8. потеря первого лица

Рында
#
 из ЕЁ дневника

 дд/мм/гггг
 Иллюзия времени


…ночь… рвало кровью, но он волок её за волосы, сдирая кожу со спины об асфальт, полуживую оставлял на тротуаре, где завтра утром потечёт людская толпа, садился рядом и… плакал… …он плакал и кричал ей, скорченной от боли: «Дура! Гадина! Господи, какая ты гадина… Я любил тебя. Я ради тебя мог лишиться всего, что было раньше смыслом моей жизни. Я прощал тебе твоё хамство, прощал жестокость. Я знал, что ты никогда не любила меня, лишь позволяла любить себя…Но я и ЭТО любил в тебе! А ты – дура – никогда не ценила моей жертвенной любви! Никогда не хотела понять меня и принять меня целиком! Ты хотела сделать из меня своего раба. Гадина… Господи, какая же ты гадина!» - он вскакивал и начинал с ненавистью бить её ногами.
Ещё до первого сонного прохожего, он схватится за сердце, поднимет глаза к светлеющему небу, прошипит: «Повсюду запах гнили…От тебя несёт смертью, мерзкая плоть… тварь…»  - и попятится в обретающую контуры тень, исчезая из её сна…

Она не хотела от него ничего, кроме защиты. Той силы надёжности, которую мог дать ей мужчина, ЕЁ мужчина – любимый, единственный, сокровенный, суждённый. Такой защиты, чтобы она смогла расправить спину, больше не ожидая удара сзади по голове, наотмашь. Она знала, что у них есть единственный путь для счастья – сначала стать одним целым, а потом из этого целого, единым нутром раздавать и принимать, светить и светиться. Сообща.
Он хотел свободы раздачи. Он хотел, чтобы ОНА была его частью. Ведомой и внесезонно цветущей и зеленеющей, побуждающей его к вечной весне свободной раздачи себя. Всем. Перед кем он чувствовал свою вину. Перед кем он хотел быть героем безусловной любви… Ей бы тоже, конечно, доставалось его тепла. Все дождливые дни он посвящал бы – ЕЙ!  Разве этого мало?

«Тебе всегда всё – МАЛО!.. Как бы я ни ломал себя, как бы ни выгибался перед тобой – тебе всё мало!» - часто слышала она в спину… как удар… наотмашь… - «Дура!»

…и снова наступала ночь…