Занося над крыльцом незнакомым уставшую ногу,
сдёрни шапку с башки, лишь мозги под башкою не трогай.
Я, в чужой монастырь заходя, охладиться ль, погреться,
оставлял у порога своё неуёмное сердце.
Первый раз положил я его слишком близко к порогу.
Об него обтирали входящие левую ногу.
И, когда примостил, возвратившись, я сердце обратно,
чистоту своих чувств потеряло оно безвозвратно.
На другой раз оставил его за железною дверью.
И простуженный хрящ вместо сердца имею теперь я.
Отморозило сердце нос, щёки и чуткие уши,
и замедлило пульс, стало биться и тише, и глуше.
В третий раз прислонил я его, не подумав, к камину,
чтобы пламя погрело прямую упрямую спину.
Но расплавилось сердце от невыносимого пекла.
Чёрной коркой нагара покрылось оно и поблекло.
Стал я вешать его на крючок, проржавевший и тонкий,
проколов ему дырку, намазав поспешно зелёнкой.
Загноилась, запрела червивая рваная рана.
Было поздно лечить её, а оперировать – рано.
Опасаясь, повесил его я на прочную нитку.
Но, скользнув из петли, оно шмякнулось мордой на плитку
А когда затянул я покрепче на самую малость,
задохнулось оно, захрипело и затрепыхалось.
Я разбитое сердце оставил под каменным сводом.
Не добраться туда ни ворам, ни пожарам, ни водам.
Но пока я копировал строчки чужого устава
Мой снесли монастырь, и уставшего сердца не стало…
Занося над крыльцом незнакомым уставшую ногу,
сдёрни шапку с башки, лишь мозги под башкою не трогай.
И, в чужой монастырь заходя, охладиться ль, погреться,
не оставь у порога своё неуёмное сердце.
2011