КОЛЛЕКЦИЯ КАМНЕЙ
Циркон
Я до сих пор еще с ума схожу,
Разбита, выпита и брошена,
По утоленным сладострастиям,
Испепеляющим дотла.
Непоправимейшим несчастием
Душа смущенная изношена.
Как заведенная, слова твержу,
В которых музыка была.
Зачем, изнеженные крайности
Все исчерпав в одно касание,
Пылинки сладкие песочные
Мы дорассыпали смеясь?
Верни объятия непрочные
Любви в чистилище желания,
Верни меня в бессонность майности,
В ту золотую ипостась
Любви злодействующих гениев,
Когда прекрасно непрекрасное
В слезах восторженных и сдержанных,
Себе не знающих цены.
В сердцах, цирконово-истерзанных,
Оранжерейная, экстазная
Цвела Виктория ли Регия,
Когда мы были влюблены.
Жемчуг
Во мне и молодость и старость перемешали
Высокопарность и сухопарость одной печали.
Ее нанизывает ветер сплошным обманом.
Полулуна неверно светит рассудкам пьяным.
Полупоследняя из высохших жемчужин,
Тем незаметнее, что лик ее не нужен.
Скажи, жемчужина, отсвечивая тускло
Зачем, разбужена в объятиях моллюска
И черно-бархатной отторгнутая пастью,
Ты повторяешься бесcонною напастью,
Беловика белей? - В раздернутые створки
Мне облака милее, тучи и восторги
Толпы бессмысленной пред лунным ореолом
Глубокой истины, искусственной и полой.
Песчинкам кара - размышления о смысле.
Тоска нагара лунной пыли серебристей.
По красоте своей мы в имя превратимся.
И упрекнем себя. И вновь не повторимся.
Сапфир
Теперь одно - бежать эриний
под покровительство менад,
огни глубоководной сини
не загасивший Герострат.
Морской груди - чем нестерпимей
И выше вздох, тем слаще яд
Феону - горше и хладимей -
Стать смертный миф, не строфный лад.
В сапфирных брызгах - стих печальный,
Разбег гречанки со скалы,
Последних звезд эфир прощальный
Душе, исполненной золы:
Безвинна гладь небесных черт,
То Абсолют жестокосерд.
Обсидиан
<Калипсо Полихрони>
Ее волос обсидианового траура,
ее ресниц и обжигающих грудей
ослабевала шамаханящая аура
двумя горбами по пустыне без дождей.
Из Музы Пушкина, младого нимфы Байрона,
стать робким иноком в обители святой.
Тюльпаном имени душе возблещет рай. Она,
почивши братом, похоронена сестрой,
оставив дни, когда за скомканные крылия
призывы горькие Леилы тень влекли
звездою дальней восцвести из замогилия
на рифах неба вечным странникам с земли.
Тигровый глаз
Я прильну, точно тигр к водопою,
Там, где в Луны врастает бамбук
К тишине над волшебной рекою,
Омывающей тело и дух.
Беден я, престарелый паломник,
Но мое отраженье стечет
В златоглазо-прищуренный промельк
Благодатно струящихся вод,
И ступни мои помолодеют.
И вернусь я - прозрачен и пьян,
Не желая и не сожалея,
Из тигрового глаза нирван,
Не заботясь, как бренные люди,
Возмутить приходящие ил,
Чем воздам я Великому Будде,
Что бессмертным меня сотворил.
Изумруд
Изумительных глаз Эсмеральды
Снисхожденья ресниц в забытьи
Домогались влюбленные скальды,
По фиордам гоняя ладьи.
Ах, заносчивых мало ли краль, да
Сумасбродная жажда в груди.
Только сердце - упрямый грааль до
Разъединой слезы взбереди.
Ей смешно. То ли слуг алебарды,
То ли бедных сердец похвалы.
Всех надежд - одинокому барду
Зажигаются в толще скалы
Изумруды - ответный напев
Камнеслёзых былых королев.
Рубин
Не кардинальским одеянием
Пленяет влюбчивый рубин -
Неостывающим желанием
Упиться сумрачных глубин
Из кубка радостей свидания,
Непозволительно земных.
О - тайна сладкого страдания
Из уст доверчивых твоих.
Доколе буду я, мучительно
Живым снедаема огнем -
Чуть улыбаться снисходительно
При появлении твоем.
Возьми мой перстень на прощание
С его вишневой теплотой,
И ты почувствуешь отчаянье,
Объятый трепетной мечтой.
Ударит хмель старинной выдержки
По жилам розовым твоим,
И целый двор возненавидишь ты,
Воображением палим,
И, взгляды стряхивая льдистые,
О Керубино, светлый паж,
Все сердце, страстное и чистое,
Ты госпоже своей отдашь.
Гематит
Успейте насладиться красотой
Звезды, в ночи прочерчивавшей след,
Ресничинки, невинно-золотой,
В падении не чаящей побед
Над временем, оттаявшим сейчас
В искрении с холодных декольте,
Сбывающим невидимый каркас
Недвижно-пустотелой черноте.
Помедлите загадывать вперед.
Почувствуйте красивости сии.
К сознанию мелькнувшее прильнет
И сбудется - в ином небытии.
Да здравствуй, зазеркальная страна,
Где счастливо воркуют голубки,
И в Кэрролла Алиса влюблена,
С ромашек обрывая лепестки.
Малахит
От аллей, малахитово-темных,
От бессовестно грустных страниц
Я бегу к тебе, в буквах изломных
Предвкушая молитвенность чтиц
Гладких вымыслов. Сборщиц черники
У обители. Ты мне одна
Повелела раздаривать лики
И придумывать к ним имена.
Темный лапник. Немые страданья.
Грех и слезы. И свечный костер.
И блаженная мука свиданья
После пострига. В гуще сестер
Я узнал тебя. Кто же ты стала?
Что ты видела в храмовой тьме?
Если свечку рукой заслоняла,
Ты молилась еще обо мне.
Алмаз
Создание тягчайшей добродетели
Любую пересиливает твердь.
Любые затмевает полицветии
Симфонией, вобравшей круговерть
Земную и гармонию небесную.
Всех ангелов и демонов полет
Как в фокусе - единственно чудесную
Космическую алгебру высот.
И луч - благоговейно пьет обилие
Обугленных, несказаннейших фраз.
О, Истина не большая, чем Библия -
Немеркнущее зеркало всех глаз.
О - нет, уже покоя не узнать ему,
Загадку совершенства испытав,
Форсируя и засветло и затемно
Одежду помрачительную слав,
Монаршей переспрашивая милости -
Разбиться, не мутя чистейших вод,
И вспыхивать от собственной бескрылости,
Сокровище пронизывая вброд
Не нотой Песни Песней, абрикосною
Хоть паузой, скатившейся за трон.
И путь ей - через копи венценосные,
Твои, о многомудрый Соломон.
Аквамарин
Полночные глаза аквариумных рыб.
Два имени звезды, смущающей дожди,
Дрожат на языке подобиями глыб
Подтаявших. И их нельзя произнести.
Неоновый подсвет. Ты радовалась им,
Пришельцам из глубин, предчувствующим - что?
Наш замкнутый объем. Сплошной аквамарин
Без воздуха для слов про то и не про то.
Нам век не переплыть всей мути голубой.
И стрелка повернет, адажио кружа.
И синее окно в стихийную любовь
Невысказанных фраз завесит паранджа.
Смотри. И если да, то рыбки за стеклом
Замечутся стремглав, безжалостны к глазам.
Как будто бы театр теней под потолком -
Немого языка открывшийся сезам.
Хрусталь
Что, если хрусталик мой
был Золушкин башмачок,
И все еще виден в нем
след ножки ее тепла,
Изысканной на просвет?
Зачем они, зеркала?
Хрусталик перевернет
пропорции рук и ног.
Что - ежели - если - есль -
под ландышевый трезвон
Красавицы все уснут,
герольды и кучера?
И Феин волшебный жезл
пошлет голубой вагон
За медленностью минут,
где Золушка - это я.
Увы, заползает дым
в скептический мой хрусталь.
И мы не заговорим
полночный вагонный стук.
Расколото все дотла.
Не туфли волшебной жаль,
А крохотного тепла
неверного принца рук.
Чароит
Чароит. Меланхолия чар,
Раздраконенных резью камей.
То ли листья роняет анчар
На песок зацелованных дней,
То ли в зимнем русалочьем сне,
Подневольном, как волн череда,
Безнадежно ревнуя к Луне,
Каменеет морская звезда.
В сочетаньи прожилок и клякс
Мне читается вечная грусть.
Очарованных душ параллакс.
Или разочарованных - пусть.
Мне легко с этим камнем уйти.
Мой сиреневый светел закат.
Нелюбимое слово прости
Отравило дорогу назад.