«Я буду долго гнать велосипед..»
Николаай Рубцов
Да, шансы всё ж, увы, не велики,
чтоб -раз и навсегда – Марину ль, Нину…
Я приезжал к тебе на старом велике,
рискуя цепью повредить штанину.
Цепь с шестернёй – коварное содружество,
и чтоб не повредить моднячих клёшей,-
прищепку на штанину…В том и мужество,
что приходилось состязаться с Лёшей.
У Лёхи всё ж имелся мотоцикл,
и он на нём носился Агасфером,
и начиная свой любовный цикл,
везде, стервец, оказывался первым.
В обнимку с ним, прильнув к его спине,-
Марина ли, Ирина или Нина…
А я на двухколёсном скакуне,
который не овёс жевал,- штанину.
Но всё же твой идальго в латах, с крыльями ,
заляпанными грязью придорожной,
наш шестерен союз -от Лёхи скрыли мы,
хоть это было, в сущности, несложно.
Ведь был и у тебя велосипед,
и жили мы на городской окраине.
Ты только-только поступила в пед,
всё остальное мы держали в тайне.
Крутить педали, чтоб потом в стогу
валясь, целоваться до истомы,
о том, понятно, Лёхе ни гу-гу…
Выходит только ты и я- и кроме…
Ты наизусть читала Пастернака…
А так же про тревогу в сердце мглистом,
но успевала между тем , однако,
и с Лёхой флиртовать -мотоциклистом.
Есенин, Пастернак и Мандельштам,
срывались с губ твоих, филологиня.
Cтихов поначитать - чего уж там…
И снова я цеплял к своей штанине
прищепку. Словно волкодав,
куснуть была готова шестерёнка
плод крайне вдохновенного труда
закройщика - и помогла сестрёнка.
Оно, понятно дело, те клешИ,
явились в подражанье ливерпульцам,
а ты ( чего и сколько не пиши),-
ко мне прильнула, словно струны к пальцам.
И хоть , само собою, я не Сид,
не Баррет с песенкой его про велик,-
крутя педали, уезжал я в сад
эдемский, круче всех Мезаамерик.
Pink Floyd- психоделичен, но стога,
которые стояли за поселком
в полях, простершихся на много-много га,
где мотоцикл Лёхин серым волком
ночами рыскал, фарою пронзив
вселенский сумрак, чтобы ню возникла,
в луче…Та светомузыка! На зов
её слетались , чтоб в стогу возню
затеять- Эльфы , Феи,Сильфы, Фавны…
То, кажется, второй был курс филфака,
тебе хотелось рассказать о главном-
и так вот просто, ставя перед фактом,
ввела ты в параллельные миры,
где вместо фары мотика - Луна,
и шестерни Вселенной до поры
щадят нас – хоть и смерть предрешена.
Но этот стог! Но руль велосипеда,
рогами Овна выгнутый, но ты…
Ты стала всё же выпускницей педа,
как бы женою сразу двух Толстых.
Да, зажевала жизнь меж шестерёнкой
и цепью. Цепь событий. Знать, судьба…
Клешей штук десять сшила мне сестрёнка,
моднячих, как армстронгова труба.
А что же Лёха? Да чего там Лёха!
Увидев ночью нас тогда в стогу,
конечно же , взъярился он малёха,
но тут очередная , вишь, дурёха…
А я так –вечно в сердце берегу…
Конечно, Лёха всё ж не Дэвид Гилмор,
чтоб мне, как Сиду, потакать в улётах,
с тех пор сказал: в гостях моей ноги, мол,
не будет у тебя… Кончалось лето.
Кончалась что-то, что-то начиналось,
век-волкодав кончался, шестернИ
входили в цепь зубцами…Что за малость!-
с тобой мы распрощались у стерни.
Как силы тяготенья велики!
Таинственны загадки параллелей.
С трудом мы расцепили наши велики,
сцепившиеся накрепко рулями.
И если то сравненье продолжать,
в стране, дававшей больше всех металла,
то двухколёсные должны бы нарожать
малюток - трехколёсных , ведь рожала
страна, в эскстазе, больше всех ракет,
боеголовок, и для шин резины,
хоть не ломились в эту пору, нет,
от колбасы копчёной магазины.
«Не провожай!» -сказала. Только молнию,
между лопаток пальцы ощутили, -
и сразу став иконою намоленной,
растаяла… Лишь звёзды, ощетинясь,
как шестерни, что смалывают время,
светили колко, как солома сжатая,
за шиворотом…Потный меду тем я,
пустился вслед, нацелясь в провожатые.
Прищепку потеряв, я рвал штанину,
я падал, догоняя, я рыдал…
Но не вернуть - ни Нину, ни Марину…
Лишь в поле стог. Да ледяная даль.
Да звездочка – слезой у горизонта,
в ночи, чернее пашни антрацитовой,
и есть, наверно, всё-таки резон в том,
что то светила фара мотоцикла.