В обескровленной осени, серой и очень долгой,
жизнь идёт по задворкам, на обе ноги хромая,
тело хилое скрыв под истрепанной римской тогой,
наблюдая за лицами, ветром, дождём, домами.
В обескровленной осени, ноги стерев до крови,
жизнь сидит на скамейке, бездумно сминая пачку
сигарет в кулаке, шепчет тихо под нос: "Доколе?",
усмехается, бьётся, беснуется, воет, плачет.
В обескровленной осени с привкусом острой боли,
жизнь лежит без движения, выглядит очень странно,
и истлевшие листья, упавшие с неба, то ли
одеяло лоскутное ей, то ли пёстрый саван.