Что может быть опасней сна,
чем осознанье, что реальность -
всего лишь сон. Но вот слова
необъяснимое отрадно
распластывают на кресте
размноженных провалов яви.
Мираж кончался в плитах стен
и исчезал, как исчезают
страницы философских книг,
столкнувшиеся с странной ношей
из жизни, той, что всякий миг,
не возвеличивая, крошит
на не-отрезки бытия,
те, что сливаются всеобще
в конспект тетради, где поля
полны пометок, почерк - скошен
на сторону галлюцинаций,
вживлённых в корректуру снов -
о том, что нам они - лишь снятся.
Подбрасываешь строчки дров
в пламя сознания, где тени -
от жёлтых языков огня
до превращённых отражений -
колеблются в смятеньях дня.
Исчезнувшие в прошлом знаки
ведут свой рваный хоровод
вкруг фразы, что в кавычки взята -
"прах к праху". И наоборот,
отторгнутые здравым смыслом,
вечные ноты скучных тем -
точно расхожие записки,
составленные - кем? зачем?
чтоб предъявить их в новом званье
предсмертного существованья,
которое в сомнений списке
стоит в начале. А в неблизкой
и нереальной перспективе -
зеркально пролагаешь путь,
чтоб повторить его извивы.
Пытаешься перечеркнуть
непередуманные мысли
из дневника грядущих лет.
Реальности мотив - как призрак
при уверениях, что нет
и быть не может отступленья
в мире почивших мелочей;
но, воссоздав подобье плена,
лишаешься надежды, чьей
кончиною из поговорки
окончится почти что всё.
И только грусти привкус горький,
хоть это странно, но внесёт
долю естественности в чувства,
почти забытые, почти
немыслимые. Строки Пруста
плюс собственный чертёж пути
очеловечишь параллельно,
практически играя роль
судьи над истиной: замена
судьбы - на хаос чьих-то воль.