Луна как лампион сияла над беседкой;
Июньским вечерком в тени беседки той
Я время коротал с красавицей субреткой,
Весь будучи пленён девичьей красотой.
Лицо озарено улыбкой крайне милой,
Румянец на щеке алее свежих роз;
Утратив лоск манер, порыв сдержать не в силах,
Я робкий лопцецуй ей дерзостно нанёс.
Мой пыл вознаграждён сирени белой веткой
И с новой силой страсть влечёт меня вперёд!
Но карих глаз пожар под чёрной вуалеткой
Меня бросает в дрожь. И оторопь берёт.
Молитвы возношу благому Гименею –
Альковный бог, увы, помочь не в силах мне;
Безмолвствуют уста, персты мои немеют
И нервно теребят фулярное кашне.
Как трепетная лань, как дерзновенный отрок,
Постыдно пряча жар зардевшихся ланит,
Бегу. И слышу вслед: «Мерзавец! Сучий потрох!»
…А память до сих пор тех дней позор хранит.