Сергей Декопольцев.
Рассказ.
Дом на Лесной.
Подернутые тонким ледком лужи отражают яркое небо апрельских сумерек.
- Это ты хорошо придумал – сапоги надеть, - Степаныч ковыляет впереди, голос его из-за спины доносится глуховато. – Воды у нас сейгод много...
«Много! У нас! А в новых районах разве не так? Строят-то по типовым проектам для всей России одинаковым, климат не учитывая. Весна у нас взрывная, короткая – с середины апреля до середины мая, поэтому таяние снега всегда происходит бурно; очень много воды всегда – прямо половодье. Надо строить канализацию помощнее – воду лишнюю отводить, но городские власти сия проблема не волнует.»
Этот район жители называют «старым Молотовском» . Деревянные, двухэтажные дома возводились в 40 – 50х. Сейчас их начинают потихоньку сносить – ибо, ремонту, как говорится, не подлежат. Вот в одном из таких домов и проживает Степаныч.
- Вот и пришли.
Дом нависает над нами как темная стена – ни одного освещенного окошка. Это и неудивительно – все жильцы давно съехали, только этот упрямый пень никак к сыну переехать не желает. «Невестка моя – стерьва.» - вот и весь ответ, ну что ты с ним поделаешь?
Сумерки тихо умирают – становится темно, холодно.Где же тут подъезд? И словно по заказу у дороги загорелась звезда люминисцентного фонаря.
- Ни фига себе! – удивляюсь я.
Огромная лужа, целое озеро окружает дом со всех сторон. В неярком отблеске искусственного освещения он напоминает старинный парусник в открытом море!
- А я что говорил? – в голосе Степаныча сквозит нечто похожее на гордость. Воды сейгод столько, сколько никогда раньше не было! Ты давай, Андрющ, двигай по мосткам, да не оступись ненароком – а то утопнешь запросто!
Он смеется, шлепает старыми броднями по доскам, переброшенным в темную ямину входа и ныряет в подъезд.
Смех – смехом, а все же шагать по этой шаткой опоре неприятно. Две узкие доски под ногами придают мне сходство с канатоходцем. А вокруг, вплоть до потемневших, давно не крашенных стен – черная спокойная вода...Странное впечатление – доска прогибается под ногой, и внезапно приходит ощущение бездонной глубины там внизу. Умом-то понимаешь, что она здесь всего десять-пятнадцать сантиметров, но все равно чувствуешь себя нехорошо.
- Эгей, молодой! – уже сердито окликает меня Степаныч из темноты. – Иди давай, чего застрял?!
Я шагаю через порог в непроглядную темень, опускаю ногу и облегченно вздыхаю – здесь сухо, по крайней мере вода под ногою не плещется. Правда, доски пола и почтенного возраста ступени как-то подозрительно пружинят, но как хорошо иметь твердую – гм! – относительно твердую опору под ногами!
Степаныч на площадке первого этажа возиться с замком, чиркает спичками и чертыхается. Слышится протестующий железный скрежет.
- Что, ключ не можешь подобрать?
- Да нет, тудыть ее промеж ушей, дверь опять перекосило, стены-то ползут проклятые!
Наконец, замок сдается, и мы входим в квартиру. Длинный коридор пахнет нежилой сыростью. Единственное, более-менее обжитое место здесь – это кухня. Тут Степаныч поставил раскладушку: здесь он ест, пьет и спит. «Економия места – економия времени.»
Впрочем, не надо особо верить его косноязычию – прикидывается. Человек в свое вр--- емя закончил техникум с отличием, заочно учился во ВТУЗе, работал токарем пятого разряда _тот еще кадр! А слова корявые – так это у него маска такая.
Он щелкает выключателем – загорается свет.
- Эва? – удивляется Степаныч, показывая пальцем на лампочку. – Горит еще!
- А что? – ехидно спрашиваю я.- Отключить обещали?
- Могут,- спокойно соглашается он. – Дом давно уже с баланса снят, за квартиру не плачу, того и гляди – и электричество и воду отключат.
- Воды у тебя и так много.
- И это верно.
Я выкладываю из пакета на клеенчатую поверхность кухонного стола буханку черного хлеба, тушенку, кильку в томате и два пузыря «Соловецкой» в исполнении Архангельского ликеро-водочного комбината. Степаныч резво уснащает стол тарелками, ложками и вилками.
- Редко заходить стал, - упрекнул он меня, ловко вскрывая консервные банки.
- Платить редко стали, - возразил я, усаживаясь на колченогий табурет и оглядываясь.
- Мог бы и так зайти. Я тут пензию получил, на поллитру бы нашли, хоть порадовал бы старика, один ведь вечно как сыч сижу...
Но я уже не слушал его, уставившись на участок стены над неработающей газовой плитой. ( Газ не поступал уже полгода, Степаныч же готовил себе на маленькой электроплитке.)Там змеилась трещина – неширокая, но заметная – черный зигзаг на темно-зеленом фоне.
- Прошлый раз, когда заходил, ее еще не было, - я показал рукой на трещину.
Степаныч тем временем уже приготовил закуску и разливал водку по стаканам.
- Э – э, милай, - сказал он протяжно, с ушмешкой. – Мало ли чего раньше не было! Ты на пол, да на дверь посмотри!
Да, действительно: зрелище не для слабонервных – пол кухни имел явственный наклон к входной двери. Сама же она, обтесанная сверху уже не являлась правильным прямоугольником, я даже затруднился назвать эту новую геометрическую фигуру – трапеция, что ли?
- Дом же рухнет скоро! – заявил я, выпив, и даже не почувствовав вкуса водки. – Тебе отсюда сматываться надо, черт ты старый!
- Ничего! – посмеивался он, закусывая. – Пока я жив, ничего с этим домом не сделается. Я в некотором смысле фаталист. Читал у Лермонтова?
- Дурак ты, а не фаталист.- наливал он всегда изрядно, и поэтому хмель уже ударил мне в голову.
Он встал, подошел к кухонной двери и поворочал ее, закрывая и открывая.
- Ободверены-то перекосились, - объяснил Степаныч. – Пришлось сверху подпилить градусов на десять под угол, с запасом. Однако, смотри-ка, и запасу-то почти не осталось...
- Угол наклона увеличивается, - заметил я ядовито. – Количество скоро перейдет в качество – развалится твоя конура ко всем чертям.
- Не боись, - невозмутимо ответил он, возвращаясь на место. – пока жив буду – не развалится. По второй, что ли?
- Наливай! – согласился я.
«Соловецкая» забулькала, разливаясь по стаканам.
Вообще-то раньше на работе, да и сейчас Василий Степанович Мокрицын пользовался у нас большим уважением. Он был, что называется, «токарь – золотые руки», мужик большого ума, острый на язык, знавший меру в употреблении горячительных напитков и не лебезивший перед начальством. Но, как и всякая яркая личность он имел свои странности. Одна из них заключалась в ослином упрямстве при отстаивании своей правоты, даже когда всем вокруг и ему самому было ясно, что он не прав. Сначала такая его черта нас раздражала, потом злила, но со временем мы привыкли и только посмеивались.
Вот и теперь – как убедить этого старого упрямца, что жить в таком доме – предел глупости? Ладно , если идти бы ему было некуда, но ведь у сына же есть трехкомнатная квартира?
Подцепляя на ложку кусок тушенки, я сказал:
- Ты бы , вместо того, чтобы двери подпиливать, да полы намывать, раздобыл бы у знакомого строителя цемента, да щели позамазывал, ведь зимой-то здесь холодильник, наверное?
- Полы намывать? – переспросил он, уставившись на меня своими красноватыми, как у морского окуня глазами. – А с чего это ты решил, что я полы мыл?
- Да ведь половицы еще влажные! – я притопнул ногой.
- А –а – а , это...Дак , это я его не мыл, наоборот дело было...
- Как это – наоборот? – изумился я, про себя отмечая, что пить совсем разучился : когда ногой коснулся половицы, показалось, что она подалась вниз.
- Да я домой пришел : смотрю – а на кухне весь пол водою покрыт, пришлось взять ведро с тряпкой и произвести осушительные работы.
- Кто же тебя мог затопить; соседей-то нет, или наверху трубу прорвало?
- Посмотри сам – потолок чистый, потеков нет – значит, вода снизу пришла.
- Как «снизу»? – засмеялся я. - Так ведь, глядишь – пол проломиться, в подвал угодим; учти – я плавать не умею!
- Нет здесь подвала, - успокоил меня Степаныч. – Нельзя здесь подвалы делать, потому как на болоте строили, затопило бы. До пятьдесят пятого здесь только по настеленным мосткам и ходили, ступишь в сторону – провалишься. Ну а потом песочку подсыпали, вроде посуше стало...
Он налил опять. Пьяное благодушие уже овладело мной, пропала охота спорить.
- Надо бы тебе, Степаныч, этим летом на природу выбраться – в деревню, или, там, на дачу. Смотри, как сдал – еле ноги таскаешь! И пить поменьше…
- Воистину так. – выдохнул он, поставив пустой стакан.
- Помнишь, как ты в настольный теннис резался, когда я еще только на работу устроился? Неплохо играл, хотя и пузо немалое было. А теперь – худой, как моя смерть, ракетку не удержишь…
- Видел бы ты меня раньше!..
То, что было дальше, я помню смутно. Покончив с первой бутылкой, мы принялись за вторую. Вроде бы вспоминали общих знакомых, смеялись над чем-то. Потом я отключился.
Очнулся я от неприятного ощущения в затекшей руке, которую, положив на стол, использовал в качестве подушки. Перед моим носом постыло маячил налитый стакан. Степаныч сидел на своем месте, раскачиваясь из стороны в сторону и тяжело дыша. Он, по-моему, и не вырубался совсем.
- Ты вот говоришь: «Дом на ладан дышит,» - сказал он, словно, я и не засыпал за столом. – Ты прав…- видно было, что говорить ему трудно. – Я тебе еще не все показал – смотри! – и прежде, чем я успел сообразить что-либо, он развернулся, и, сжав правую руку в кулак, с размаху ударил в стену, прямо над своей головой.
На месте удара сразу же появилось множество маленьких трещин, но в тот момент я не обратил на это внимание, потому что лицо Степаныча страшно изменилось. Глаза налились кровью, кожа стала лиловой, рот приоткрылся, и из его уголка скользнула темная капелька ( Кровь?! ).
- Степаныч, что с тобой?
Пальцы, сплетенные в кулак, разжались, а потом судорожно выпрямились. Я схватил старика за плечо – оно было как камень – тело свела судорога. Он захрипел, валясь с табуретки – я не успел его задержать.
«Если ударился затылком слишком сильно, - мелькнула трусливая мысль. – Это конец.»
Я вскочил с табуретки и шагнул к нему – пол покачнулся под моими ногами.
«Перепил,» - ругнулся я про себя.
Откуда-то сверху послышалось неясное шуршание. Я взглянул в ту сторону, и меня взяла оторопь: там, куда ударил Степаныч, куски штукатурки, отваливаясь падали вниз, обнажая прогнившую дранку и труху бревен. Новые трещины с резвостью тараканов разбегались в разные стороны – раздваивались, расстраивались. А несколько секунд спустя штукатурка посыпалась дождем, камнепадом.
Пол под ногами снова повело в сторону. Это встревожило меня. Я глянул вниз и ахнул – по всему полу поднялась вода! Ее было примерно до щиколоток – комната превратилась в озеро. Каждая трещина между половицами булькала пузырями, брызгала фонтанчиками!
- Степаныч, вставай! Надо выбираться отсюда!
Я схватил старика за руки, приподняв из воды – он был невероятно тяжелым.
Глаза у него были открыты, но зрачки – расширены, дыхания не чувствовалось, по подбородку размазалась струйка крови. Руки на ощупь холодные, пульс не прощупывался.
«Он умер!» - с ужасом подумал я.
Я отпустил его, и тело с плеском погрузилось в мутную воду, она уже поднялась над полом сантиметров на двадцать. Впечатление было такое, что весь дом тонет, как корабль, получивший пробоину. Бревна, из которых он был когда-то построен, превратившись в труху, пропитались водой. Потолок, стены, пол – расползались как манная каша.
Вспышка, яркая как электросварка ослепила меня – я закрыл глаза, а когда открыл их – обнаружил, что электричество погасло.
Но люминисцентные фонари, горевшие на улице заливали бывшую кухню неживым фантастическим светом. Вода, между тем, поднявшись до колен поползла выше. Мною овладел ужас. Я сделал рывок по направлению к выходу. Пол колыхнулся под моими ногами, как молодой лед на реке!
Я заорал что есть мочи. Это страшное ощущение ускользающей из-под ног опоры…За спиной раздался резкий треск – перекошенная оконная рама выдавила стекла. Половицы распахнулись под ногами, и я очутился по горло в воде.
«Господи, да откуда здесь такая глубина?! С моим ростом в метр восемьдесят дна не могу нащупать?»
Поверхность воды сомкнулась как занавес над моей головой. В жуткой темноте ( серебристые пузырьки воздуха, убегающие вверх, да страшный грохот падающих стен – вот и все, что я видел и слышал ) далеким светлым пятном пробивался свет уличных фонарей. Я тонул, захлебываясь…
Неподалеку появилось еще одно светлое пятно. Оно приблизилось – и я разглядел выпученные глаза и приоткрытый рот мертвого Степаныча. Напор воды покачивал тело, и, казалось, что он хочет что-то сказать.
В панике я взмахнул руками, словно взлетающая птица и всплыл на поверхность. Свет, который я увидел с глубины лился вовсе не из окна. Не было окна, да и стены самой не было – торчало несколько почерневших бревен. А потолок… потолок нависал прямо над моей головой!.. Это рушился вниз второй этаж : стены, потолки, крыша – тонны гнилого дерева!
Ужас отнял силы : снизу – черная пропасть неведомой глубины; сверху – надвигающаяся безжалостным прессом поверхность потолка! В отчаянии я попытался рвануться к спасительному свету фонарей, но потемневшая, в потеках поверхность вдруг прыгнула на меня, как тигр из засады…
…Страшный удар в голову…Боль…Тьма…
Сообщение городской газеты «РАБОЧИЙ СЕВЕРА» от 18 АПРЕЛЯ 199…года «На улице Лесной утонул дом!»
«…В 3ч. 15 мин. жители домов по улице Лесной были разбужены сильным грохотом. Глазам их предстало необычное зрелище. Деревянный, давно необитаемый дом № 13, предназначенный к сносу уже несколько месяцев назад, быстро разрушаясь, уходил под воду. Да, уважемые читатели, это не опечатка – именно под воду! Дело в том, что злополучное строение было постоянно окружено огромной лужой, что очень мешало пешеходам. Теперь на дне этого новообразовавшегося водоема и упокоились останки дома под несчастливым номером 13…
…Несмотря на заверения городских властей, что дом был давно покинут жильцами и жертв при его обрушении не было, к нам в редакцию поступил звонок от человека, который заявил, что это не так, и жертвы были. Он также сказал, что является единственным очевидцем происшествия , но тут внезапно его прервали , и другой голос заявил, извинившись, с нами говорил пациент травмотологического отделения, что бедняга немного не в себе, у него бред и т. д.
На нашу просьбу назвать себя, человек, прервавший разговор, представился санитаром, но ни имени ни фамилии своей не назвал и положил трубку. У нас просьба ко всем , кто может хоть что-нибудь сообщить…»
…Как заявил корреспонденту « ВЕЧЕРНИХ НОВОСТЕЙ « не назвавший себя представитель МУП ЖКК : « Совершенно очевидно, что подпочвенные воды подмыли основание ветхого строения и произошло обрушение стен и перекрытий. В этом факте нет ничего таинственного или потустороннего. Разрушение здания, находившегося в аварийном состоянии сэкономило нам немалые деньги, которые мы должны были потратить на его снос…А все слухи о каких-то жертвах и о якобы спасшихся очевидцах –
совершенная чепуха – заявляю вам со всей ответственностью…»