Стихи на сыром ветру

Валерий Буланников


* * *

Я сплю. Над городом – туман.
Часы показывают десять.
Домов усталый караван
Вытягивается к поднебесью

Мерцающей чередой
Экранов, увозя осколки
Надежд, тарелок, чай пустой
Картошку, штопку и иголки.

А следом – пустыря скулеж,
Неровный тротуара стукот,
И на полу – испугом нож.
Возможно, гость, а больше – скука...

Над головой звенит в стекло
Вольфрамный голос комариный.
Я засыпаю. Мне тепло
Под медный гул, землей хранимый.



* * *

Так мирно соседствуют голубь и кот,
Закат переходит в восход,
Так чистый минор и упрямый де-моль
Сплелись как полынь и фасоль,
Что сердце исчезло в соломе яслей,
В костре облетевшей листвы
На развороте намокших полей
Средь ночи, постигнувшей сны
Усталости прожитых дней.



* * *

Всепроникающе тепло.
В окно сквозное ветка тянется.
С кроватью тело не расстанется,
Хоть под луной белым-бело,
И так огонь равнятся хочет
Пространству...
Мерзлая щепа
Шипит – земле метель пророчит
И не дает до света спать.



* * *

6.15 – почти что начало рассвета.
Постараться забыть череду неурядиц.
Мыслей нитка истерлась, и блеклый узор
Умирает в обьятьях березовых пялиц –
Их покатишь невольно в последненй надежде
Обрести паутину осеннего сада.
7.15... только начало рассвета,
От которого только тепла-то и надо.



* * *

Ты – снежный след и теплый выдох,
Ты – ломкий свет густых ночей.
Ты – крик, который сразу выдаст,
Что ты – никто, что ты – ничей.

Ты – быстрый замысел для Бога,
Его шагам – короткий путь.
Ты – лишь ступенька у порога...
Он входит в дом, передохнуть.


* * *

Похоже, снег. Мне – не спешить,
Ведь можно плакать или шить,
Нанизывать холодный бисер,
Разыгрывать то пас, то мизер
С собой.
И все глядеть в окно
На улицу –
Окно дано
С иголкой, вечером, зимой
и дамой пиковой, больной.



* * *

Раскололось полено.
Закатом – шипящая печь.
Так что можно испечь
Блины, отвлекаясь от плена
Тишины на расщепку березовых дров
Для растопки в ненастье...
Вся нехитрая мудрость –
Молоко и мука
Да прогорклое масло несчастий.
И уткнувшись в подушку лицом –
Что Архангельск, что Белгород, Питер?
Просто небо – окном,
А молчание греет теплом
Как продымленный свитер.



* * *

Я останусь ее сыном,
Запрокинув лицо в небо.
Я останусь ее ссыльным,
Хоть виновен ни в чем не был.

Я увижу – летят рощи
И тепло хранящие стаи.
Кто-то молится, кто-то ропщет –
Облака бледнеют и тают.

Я паду на ржавую землю,
Поцелую мертвые корни –
Я виновен ни в чем не был,
Но она и таких кормит.


* * *

Открываю и жду:
То ли веры иной,
То ли правды пустынной
То ли старой любви, что знакома спиной
Как ножу - убиенный невинно...
Но Господь сохранит.
Некролог  лишь отметит петитом  -
Вот газета  дрожит
Словно ангел  крылом перебитым,
Что не ведать, когда –
На погосте живущих и мертвых...
И сомкнется вода,
Искупая желание тверди.



* * *

Полоска света. И закрыта дверь.
До новой глины – вспаханное поле.
До жатвы далеко.
Межой стремится зверь –
Определение свободы воли.
Пожарами охвачен сухостой,
И в полночь наступает полнолунье.
Растаял воск, мешаются с золой
Душа и тело, время и геррундий.
И заворачивает нехотя на юг
Прощальных стая птиц,
И солнце – выше,
И небо кружится, и я ложусь в овсюг –
Ни птичий крик, ни волчий бег не слышен.


* * *

Когда ущербная луна
Восходит буквой переплета,
Я различаю рудный клекот
Усталого орла.

Он над страницею кружит
О рати Игоревой «Слова...» -
От крови ржавая подкова
На пол летит.

И одинокий влажный хрип
В степи запаханной чуть слышен,
Приглушенный движеньем мышьим
И плеском рыб.

Но тихо проросло зерно,
Глухому небу – нежный стебель.
На воды опускаясь, лебедь
Омыл крыло.



* * *

Ты не помнишь мгновение перед сейчас.
Лист зеленый и красный на ветке одной.
Исчезают в себе небеса, растворяясь,
Как подъездная дверь полоумной весной.

Слышишь шорох стихающих, тающих крон.
Гром, далекий стихам, остается у крыш.
В ожидании ливня волнуется клен –
Так при виде Оки не уснул Тохтамыш.

И мгновению следом дождинки летят,
Воробьев выпускает густая трава,
И сбиваясь на бег, ты вторгаешься в ряд
Тишины, что глядит ни жива, ни мертва.




* * *

В поезде скученном
Шорох газет,
О Сталине – ругань, хрип.
Кто-то поет,
Воняет клозет
Ставридой – последней из рыб.
Попутчица вяжет,
Муж рядом храпит.
Прозрачно пуста на столе
Бутылка звенит.
И мелькают в окне
Пространства усталой страны.
 


* * *

- Ну что ноябрь?
- Ему греметь
Металлом гусениц по Красной
Площади, а мне б успеть
На обвалившемся пространстве
С тобой остаться...
- Что – любовь?
- Я не могу сказать...
Спокойны
Глаза, но поднимаешь бровь
От удивленья...
Что ж – достойно.
Ведь мы осенней тьмой спешим,
И на столе – остывший кофе,
И полночь бьет,
И мы не спим,
И телевизор сверху – пофиг.
Как впрочем то, что тает снег
И боль в глазах от фар по стенам...
- Что остается?
- Долгий бег
От  ноября. Он – неврастеник.



* * *

Позабыты цитаты. И нет – никого, ничего.
Полусонный сверчок едва прикоснулся к струне.
И луна площадная на миг заглянула в окно,
Проплывая к другим,
В глухой стороне.

Прикоснешься к земле – молчание древних корней.
Разбежишься к реке – заилены берег и дно.
Только воздух на равных. Но он холодней,
Чем крещенский мороз.
А иного, увы, не дано

Открываю бутылку плохого вина.
Задохнуться на раз – сияет граненый стакан.
Пробежит таракан. Я вздохну – да зачтется сполна,
Что грядущей беде
По кухням не пел я осанн.


* * *

Покуда вода закипает на плитке,
Покуда с горы не срывается солнце,
Я кутаюсь в плащ одномерной улитой,
Слежу убывание неба в оконце,
Которое мало похоже на хляби,
К тому же и бревна изъел древоточец.
В осоке ржавеет брошенный шлямбур,
Петух перед сном о рассвете пророчит...
Готовым ковчегом – скрипящее кресло,
И чай остывает, и стены – наклонны.
И ночь принимает меня и окрестность
В свое первородное темное лоно.



* * *

Ну что стоять? Здесь, на сыром ветру
И папиросы гаснут, сера – в крошку,
Как будто уже умер, хоть умру
Я на закате, растворив окошко,
Едва подумав: вот, опять закат,
И птицы – на покое, я – покоен.
Дым от костра, но угли не горят –
Тепла золы пожалуй и достоин...
Все перепутал – рыбы на воде
Круги рождают и плывут упруго
Сквозь наши сети...
Не владеть тебе
Ни тишиной, ни яростью, ни плугом...
Вернее, кто-то приходил сказать,
Что ждет на берегу с готовой сетью
И водкой для тепла.
Чтоб не проспать,
Сон думал перебить, как камень – плетью,
Строкою. Это – ближе. Ты вчера
Задумал передать любовь, отвагу.
Но вечер начинал кружить с утра,
И буквы не ложились на бумагу.
Так вышел в ночь.
Устало загасал
Фонарь луны и соловьиный трепет.
- Наверно, дождь, - едва пробормотал
И сохлыми губами небо встретил


1990 Харьков