Шекспироведы, АУ!
Когда я был мало знающим, но самонадеянным и самоуверенным мальчишкой, меня удивляло преклонение перед Шекспиром. Тогда я не отличал художетвенного перевода от технического, думал, что всё переводится слово в слово. Я боготворил переводчиков, не зная, что иной от творчества автора оставляет только фамилию. Читая сонеты в переводе Маршака, удивлялся тому, что всемирный гений мог написать такую чепуху:
Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!
Как предать земле грядущий урожай? Его нужно сначала вырастить, для этого посадить - предать земле семена. Как логически связаны урожай, красота, лоза? Или в четвёртом сонете:
С тобою образ будущих времен,
Невоплощенный, будет погребен.
Если образ невоплощённый, как он может быть погребён? Уж тогда невоплотившись. В 63:
Оружье это - черная строка.
В ней все цвета переживут века.
Если строка чёрная, тогда какие все цвета переживут века? На самом деле у Шекспира:
Защитой станет чёрная строка
В ней образ друга будет юн века.
Не меньшее удивление вызывали у меня некоторые места из Гамлета в переводе Пастернака, к примеру:
Если ты мужчина,
Дай кубок мне; оставь; дай, я хочу.
О, друг, какое раненое имя,
Скрой тайна всё, осталось бы по мне!
Сплошная абракадабра. Восторги такой поэзией я приписывал верхоглядам западникам, признающим только чужое. Поэтому у меня до сих пор к ним презрение. Теперь - то, я понимаю, что дело не в Шекспире, а в переводчиках. Поняв это, занялся переводами. Начал читать статьи о переводах. Сначала был смущён тем, что такой зоркий и умный критик, как Чуковский, хваля Маршака, ни разу не заикнулся о его явных промахах при переводе сонетов Шекспира. Потом стало ясно, что дружба ослепляет. Перевод Маршака мне перестал нравиться. Слишком блеклый, все чувства автора в нём выхолощены, обесцвечены. Видимо мешал характер переводчика. Плохо у него и с интонациями. Восклицает, и ставит вопросы там, где у автора их нет. Этим читатель выводится в заблуждение. Интонации нужно соблюдать.
В прошлом неплохие переводы сделали: В. Лихачёв, В Мазуркевич, С. Ильин, Н. Гербель, Пл. Краснов, Валерий Брюсов, Н Брянский. Они вложили много сил, ума, таланта в свои переводы, сумели приблизительно передать мысли, но душу Шекспира не познали, поэтому не смогли передать его страстность, чувствительность, гуманность, жажду справедливости.
У меня прозрение наступило только после третьей переработки переводов всех сонетов. Десятки вариантов при первом и втором переводе не в счёт. Переделал уже откорректированный и свёрстанный текст. Это задержало выход книги, но я не жалею, результат стоил того. Сонеты обрели душу. Переводы предшественников написаны языком прошлого века. Но главное то, что замки часто далеки от оригинала, а в них квинтэссенция сонетов. Переводы Маршака ближе к русскому классическому стиху, но Шекспир у него слишком пресный, рассудочный, бесконфликтный, как монах в келье. Замки в большинстве маловразумительная, порой бессмысленная отсебятина. Читаешь и не веришь, что такой бесконфликтный, осторожный поэт написал Гамлета, Ромео и Джульетту, Короля Лира. Чувствуется желание угодить, понравиться всем. У меня Шекспир другой, буйнокровный, неутомимо чувствующий, ревнующий, страдающий, ярко и оригинально мыслящий. Его сердце - вулкан страстей. Мозг неутомим в бессонной работе. Он не даёт поэту успокоиться, на мгновение почувствовать себя счастливым. От сонета к сонету страсти накаляются. В первом Шекспир убеждает друга завести детей. Спокойный рассудительный тон заканчивается неожиданным взрывом:
Мир пожалей, не то - сожри с могилой,
Обжорой став, свой облик миру милый.
Как не похоже это на Маршаковское:
Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!
Переводчик эту кашу из слов закончил восклицательным знаком. У Шекспира экспрессию создаёт образ обжоры. Думаю, переводчик, обязан исполнять волю автора.
Принято считать, что сонеты делятся на два цикла: 1 -126 посвящены другу, 127 -154 любимой. На мой взгляд, они неразрывно связаны. Разделяющий циклы 126 сонет, даже не сонет, но то же о красоте друга. Даже 126, по сути даже не сонет, продолжает мысли о времени и красоте. Он подводит итог воспеванию красоты друга:
Когда придётся подводить итог,
Отдаст тебя в уплату, как залог.
В127 сонете Шекспир переходит к описанию нестандартной красоты подруги. Характерен 129 сонет объясняющий разницу между любовью и похотью. Он единственный выделяется из всех темой разговора. Возможно обособленность только кажущаяся. Поэт предупреждает друга об опасности, видимо, предчувствуя измену подруги. Предчувствия сбылись. В 133 -134 сонетах кульминация страданий поэта, его сердце разрывается от боли, когда вероломная любимая изменила ему с другом. Врагу такого не пожелаешь.
В первых семнадцати сонетах Шекспир старается убедить своего друга стать отцом. Изобретательность поразительна. Начиная с девятнадцатого он, прославляет красоту, которою его поэзия сделает вечно молодой. Каждый новый сонет, как эстафету, подхватывает мысль предыдущего и развивает её. Поражает чистота и молодость чувств немолодого человека, уже написавшего: Когда тебя осадят сорок зим…И вдруг, в 92 сонете читаем (подстрочник):
О какое право на счастье я нахожу --
счастье иметь твою любовь, счастье умереть!
Именно так смотрели на любовь юные Ромео и Джульетта. В переводе Маршака невразумительно сказано:
О, как печальный жребий мой блажен:
Я был твоим, и ты меня убьешь.
Разве эта несуразица не отсебятина? В оригинале у героя для счастья нет третьей возможности: без любви – только смерть. У меня:
Я счастлив тем, что счастье умереть,
Когда разлюбишь, получаю право
Это говорит не мальчик, а проживший жизнь мужчина. Перед нами не равнодушный, уставший от жизни и переживаний человек. Поразительно юны, свежи и чисты его чувства. Пылкое, страстное сердце рыцаря – поэта не даёт ему покоя. Едва обдумает мысль, сделает вывод, как оно новым вскриком заставляет в этом выводе усомниться. Поэтому первая строка замка с вопросом:
Как можно это право запятнать?
Ты мог грешить, а я о том не знать.
В 93 неутомимый искатель истины снова терзается сомнениями:
Живу, надеждой: ты не изменил,
Как рогоносец, позабыв о чести.
Твоя любовь теряет прежний пыл -
Со мною плоть, а сердце в другом месте.
В 95 говорит о себе:
Я верным сердцем на клинок похож,
Не мучай зря - затупишь острый нож.
Неуспокоенность – суть и движущая сила цикла. В 110 сонете поэт страстно кается в грехах:
Увы, всё правда: по стране метался,
В шута рядился и смешил людей,
Коверкал мысль, за пенни продавался,
Грешил, забыв любимых и друзей.
Не может остановиться и в 111, заканчивая его словами:
Меня, жалея, дорогой мой друг,
Ты жалостью излечишь мой недуг.
В первой строке 112го утверждает :
Твоя любовь сотрёт со лба печать …
В замке заявляет с юношеским максимализмом:
Всем пренебрёг, теперь лишь ты – кумир,
Пустым и мёртвым кажется мне мир.
В 113 поэт повторяет клятву:
Душа моя верна и неподкупна.
Себя, тобой наполнив до краёв,
Мне на глаза накинула покров.
Новый взрыв раскаяния в 117 ом:
Черни меня, купай в потоках грязи.
Я за добро не заплатил добром,
Забыл любовь и разорвал те связи,
Которые крепили день за днём.
В 119 вдруг оправдывает страдания, утверждая в замке:
И мне мои страданья были кстати –
Вернул я втрое больше, чем утратил.
В 120 объясняет почему:
Они сегодня стали горькой платой
За грех, который совершил когда - то.
И наконец кульминация страданий: любимая и друг изменяют поэту. Какой вулкан страстей, мыслей, отчаяния в 133 сонете:
Будь проклята, жестокая душа,
Мучения двоих твоя заслуга!
Зачем, когда живу едва дыша,
Ты, множа раны, совратила друга?
116 сонет – гимн любви.
Я не создам союзу душ преград,
Любовь не может трудностей бояться,
С пути сбиваться, отходить назад,
Под гнётом обстоятельств изменяться.
Она, как веха, раз и навсегда
Над бурями стоит неколебимо,
В просторах океана, как звезда,
Ведёт ладью к земле неутомимо.
Любовь не шут у времени в руках,
Когда секирой маятник сверкает,
Она не даст себя повергнуть в прах,
До самой смерти сути не меняет.
А, если, вас сонет не убедил,
То я и не писал, и не любил.
Но он и писал, и дружил, и любил. Кто же из двоих дороже для поэта? Читаем в 134 сонете:
В оковах друг! Готов принять решенье
И самого себя лишить всех прав.
Взамен, верни его мне в утешенье,
На мне, а не на нём срывай свой нрав.
В 139 в отчаянии восклицает:
Не пробуй примирить меня со злом –
Твоя жестокость сердце мне пронзила.
Не взглядом жаль, а острым языком,
Оставь уловки, применяя силу.
Измену видеть – нет страшнее доли.
Убей быстрей, избавь меня от боли.
Но уже в следующем 140 идёт на попятную:
Будь так мудра, как ты сейчас жестока,
Твоё презренье вижу за версту,
Чтоб боль не закричала раньше срока,
Не прерывай терпенья немоту.
Не отводи от глаз прямого взгляда -
И этой ласке сердце будет радо.
Что делать, и у великих бываю минутные слабости! Лучше, чем Шекспир в 147 о болезни любви я не скажу:
Моя любовь во мне, как лихорадка
Неутолимой страстью мучит плоть,
Съедает мою нежность без остатка,
Но аппетит не может побороть.
В 152 сонете поэт и кается, и обвиняет:
В любви отступник, в том сомненья нет,
Но дважды ты: со мною изменила,
Нарушив тем супружеский обет,
Остыв ко мне, ты друга совратила.
Завершая цикл, Шекспир с горечью подводит итог в 154 сонете:
Огонь любви согрел мгновенно воду -
Вода любовь не охлаждала сроду.
Я привожу сонеты в моём переводе не для рекламы, просто точнее не нашёл ни у кого другого. Например у Маршака замок 139 :
О, не щади! Пускай прямой твой взгляд
Убьёт меня, - я смерти буду рад.
Согласитесь, что я прав - это не трагедия, а мелодрама, фарс. Ни прямой, ни косой взгляд не убивают.
94 сонет вызывает споры комментаторов не только при прочтении отдельных фраз и слов, но и общим смыслом. Потратив много дней и ночей на раздумья, я, кажется, докопался до истины. Шекспир хочет сказать, что не внешность, а дела важны для человека. Они его суть, о человеке судят по делам, о дереве по плодам. С этим смыслом он органично вплетается в остальные сонеты, развивая идею замка 93 го. 95 й подхватывает и развивает мысль о делах, составляющих суть человека. Это подтверждает правильность моей трактовки 94 го сонета. Шекспир неумолимо логичен.
Даже 126, по сути даже не сонет, продолжает мысли о времени и красоте. Он подводит итог воспеванию красоты друга:
Когда придётся подводить итог,
Отдаст тебя в уплату, как залог.
В 127 м описывает красоту любимой:
Когда то не любили черноты и далее идёт речь о смуглой леди сонетов. Отныне друг будет третьим в любовном треугольнике.
У кого ещё можно увидеть такой фейерверк сверкающих разными цветами мыслей, переживаний, отчаянья, страстей? Только у автора Гамлета. Надеюсь, что я не испортил Шекспира. Иногда мне даже кажется, что улучшил. В тех местах, где шекспироведы спорят, о том, что он хотел сказать, выбрал самый логичный вариант. Думаю, что имел на это право, ведь долгое время я жил его мыслями и чувствами, вошёл в образ, стал думать, как он. Прочитав сонеты, вы с удивлением увидите, что наши чувства и страсти мало изменились. Изменились атрибуты жизни, уходят понятия чести, достоинства, мир стал лжив, корыстолюбив, бессердечен, но чувства и страсти владеющие нами остались прежними. Всё так же мы хотим одни счастья, любви и дружбы, другие богатства, возможности всё купить.