Он едва слышно заходит в её квартиру, и с губ почти что срывается:
«Я дома, милая».
Но он замирает и произносит неслышно, шёпотом,
а потом
снимает куртку, разувается, на носочках прокрадывается в гостиную,
а потом, ещё тише, дрожа, он идёт до их спальной комнаты.
Дверь открывается медленно, с характерным противным скрипом,
сколько ни обещал - всё равно ведь не смазал петли;
на столе недописанное письмо и таблетки, прописанные от гриппа.
А она по привычке спит на своей половине, заметьте, своей постели.
Он садится рядом, гладит её светлые волосы.
Когда они были вместе, волосы были рыжими.
Он говорит шёпотом: «Помнишь я обещал тебе сказочку,
когда мы были вольными и бесстыжими,
я обещал рассказать... Ту,
про мальчика?»
Она лишь сопит в ответ и переворачивается на бок,
он грустно ей улыбается, убирает руки,
берёт со стола листок исписанный чернилами.
Видно, его девочка выросла, ей не нужно дурацких сказок.
Он читает письмо и думает: «Разлюбила ли?»
А там чёрным по белому: «Не приходи ко мне больше, пожалуйста.
Я не чувствую присутствия, но я чувствую боль, когда ты уходишь.
Ты знаешь, не в моих правилах жаловаться, так что просто
уйди и забудь ключи твои
(исправлено на «мои») в комоде».
А таблетками на столе выложено:
«Я устала чувствовать, как ты дышишь».
Она сопит и отворачивается к стенке,
но
если б он знал, как дрожали её коленки,
когда она это всё выдавливала, но писала.
Историю, под названием:
«Сказка о том, как девочку искромсало».
Потому-то ей не нужна сказочка
о глупом, бесчувственном мальчике.