В детстве я часто просила: «Бабушка, расскажи про старое время, как вы гуляли, когда ты была молодой! Как ты с дедушкой-то познакомилась?» Как сейчас, слышу её окающий говор, с «ч» вместо «ц» (как в приговорке: «Бежала овча мимо крыльча, да как остановитче, да как перевернетче!»)
И начинала она сказ о своей молодости:
«Молодёжи раньше в деревне много было. Зимой в праздники катались на лошадях, с колокольцами и лентами на дуге, сбруя тоже была украшена. Летом гулянья устраивали обычно на Чугаеве (красивая поляна в середине Рады, у озера) или на Красной Горке, возле устья Ундыша. В моде были красные рубахи да кофты, у девок – шёлковые шали с кисьём, полусапожки на высоком каблуке, у парней – лакированы сапоги с галошами. Гуляли под балалайку да под гармошку. Пели да плясали, а уж гармонист всегда был наособицу..."
Это, в переводе на современный язык, означало, что брал он не голосом, не виртуозной игрой. Для гармониста ведь главное – выходка! Умение показать, подать себя, залихватски спеть и сплясать, пройти этак лихо, развернув гармонь, – показать русской души широту и открытость:
Не прошё-ол бы то я
да по этой дере-ве-енке...
Пели, выговаривали голоса с подголосками, и ноги сами шли в пляс, и вдруг выплескивалось из души что-нибудь этакое:
– Поиграйте!
Поиграйте!
Вы умеете играть!
Уме - ете расстра - ивать
и успока - ивать!
– Я бы взял свою гармошку,
я б согнул её в дугу –
Расстраивать умею,
успокоить не могу!..
«А дефки нарежались и собирались вечереньки играть у кого-нибудь на фатере,– продолжала свой рассказ бабушка, – пряли да песни пели, а в тёмно времечко лучену жгли.
Приглянулся мне там парень один, и я ему глянулась. А я такая ветляная была, характером весёлая, любила песни попеть. Да только не судьба была нам... Как в песне:
...В хороводе я была
девушкой красивой.
Не пошлёт ли мне Господь
да доли счастливой?
Сколь красива, сколь бела,
плохо лишь одета,
Никто замуж не берёт
девушку за это...
Канарейка алая
жалобно пропела.
Не моё ли счастьице
с нею улетело...
Ить раньше што – волЯ не своя, тата скажот – и подёшь под венец, и кольцо наложишь...
А свадьбы-то раньше были с девичником, с причетами. "Отказал мне отец - батюшко от хлеба от соли, отказал, всхожее солнышко, от дела - работоньки. Прошло-прокатилось девье житьё-красованьице, – запричитаешь-заплачешь. – Кормилица - жалостница, родимая матушка! Не в доросте траву шелковую с корнем подкосили, не в доцвете цветы лазуревы со травы сорвали... Я ведь сама-то – что ветка-веточка, молода отростелиночка... Рада бы красоваться, да красота не красует, сердце не веселит"...
Ведь жениха - то невеста, порой, впервые только на свадьбе видела... Даже если и по любови выходила, всё равно должна была плакать и причитать. Часто для этого плачею нанимали. Причеты свадебные, наши кургоменские, – порато красивые, их все мы тогда знали. Да разве забудешь то, что связано с твоей молодостью? Вот и пала на талу землю пороша – белый снег, а на мою буйну головушку фата шёлковая -- выдана я замуж за немилого. А года через полтора после того бывший дроля вдруг о себе и напомнит. Зашёл – как с неба пал: "Мне бы только водицы глонуть!" А у меня ноги подломились, сердце-то так и перепалось! Да что поделаёшь, коли уж дитё на руках. Язык не поворотился что-то сказать... Так и ушёл ни с чем, только воды попил – и ушёл... Не одинова потом его вспоминала, да от судьбы не убежишь... НовОй раз только всплакну украдкой... Да сидеть без дела не поважена, ткать, пресь надо, и в росаднике копать - полоть, и зыбочку качать. Если дома хожу – обрежаюсь, то и верёвка от зыбки на ноге...
А венчали нас с твоим дедушкой Степаном в часовне, что в Кулиге стояла, возле Ундыша. Часовни той типерь нету, розобрали ие да увезли на Погост, клуб из ние состроили. Потом его на дрова опять розобрали.
А хозяин мой, твой дедушко Степан, рано ушёл из жизни. Ковды собрали нас в коммуну, одне роботали на совесть, а другие отлынивали, ну а получали все поровну. Жили в коммуне неплохо, много всего ростили. Жили все в одном дому, в разных комнатах только. А свой дом у него на Горе пустой стоял. Дедушко твой, видно, не мог этого вынести и наложил на себя руки, не подумал, что троих детей оставляёт. Судьба прилучаёт, судьба, видать, и розлучаёт"...
Этот рассказ я слышала от бабушки не один раз. Конечно, слова причета почти не сохранились в памяти. Но мне повезло: читая дневники, оставшиеся от Г.Я.Чуракова, я нашла там записанные со слов его матери Кургоминские свадебные причеты. И многое вспомнилось...
Отрывок из очерка "Бабушкины обереги"
Здесь стихи - посвящение:http://www.stihi.ru/2011/02/07/4993