Малыш мой, посмотри-ка!
Прелестная картинка!
Осенний листопад,
Стена, за нею сад,
Котёнок на стене,
И листья, как во сне,
Морозным чистым утром
Клубятся – нет! не в шустром,
Но медленном и нежном
И будто бы небрежном
Летящем трепыханье, -
Кружит воспоминанье
Ничтожный малый лист,
Увянувший солист,
О фее ли, сильфиде,
Вихрящемся флюиде.
Котёнок же в игре -
То – тенью в серебре,
То – искрами во взгляде,
То – молнией во злате –
На лапы припадает,
Бросается, сметает
Листок, а вот и пару,
И начинает свару,
Ловя в броске тигрином
Добычу, как в старинном
Бродячем шапито,
Где не поймёт никто
Индийского факира,
Что ловкостью полмира
Давно очаровал…
В восторге наблюдал
И отбивал ладони
Свидетель посторонний,
Как с живостью весёлой
Ловил листочек квёлый
Котёнок полосатый
И, гордостью объятый,
Хватал своё богатство
С немыслимым приятством.
Вот ребяческий восторг;
Мог ли, думал ли, мой Бог,
Что удастся средь живых
Видеть игры малых сих,
Всех дарящих наслажденьем –
Крыл ли, лап ли шевеленьем –
То ль на солнце, то ль в тени,
Трав среди, в лесу, где пни,
В постоянном щебетанье,
Мельтешенье и мурчанье,
Юдоль земную обращая
В цветущий сад, того не чая;
А многих будто смыло с глаз,
Для них навечно день угас,
Другие – видят сны земные,
А те – летят в края иные;
Ушли в болота, где отвека
Почти не сыщешь человека.
Те ж виды, что живут средь нас,
С кем дружбу водим мы подчас,
Лишь сносят вынужденно близость,
Не в радость им вся эта низость;
Куда девался василёк –
Как фея, ветреный цветок,
Он радовал и глаз, и душу,
Как птички, что клевали грушу
С игриво-резвым шумом-гамом,
В цветках творимым балаганом, -
На ветку сядут, встрепенутся,
Вдруг, крыльями взмахнув, несутся
Прочь с глаз, а то опять вернутся.
Малый гибкий акробат –
Арлекина во сто крат
Сердца твоего лучи
Чище. Как ты? Не молчи!
Ягнята, что резвясь и блея,
Паслись в горах, от счастья млея,
Оглушены вдруг тишиной,
Их резвость усмирил покой.
Всмотрись в долины и холмы,
Прислушайся – они немы,
И лишь невнятные шумы –
Ручья-отшельника журчанье –
Хранило горное молчанье.
Напрасен блеск равнин, холмов,
Напрасен воздуха покров –
Прозрачный под напрасным утром,
Влекущим нежным перламутром;
Но нет, напрасно – всё живое
В тиши пребудет и покое:
Застыли в страхе полусонном
Пред мрачным будущим сезоном?
А может, слаще им иное,
К чему веселье напускное?
И где б веселию-кокетке,
В какой бы недоступной клетке
Для всякой сущей твари божьей
Природа жизнь нашла пригожей;
И чувства, сдержанны вполне,
Не отражаются вовне, -
Лишь от чудачества котёнка
Мелькнёт вдруг радостно и тонко
Во взгляде маленькой Лауры
Любезность милого прищура
Улыбкой робкой на губах
Ребёнка – на моих руках.
И я жалею: никогда
Не выразить в мои года
Каскад эмоций быстротечных,
Как эта парочка беспечных!
Пускай унылы эти дни –
Я стану так же, как они,
Идти по жизни беззаботно,
Чтоб было на душе вольготно,
Чтоб не испытывать страданье,
Когда настанет увяданье.
Пленён безделицей ли, шуткой,
Смеющейся взахлёб малюткой
Над клоунадами котёнка –
Забавно, весело и звонко;
И я б хотел, вернувшись в юность,
В блаженстве обнаружить мудрость,
Живой души бесценный дар,
Чтоб даже злой судьбы удар,
В веселье обратив кручину,
Разжёг чадящую лучину;
Отбросив помыслы о тризне,
Резвиться в листопаде жизни.
11.09.11
THE KITTEN AND THE FALLING LEAVES
William Wordsworth
That way look, my Infant, lo!
What a pretty baby show!
See the Kitten on the Wall,
Sporting with the leaves that fall,
Wither'd leaves, one, two, and three,
From the lofty Elder-tree!
Through the calm and frosty air
Of this morning bright and fair,
Eddying round and round they sink
Softly, slowly: one might think,
From the motions that are made,
Every little leaf convey'd
Sylph or Faery hither tending,
To this lower world descending,
Each invisible and mute,
In his wavering parachute.
--But the Kitten, how she starts,
Crouches, stretches, paws, and darts;
First at one and then it's fellow
Just as light and just as yellow;
There are many now--now one--
Now they stop; and there are none--
What intenseness of desire
In her upward eye of fire!
With a tiger-leap half way
Now she meets the coming prey,
Lets it go as fast, and then
Has it in her power again:
Now she works with three or four,
Like an Indian Conjuror;
Quick as he in feats of art,
Far beyond in joy of heart.
Were her antics play'd in the eye
Of a thousand Standers-by,
Clapping hands with shout and stare,
What would little Tabby care
For the plaudits of the Crowd?
Over happy to be proud,
Over wealthy in the treasure
Of her own exceeding pleasure!
'Tis a pretty Baby-treat;
Nor, I deem, for me unmeet:
Here, for neither Babe or me,
Other Play-mate can I see.
Of the countless living things,
That with stir of feet and wings,
(In the sun or under shade
Upon bough or grassy blade)
And with busy revellings,
Chirp and song, and murmurings,
Made this Orchard's narrow space,
And this Vale so blithe a place;
Multitudes are swept away
Never more to breathe the day:
Some are sleeping; some in Bands
Travell'd into distant Lands;
Others slunk to moor and wood,
Far from human neighbourhood,
And, among the Kinds that keep
With us closer fellowship,
With us openly abide,
All have laid their mirth aside,
--Where is he that giddy Sprite,
Blue-cap, with his colours bright,
Who was blest as bird could be,
Feeding in the apple-tree,
Made such wanton spoil and rout,
Turning blossoms inside out,
Hung with head towards the ground,
Flutter'd, perch'd; into a round
Bound himself, and then unbound;
Lithest, gaudiest Harlequin,
Prettiest Tumbler ever seen,
Light of heart, and light of limb,
What is now become of Him?
Lambs, that through the mountains went
Frisking, bleating merriment,
When the year was in it's prime,
They are sober'd by this time.
If you look to vale or hill,
If you listen, all is still,
Save a little neighbouring Rill;
That from out the rocky ground
Strikes a solitary sound.
Vainly glitters hill and plain,
And the air is calm in vain;
Vainly Morning spreads the lure
Of a sky serene and pure;
Creature none can she decoy
Into open sign of joy:
Is it that they have a fear
Of the dreary season near?
Or that other pleasures be
Sweeter even than gaiety?
Yet, whate'er enjoyments dwell
In the impenetrable cell
Of the silent heart which Nature
Furnishes to every Creature,
Whatsoe'er we feel and know
Too sedate for outward show,
Such a light of gladness breaks,
Pretty Kitten! from thy freaks,
Spreads with such a living grace
O'er my little Laura's face;
Yes, the sight so stirs and charms
Thee, Baby, laughing in my arms,
That almost I could repine
That your transports are not mine,
That I do not wholly fare
Even as ye do, thoughtless Pair!
And I will have my careless season
Spite of melancholy reason,
Will walk through life in such a way
That, when time brings on decay,
Now and then I may possess
Hours of perfect gladsomeness.
--Pleas'd by any random toy;
By a Kitten's busy joy,
Or an infant's laughing eye
Sharing in the extacy;
I would fare like that or this,
Find my wisdom in my bliss;
Keep the sprightly soul awake,
And have faculties to take
Even from things by sorrow wrought
Matter for a jocund thought;
Spite of care, and spite of grief,
To gambol with Life's falling Leaf.