До “Матрицы” еще писал Замятин
О странном мире, мертвом изнутри,
Там парень жил, способный математик,
Ни солнышка не видел, ни зари,
Ни красок лепесткового заката,
Ничто там не манило, не цвело,
Лишь черные и белые квадраты,
Лишь серый алюминий и стекло.
Он не ругал отчизну дорогую,
Был мягким, добрым, ладил без труда,
А девушку любил совсем другую:
И взгляд – укус, и слово – как удар.
Была та I, как зимний ветер, колкой,
Как летний ветер, жгучею была,
Строптивой, но живой. Живой, и только,
Средь мертвого живым цветком цвела
Красивым, переливчатым, горящим,
Как зарево сквозь серебристый дым,
Единственным до боли настоящим,
Единственным до сладости родным.
И плоскость интегралом изогнулась:
Она и он, их не было разней!
Нет, просто дева та давно проснулась,
А парень смог проснуться только с ней.
Стеклянную прозрачную ограду
Они сломали, и ушли тогда
Навстречу солнцу, ветру, листопаду,
Где небо, звезд алмазных череда.
Он в первый раз увидел клен, березку,
И листья нот, и травы синих слов,
И понял он тогда, что мир – не плоскость,
Квадратов нет, и нет прямых углов.
Но интеграл крючковым зубом выел
Фантазию, и был проигран бой.
Про повесть “Мы” ты слышишь не впервые?
Да только “Мы” другие, мы с тобой.
Тебя увидев, понял я навеки,
Что мир живой, и травы, и цветы,
И синий лес, и голубые реки,
Они – как ты, и целый мир – как ты.
И жар, и лед, и нежный шелк, и плети,
Весы, две чаши. Но равны ли? Нет!
Ты колкая и жгучая, как ветер,
Но добрая, как мягкий лунный свет.
Я алгеброю не обезображен,
Плюс… минус… да гори оно в огне!
Ведь я поэт, и это лучше даже,
Фантазию не вырежете мне!
Другие мы, и оттого иначе
Всё кончится, всё будет хорошо,
А что сейчас не очень гладко, значит,
Не кончилось еще, и не решен
Вопрос какой-то. Но в последнем кадре
Мы вместе, и закат, и гребни скал,
И ветер вдаль несет осколки матриц,
И падает стеклянный интеграл!