Пенсия у бабушки всего восемь рублей пятьдесят копеек, да у мамы зарплата небольшая, но, несмотря на отсутствие в доме мужчины, живём мы неплохо, и я не знаю, что такое голод и нужда.
Моё поколение не испытало всех тягот послевоенных лет. Мы накормлены, одинаково скромно обуты и одеты, и поводов для зависти нет. С удовольствием грызём мы сушёные грибы, а вкус бобов всегда потом будет напоминать о детстве.
В беззаботных ли играх, в посильном ли труде – никогда не оставляет меня ощущение счастья. А если дети и работают летом на сенокосе, то, прежде всего, чтобы на лошадях покататься, да и романтика совместного со взрослыми труда привлекает.
Как гордо проезжает мимо на коне мой сосед и ровесник Вовка Шишко, когда попросят его коров пасти! С какой радостью ходят девчонки на ферму – помогать матерям –дояркам носить молоко, ухаживать за лошадьми на конюшне! А ведь многим из них от трёх до семи лет. А они уже возят на сенокосе в Лозе кучи сена, сидя верхом на лошади.
И как здорово в перерывах купаться! А на берегу столько красной смородины – обирать надоест! И пусть редкостью, почти праздником, бывает получить яблоко, или попробовать натуральный мёд, зато вкус и запах их будет помниться всю жизнь.
Живём небедно ещё и потому, что в каждом доме держат скотину, и у нас тоже есть корова Милька, – мне как-то даже даже позволили подёргать её за соски. Она приходит вечером, но вначале издали слышится бряцание ботала – колокольца у неё на шее. Мама открывает заворы в угороде из кольев и жердей, и впускает коровушку во двор.
Дома на полках стоят глиняные кринки с молоком, бабушка снимает с него сливки, и мы с ней по очереди взбиваем масло мутовкой, сделанной из суковатой сосновой ветки, – в специальном горшочке – название не помню, то ли пахтальница, то ли носоватик, потому что с носиком для слива пахты (сыворотки).
А ещё у нас есть куры. Зимой они размещаются на кухне в огромном курятнике. Мы с бабушкой кормим курушек зерном, а они так нежно воркуют, так смешно выворачивают шеи. А петух громче всех кокочет, к зерну подружек подзывает. Весной куры начинают клохтать по-особому – роститься: ко-ко-ко-ко-ко, – так, что каждое «ко» на одну ноту выше предыдущего. Это означает, что курица готова выводить (парить) цыплят, и её пора посадить в гнездо, на яйца.
Однажды, придя домой, я обнаруживаю, что куры вышли из своего домика и свободно разгуливают по комнатам, по столу. Приходится наводить порядок, водворять негодниц на место.
А в амбаре, где на полках хранятся старинные вещи: медные большие самовары, братыни, "царские" денежные купюры, – живут кролики. Заходишь в амбар – никого нет. Только бросишь на пол охапку травы – и вдруг из нор в земляном полу столько их выбежит, больших и маленьких – пола не видно.
Мы косим для них траву косой-горбушей, а для кур ростим жито, которое осенью вместе с матерью жнём серпами, и в суслонах оставляем сохнуть на поле. Каждый год с нетерпением жду я осень, чтобы вновь испытать неповторимое чувство принадлежности к крестьянскому роду, полного родства с этой землёй, когда жнешь хлеб, вьёшь перевясла из соломы, ставишь снопы в суслоны...
Да и другие дела мне по сердцу – и стирать, и гладить, и траву косить летом и горбушей, и стойкой...
Взатае, в дальнем уголке сердца храню сейчас тоску по свежескошенной траве, по зорям, стекающим в реку...
Из очерка "Бабушкины обереги"
Здесь стихи: http://www.stihi.ru/2010/02/19/17