Спи, дитя

Палад
Посв. Сарабеточке.
~.~
Туда, где яблоки и лето,
опершись тяжкою клюкой,
влачилась полем плоть поэта,
так, будто шёл он за строкой.

И в той строке взбухали муки
его избитых тяжких ног.
Беднягу взять хотел на руки
туман. И всё-таки не мог.

Измаясь порванной подтяжкой,
предавшей вес мешковых брюк,
светил ухмылкой путник тяжкой,
не покладавший тонких рук.

Его онучи развалились,
и пальцы тяжкие из дыр
на Юг смотрели. И на Запад.
Так познан был поэтом мир.

И в тот же вечер, у камина,
в его именьи на Тверской,
стенал он нянечке невинно
про тяжкий опыт и покой.

Что исстрадал он тяжко вдоволь,
к себе прешол, на Юг идя.
Домохозяйки, прачки, вдовы ль,
в висках крутили бигудя,

дивясь, как он, босой, по полю
превозмогал остывший пруд.
- Теперь, родная, соизволю
писать бумагой тяжкий труд.

И няня слушала, в затяжки
куря зелёный свой мундштук.
А он, сомкнувши веки тяжки,
уснул, всё вывалив из рук.

И та сипела, гладя внука,
и тяжко горбясь, и кряхтя:
- Жизнь, это тяжкая наука.
Спи, непомерное дитя!