Вечерний свет,
дрожащий и прохладный,
кружился медленно вокруг
подслеповатых фонарей.
Ванильный аромат сирени,
ветреный, нарядный,
бесстыжий, волновал
порочностью своей.
Стелилась тишина
предутренним туманом,
полынным сумеречным
запахом реки,
и медленный зевок луны
был старческим и странным,
и шелест сонных верб
вплетался в звезд смешки.
По небу лунному
лениво проплывала
на стареньком кленовом
разноцветном помеле
растрепанная ведьма,
носиком клевала,
и рыжей гривы всплеск
сверкал, как огонек в золе.
Свой грустный путь она держала
в обыденное завтра,
в утро без чудес,
пустое, серое,
в котором помелу
безоговорочно,
неотвратимо, невозвратно
придется превратиться
в грязную метлу.
Где нет луны и звезд,
реки, сирени, мая,
а пыльная коричневая сушь
и серый горизонт,
тревожный запах пустоты,
пустыни, ночь глухая,
и полнолунья спущен занавес,
и убегает сон...