопросительно подняла брови. Он тут же пояснил:
- Ну, это, я глубоко извиняюсь, расстройство пищеварения, - и прошептал, - понос.
   Виктория Карловна с брезгливой гримасой в сторону произнесла свое:
- О Господи….
- Так что я вместо горы Фудзияма  и садовой японской архитектуры в совершенстве  изучил устройство туалета в гостинце.
   Чуть помолчав, он продолжил:
-  И так везде и всюду, всю мою жизнь меня преследуют неудачи, огорчения, недоумения…. Вы представляете, сосед в Двухместном купе вагона от Москвы до самого Кисловодска, все 38 часов спал и храпел. Мощность его храпа, я извиняюсь, не меньше 20 децибел! На этом моя мука не кончилась – сосед в палате санатория «Пикет» все двенадцать дней до своего отъезда храпел так же! , - торжествующе закончил он.
- Это все мелочи, - продолжил Давид Савельевич, - от меня ушли две жены. Первая Маргарита ушла к моему же другу Олегу, вторая – Зиночка, какая была женщина, к моему, я извиняюсь, начальнику, Глебу Кирилловичу. Ну как вам это нравиться? – на высокой ноте закончил Давид Савельевич.
   Виктория Карловна утомилась воспринимать эту негативную информацию своего соседа. Меломан, у иллюминатора отключив музыку, умиротворенно дремал,  не вынимая наушников из ушей. Виктория Карловна чуть наклонилась в сторону «меломана» слегка оперевшись подбородком о ладонь, дав понять этим самым, что и она не прочь отдохнуть.
   Не тут -то было!  Давид Савельевич разгорячено вдруг заявил:
- Вот и сегодня вы, наверное ,думаете, что я долечу до самой, я извиняюсь, хваленой Америки? Ни в коем случае. Я это нутром чувствую.
   Виктория Карловна по началу не придала значения этому экстремальному заявлению неудачника, но спустя несколько минут, она предложила и свою связь с сомнениями Давида Савельевича.» Если не долетит он, то как же я? Как же все другие?»
Сказав на выдохе:
- О Господи…
Она потребовала соседа объяснить конкретно, что он имел ввиду?
- Я еще не знаю, но вы в этом убедитесь сами, - ответил Давид Савельевич, как о чем- то само собой разумеющимся.
Виктория Карловна с этой минуты утратила состояние покоя и благостного ожидания встречи со своей дочерью Валерией и внучкой Агатой, проживающими вместе с американским зятем, бизнесменом Майклом в штате Лунзиана.
   Тревожные размышления Виктории Карловны длились недолго, раздался характерный щелчок бортового вещания, и знакомый голос старшей стюардессы их салона выдал следующее:
- Уважаемые пассажиры, услышав мое объявление, прошу прежде всего соблюдать спокойствие, -у Виктории Карловны похолодело в груди, - Дело в том, что произошел самопроизвольный сброс топлива и наш лайнер произведет вынужденную посадку в акватории Атлантического океана. Уточняю – посадка произойдет на воду.
После этой фразы в салоне эконом класса произошло нечто, сравнимое с ценной реакцией, когда по геометрической прогрессии нарастал шум, суета, соскакивание пассажиров с мест, вопли, плачь и еще многое, не подлежащее описанию.
   Последовали за тем еще какие-то робкие пояснения стюардессы, они тонули в общем шуме пассажиров. Длилась эта анархия до того момента, когда грубоватый мужской голос произнес:
- Пассажиры Боинга, с вами говорит командир судна, летчик первого класса Иван Авдонин. Первое – прекратите панику и раньше времени не пачкайте штаны. Если хотите остаться в живых выполняйте мои указания и разъяснения бортпроводников. К инициаторам паники и беспорядков будут применены меры физического воздействия вплоть до их ликвидации. Воздушное судно герметично. Нахождение на поверхности воды продлиться более двух часов. В заданный район океана уже следуют  корабли спасения. Не мешайте мне выполнить важную работу ради всех вас. Все.
   Шум на удивление прекратился. Все сидели бледные с широко раскрытыми глазами  и ждали…
Чего? Ждали развязки.
  Давид Савельевич, как только наступила затишье, не без ехидства, обратился к покрытой холодным потом Виктории Карловны:
- Ну, что я вам говорил? А вы сомневались….  Вот оно, пожалуйста, я глубоко извиняюсь….
   Виктория Карловна, находящаяся на грани  психического срыва, пренебрегая манерами свойственным ее солидности, как разъяренная волчица набросилась на Давида Савельевича :
- Это вы… вы … это ты накаркал…  Вы… ты – демон, сатана, мерзавец! Две жены, две жены! От такого и десять уйдут! Убегут! Уползут! Негодяй! – закончила Виктория Карловна,  не утирая слюну с подбородка.
Снова включилась бортовая радиосвязь:
- Уважаемые пассажиры – заискивающим тоном произнесла стюардесса – в спинках впереди стоящего кресла, ниже обеденного столика в нише находиться спасательный жилет ярко-оранжевого цвета. Нажмите кнопку внизу, извлеките жилет, наденьте его на себя. Он одевается просто, как обычная безрукавка.
   Началась лихорадочная процедура облачения в спасательные жилеты. Весь салон окрасился в оранжевый цвет. Стюардесса, скрывая свое напряженное состояние, торопливо ходила по салону, что-то подсказывала, поправляя жилеты, отвечая на бесчисленные вопросы.
   Виктория Карловна задала стюардессе меркантильный вопрос:
- А что будет с нашим багажом?
Она понимала, что весь багаж пассажиров канет на дно Атлантики. Стюардесса с готовностью, микрофон пояснила:
- Весь багаж застрахован, пассажиры получат страховые выплаты за каждый килограмм багажа в установленном порядке, а так же задекларированные финансовые средства в тех же суммах, что указаны в декларации.
   Виктория Карловна сокрушенно покачала головой. На этом тревоги пассажиров Боинга не закончилась. Между рядами кресел ходили две стюардессы и раздавали пассажирам… свистки на ярко оранжевых бечевках. Бортпроводницы пояснили о том, что этот район Атлантики изобилует хищными акулами и свисток – это мера отпугивания хищников. Акулы бояться резкого свиста.
- О Господи-и-и! – сокрушено и довольно громко выпалила Виктория Карловна. В салоне в разных местах начались раздаваться звуки свистов.
Давид Савельевич не оставил без комментариев и этот момент. Выждав, когда Виктория Карловна набросила через свою чудо прическу свисток на шею. Давид Савельевич тоном полным обреченности произнес:
- Ко всем подплывут акулы, как акулы! Но мне достанется непременно глухая акула…. Так что свисти - не свисти все без толку. Да и свисток у меня наверняка поломается. Я извиняюсь, вы в этом лично скоро убедитесь.
   Виктория Карловна уж в этот раз не осталась в долгу:
- Да прекратите вы стонать! До вас самая голодная и кровожадная акула и нюхать не станет – кому нужна такая отрава  как вы! Акулы тоже не дуры!
В запале высказала Виктория Карловна. И чуть тише, с сожалением добавила:
-Вот мои кондиции заинтересуют любую, даже ту у которой косоглазие и парандоз всех ее  зубов. О Господи….
Наступило тревожное оцепенение. Турбины еще мерно гудели. Лайнер снижался. Уже хорошо рассматривалось синь океана. Виктория Карловна не замечая того сама озвучила свои мысли. Покачивая в стороны головой, она монотонно произнесла:
- Лерка,  Лерка… Сколько раз я тебе говорила – на какого черта собачьего тебе сдался этот американец. Ну, выходила ты за Игоря. Так нет! Колбасный бизнес – это отпад. Подумаешь! Чем его особняк трехэтажный под Солнечногорском хуже твоего американского?  Да и папочка Игоря ты не забыла кто он. То- то же. А внучка Агата….  Чуть ли не Агафья….  На русском говорит хуже чем по английски.
Виктория Карловна что-то еще вполголоса сокрушенно говорила.  Строгий и уверенный голос командира не предупредил о том, что через несколько минут произойдет приводнение самолета и, что без всякой паники через запасные выходы нужно покидать лайнер, и по возможности дальше удалиться от него  Происходящее дальше вершилось, как во сне, и оказалось намного проще ,чем представлялось в воспаленном воображении. Волнение океана было слабым, вода умеренно прохладой ни каких акул не было и в помине. Невдалеке находились три огромных корабля, а рядом с не вольными пловцами, множество больших лодок с матросами.
   Два крепких негра-матроса своими цепкими руками подхватили Викторию Карловну и с легкостью усадили на лавку в лодке. Один из них одарил Викторию Карловну белозубой улыбкой и погладив по плечу произнес в форме вопроса:
- О кей!
   Тут Виктория Карловна не выдержала, ухватив за руку матроса, разрыдалась, попыталась поцеловать его огромную крепкую ладонь.
Лодки доставляли пловцов на корабли. Виктория Карловна, как и десятки других усадили в раскладные брезентовые кресла на палубе, укутали бежевыми шерстяными одеялами, поили горячим кофе из солидных пластмассовых кружек. Было тепло. Подувал легкий, ласковый ветерок.
Виктория Карловна верила и не верила в счастливый исход драмы.
Давид Савельевич сидел в другой части палубы. С Викторией Карловной они больше не встречались.
Давид Савельевич позабыв о всех своих роковых предсказаниях лишь с огорчением вспомнил о том, что у него погибла в морской пучине коллекция насекомых-паразитов, которую он вез в США на симпозиум энтомологов и новенькие кроссовки фирмы «Адидас», китайского производства., приобретенные недавно на Даниловском рынке:
- Какого хрена я тащил их в Америку? Перед кем я собирался в них щеголять, дебил?
Виктория Карловна сожалела о том, что в декларации о валюте. Она указала сумму в три тысячи долларов, хотя на самом деле тридцать тысяч были размещены в литровую банку с маринованными лисичками завернутые в целлофановую пленку и покрытые парафином. Да и сами грибы ей так же было жалко отправлять на дно чужого океана.

       Анатолий Сухенко.