отозвались мои горнисты -
на зарю.
а заря поднялась на выстрел -
поглядеть...
ночь монеткой вошла в монисто
к январю.
к февралю мир устал быть чистым -
много дел.
много дел, словно тем досужих -
поболтать
по тарифам, где всё в лимите,
и да, и нет,
ночь звенеть мне пыталась,
ну, так, как звенелось встарь,
да терялась
среди других тридцати монет.
от момента начала к моменту сейчас и здесь -
намотали котята клубков, наплели ветра
с пауками такое, что даже лысый мог поседеть.
посидел да подумал, как будто бы что украл...
отозвались мои горнисты - теперь в седло?
да куда же, дороги ромашку рвёт в лепестки...
повело меня в полое поле, где помело
помелело рекою, ложась в рукава реки...
от морозного отжига мыслей за воротник:
от сознания, что подсознание лжёт руке.
а горнист головою в горбатом седле поник.
сжалось утро, как горло поутру в воротнике.
сжаты пажити, меньше под горку бредёт крестьян,
чтобы встретиться да обменяться - мол, будь здоров...
словно язь, на удилище ходит кругами явь,
котелок ждёт огня, как подстреленный - докторов...
осторожная кошка сна не идёт на час,
уводящий детьми - к крысолову пустых дворов...
мой горнист упивается зельем, да рвёт с плеча
не трубу - заблудившийся утром чертополох...
отморили комариков, дело за червячком.
ложе помнит не тело, а складки на простыне...
пальцы поят печаль, и печаль моя - в горле ком:
ни о чём, ни о ком... о горниста пустой вине...