Два письма

Татьяна Чупрова
Я мою стеклянные грубые рюмки,
а ты всё такой же 22-ух-летний романтик,
не пропускающий ни единой юбки,
и живущий где-то там, за Атлантикой.

Я разношу пиво в баре
и улыбаюсь толстым мерзким тупым клиентам.
А ты разъезжаешь там на «Ferrari»
и говоришь с безупречным (хвалю) акцентом.

Я беру выходные по вторникам и по пятницам
и даже не пью, потому что принимаю антибиотики.
А ты по субботам вдыхаешь кокс, чтоб расслабится,
и даже друзей подсаживаешь на наркотики.

Мне порой кажется, что ты меня ждёшь на улице,
что ты вернулся ко мне через все измерения.
У меня сигареты по две пачки в сутки курятся,
и я всё ещё отмечаю твой день рождения.

Я смотрюсь в зеркало, и вижу тощее тело,
и это тело тоньше моей скукожившейся души.
Я уже пару дней нормальной еды не ела,
а коммунальщики с меня требуют платежи.

То, что раньше называлось диетами,
прекратилось в ужасный и изматывающий режим.
Ты не затягивай там с ответом мне,
а то мало ли, я не выживу.

Твоя Ким.

*

У меня здесь свой дом, не большой, но всё же.
И машина, но не «Ferrari», а «Mazda 3».
Мои женщины всё выше и всё моложе,
но мне не хватает твоей любви.

Прости, что когда-то к тебе явился
и дал нам с тобою последний шанс.
Но если б остался — я б не прижился,
если б остался — то ты б сдалась.

Я уже пью не коньяк, а виски.
Если под кайфом — ловлю твой образ:
ты, та что прежде, с красой артистки
вновь ускользаешь до новой дозы.

Я теперь вовсе не тот, что прежде,
больше по имени тебя не называю.
Ты там, вот, бьёшься в пустой надежде,
я здесь — штампую ключи от Рая.

Помню тебя, словно кадр на память.
Помню тепло от твоих ладошек.
Помню, как нравилось тебя ранить
и зашивать твои раны позже.

Я без тебя не могу, родная,
я и с тобой не сумел, к несчастью.
Ты там пожалуйста не умирай, а?
Или меня разорвёт на части.

Здесь, за Атлантикой всё иначе.
Вечером в пабе сижу...

Так.

Слушай, ещё пара слов - расплачусь.

Так что.

С любовью,
твой ублюдок.