Манит Багдад звездою путеводной
Склады и лавки полнятся товаром
Пестрят халаты, бродят скороходы,
Купцы, мюриды, зинджи, каландары
Вон евнух ватой ягодиц мелькает
Игриво ухмыляется шашлычник
А на шампурах сало так и тает
Гостей любезных зазывалы кличут
Алоэ, воск, клинки дамасской стали
Жемчуг и лалы, скакуны из Хорасана
Шелка и самоцветы всех регалий
Из камерария парфян и Александра
Велик Багдад. Обильны караваны
Мечетям нет числа с резьбой фигурной
Фонтаны, делии, тенистые айваны
Раскинулись над рынком балагурным
На этом празднике скучал Халиф Багдадский
Словно отравлен был рассыпчатой халвою
Украдкой запирался на закате
В холодной башне с клеткой смотровою
Горел над арком светоч непокорный
О чём он грезил при ночном светиле
О чепухе, бранясь и всяком книжном вздоре:
«Когда бы вместо рук растились крылья?»
И вот визирь вошёл к нему с докладом
«Мы заняты!».
И кисло улыбнулся
Слуга скрывал минутную досаду
Но долг возобладал,
и тот вдвойне согнулся:
«Халиф святейший государственное дело…»
Вздохнул сеид :
«Так что ещё угодно?
Вы как стервятники бросаетесь на тело!»
Поведал юноша о муках первородных
Тут вкрался ветер. Зашумели кроны
Тысячелетние качалися платаны
Сквозь мглу и даль господь призвал Иону
Пророк сбежал, как словно в воду канул
Халиф умолк. Визирь степенно вышел
Курился нард. Струилися прохлады
А юноша мечтал, смотря на крыши
Всегда жить, обречен за колоннадой
Не стал он аистом, а свергнут, был толпою
В погожий день. Когда цвели гранаты
И рододендрон мёд дарил запойный
Шмелям и пчёлкам….
Запрещённый шариатом