Кто-то слепил бабу толстую, снежную.
Так и стояла горою небрежною,
С дыркой, без ручек кастрюля короною,
Нос овощной запримечен вороною.
Стала мишенью нелепой, холодная,
К войнам ребячьим уже непригодная.
К ночи морозец всех выгонит с улицы.
Под фонарём баба тихо сутулится.
Выйдем с собакой. Сердито потупившись,
Гавкнет негромко, сурово насупившись,
И - по сугробам прямою наводкою,
Снег рассекая подводною лодкою.
Я - к покалеченной бабе языческой,
Монументальной и неэротической.
Тайно подкравшись, лишу со сноровкою
Бабу метлы и кастрюли с морковкою.
Я извлекаю из бабы Снегурочку.
Где же ты спряталась, глупая дурочка?
Так... а сейчас поудобней устроимся...
Ну ты и ведьма! Давай-ка умоемся!
Как парикмахер, колдую с причёскою,
Варежки мокрые служат расчёскою.
Ведьме устроила я эвтаназию.
Тает под тёплой рукой безобразие.
Шея лебяжья, фигурка точёная...
Сколько она проживёт, обречённая?
Как надоела личина постылая!
Ты ж моя белая, ты ж моя милая...
Лоб вытираю ей, глажу по плечику...
Скачет собака в сугробах кузнечиком,
Под фонарями снежинки вальсируют,
Да и Снегурка моя прогрессирует!
Ну и красавица, чудо чудесное!
Что с ней решит население местное?
Утром к окошку - стоит! Улыбается...
Может, дожить до весны попытается?