Я старею.
Я осень, я тень,
отголосок былого,
отраженье своей же весны на заросшем пруду,
по аллеям в своей красоте, золотой и суровой
я скольжу в свои сны - не лечу, но ещё не иду...
Я считаю цыплят по ночам, как другие - овечек,
я играю на нервах мальчишек, опять и опять
коготком их цепляя печально и зябкие плечи
раздаю им, как нищим монеты...
Тебе двадцать пять,
двадцать пять!
Дурачок -
от желания челюсти сводит,
ты звонишь, полчаса мне твердишь, что годишься в мужья,
ты же нос под щелчок подставляешь, с тобой о погоде
без волненья в груди говорю...
Ну, какая же я
почему-то жестокая к юности старая стерва!
Я смеюсь над тобой, не хочу чтобы ты подползал,
чтоб не сметь подпустить к не тобою натянутым нервам.
Ты ж свалился в любовь, выбрав омут в зелёных глазах.
Двадцать пять...
Обалдеть!
До чего ты причудлива, осень.
Я скольжу по тропинкам слетающих листьями чувств
отраженьем в воде, и никто в меня камень не бросит,
потому что святая.
...и грешница только чуть-чуть.