Когда попадаешь в театр, всегда ощущаешь чувство некоего благоговения, которое охватывает тебя, как только ты с трудом начинаешь тянуть на себя дубовую дверь. Потому что там внутри – сказка, маскарад, фейерверки эмоций и какие-то запретные игры с судьбами людей: как тех, кто на сцене (не зря есть различные поверья по поводу перенесения на себя судьбы героя), так и тех, кто наблюдает за таинством. И я всегда попадаю в эти сети.
- Алло, это Вова.
Фея, взмахнув палочкой, пускает театральную пыль в глаза зрителям, сидящим на бархатистых красных стульях.
Сначала завороженными глазами наблюдаю за переодетыми студентами, отмечаю про себя более талантливых, смешных, харизматичных, неуклюжих, громких и обольстительных. Потом, выделив кого-то одного, хватаю за хвост идею, рождающуюся в голове. Наивную. Идею о цветах. А потом валокордин, валерьянка или еще какие-то капли с резким запахом, разносящимся по всему залу. В животе волнение, в голове волнение, в конечностях – дрожь. И букет тюльпанов, гербер, а, может, одна большая алая роза.
Он – по центру. Такой породистый, величавый, изысканный француз в светло-серой визитке. С кавалером Де Грие общим у него было разве только имя, а вот князь Валковский у Федора Михайловича... – Достоевский знал его лично?! Помните вторую главу второй части? Увидев такое совпадение – практически мистическое (а в театре все граничит с волшебством) – не могла не выучить этот отрывок.
Момент, секунда: ступаешь ближе – цветы – спасибо – щека – и все. Конец страха, нелепых переживаний и рождение успокаивающей сладкой волны в груди.
Игра в теннис набором букв, слов, предложений... И точка: 17 и 32.
А это – Вова. Вы не найдете описание его голубых глаз у классиков, и вместо изысканных тоненьких усиков и томных взглядов у него – полосатый колпак и длинный нос. Он – другой, и в этот раз все будет иначе.