Не наглой сосной на холме,
Прямой и высоко-гордой
В своей зеленеющей силе;
Не пышной розой в саду,
Разрумянено-разодетой;
Не белой ромашкой невинности;
Не всем тем, что благоухает,
Чья яркость видна издалёка,
Что к себе привлекает сотни
Жадных до сладкого пчёл
Ты была…
Ты всегда говорила,
Что хотела бы быть сиренью
В садах персидского шаха.
Почему же тебе не хотелось
Быть васильком ярко-синим
В золотых волосах отчизны,
Именуемых спелым житом,
Украшением быть бесполезным
Светлого поля Вселенной?
А была ты всего лишь сурепкой,
Маленькой, скромной и жёлтой,
Тонкой засохшей былинкой,
Отломленной от куста,
Бог знает, когда увядшей,
Засушенной в древней книге,
В чёрном огромном томе.
Должно быть, ещё и сегодня
Ты лежишь, как между ладоней,
Между бурых пыльных страниц;
Скоро станешь сама пылью, тленом,
Рассыплешься в пепельный прах,
Пропитана ядом смертельным
Вздора старинных словес.
И слабейшее веянье ветра,
Может, просто чьё-то дыханье
Сдует прах, развеет его…
Да пусть даже росла бы ты в поле –
Была б ты всего лишь травою,
Бесполезной, неброского вида,
О сурепка, сорняк евразийский!
Но каким-то неведомым чудом
В своей тленной засушенной хрупкости
Ты всё ещё сохраняла
Слабый запах лета и мёда,
А цветок твой был в форме креста…
1998