Я – акула, я – пират-охотник,
Совершенство в пожиранье плоти,
В стае хищников или одна
Я всегда до боли голодна.
Путь мой в море бесконечно долог –
Подгоняет меня вечный голод,
Я дышу, пока струит теченье,
Я гребу иль гибну без движенья.
Жертву отыщу, зайду, прицелюсь –
Рассекает мясо бритвой челюсть,
Чужды мне и страх, и сожаленье,
В бельмах глаз – слепое насыщенье.
У меня врагов в природе мало,
Человек в акульей стае жалок:
Против скоса гильотины-пасти
Беззащитно мягки руки-ласты,
Только гарпуном его прошита
Я тону горящим «мессершмиттом»,
В буром шлейфе – молнии-оскалы –
Рвут меня собратья каннибалы.
Я – акула, плоть – моя икона,
Я чудовище, но я – законна!
В бурном море и в лагуне тихой
Я не потрясаю Красной Книгой,
Я тысячелетья неустанно
Берегу прозрачность океана.
Если же исчезнут мои зубы,
Разлагаясь, вздуют море трупы,
К берегам повеет чадом серы,
Дрогнет мир в конвульсиях холеры.
В миссии бездушной и кровавой
Я плыву, горда и величава:
Не страшись, земля, акульей морды,
Я на должном месте у природы,
Я частица толщи серебристой!
Мне акула в людях ненавистна,
Их сетей незримое коварство,
Их флотилий гнусное пиратство.
Вот прошлись страшней зубов акульих
Вдоль спины горячей строчкой пули,
И сожрать живое всей планеты
Целятся акулами ракеты.
Я ; акула, я давно не в духе:
Мучает меня бутылка в брюхе.
Может, в ней за мутной гранью скрыты
Письма с затонувшей Атлантиды,
И тогда, себе желая смерти,
Угодить обязана я в сети…
Но судьба ко мне несправедлива:
От Гольфстрима и до Курасиво
Бесконечные проклятья слышу
И глотаю нефтяную жижу,
И уже дышать мне скоро нечем,
Вопль мой глохнет в вопле человечьем!
Алый шар волна на рифы гонит.
Там тунец с пахучей раной стонет,
Я на зов тревожный и прощальный
Заплываю по крутой спирали,
Тороплюсь, волну вздымаю пеной,
Я должна на пир примчаться первой,
И, пустив плавник косой упругой,
Захлебнуться вновь кровавой грудой.
Белгород, 1980 г.