Бесконечный простор, переливы межзвездной метели,
Золотые пески, астероидов космических бег,
И оттуда, порой, слышен голос чудесной свирели,
Сняв тюрбан облаков, вниз счастливый глядит человек.
Падишах тосковал, много грусти в душе, много страху,
“Кто счастливый в стране? – говорил он, чуть хрипло дыша, -
Вы найдите его, и его принесите рубаху,
Я надену ее, будет счастлив и ваш падишах”.
И такого нашли. И стояли они, и глазели,
Как сидел человек и о чем-то тихонько писал,
Как о музе он пел золотые касыды, газели,
Как на дудке играл, в ней и солнце, и дождь, и роса.
“Вера счастье несет, а тебя не видали в мечети”.
“Не пускают туда за стихи, мол, не место таким,
Только Бог – Он в душе, Он во всем, что мы видим на свете,
И молюсь я Ему каждым словом и вздохом своим”.
“Может быть, ты любим, чувство сердце лозой обвязало?
Где красавица та? Не пугайся, скорей говори!”
“Я люблю всей душой, но любимая мне отказала,
Но о ней я пою, и дарю, что могу подарить”.
“Ты, наверно, богат, а иначе – совсем непонятно,
Для чего ты живешь, только сказки, одни миражи”.
“Нет, я беден, друзья, я детей обучаю бесплатно,
Обучаю любить эту добрую светлую жизнь”.
“Что ж, рубашку давай, мы отплатим, запомним, заметим”
“А рубашки-то нет”. “Почему же ты счастлив сейчас?”
“Оттого, что люблю, оттого, что живу я на свете,
Оттого, что сморю, оттого, что теперь вижу вас.
Люди, я помогу! Я удачу для вас приумножу!”
“Да, поможешь”, - ответили сильные мира сего,
Заковали певца и содрали с несчастного кожу
Неразумные те, что, конечно, несчастней его.
Задубили ее, и однажды с утра спозаранку
Падишаху вручили рубашку, мол, счастлив тот был,
Посветлел падишах, и лицом, иногда наизнанку
Ту одежду носил. Только вскоре он снова остыл.
И теперь он глядит взглядом сонным, тупым, боязливым
В бесконечный простор, где серебряный месяца рог,
Где играет свирель, ведь поэт даже умер счастливым
Оттого, что любил, оттого, что кому-то помог.