Ой, трещат твои волынские, Царевна, леса.
и от этого треска бесится в Море треска,
как родящая баба, в муках, бросаясь на стену.
как бурмицкого жемчуга рвётся в сердцах леса.
как у рыбы-трески зрачки простираются далеко за глаза.
как под самые небеса закипает – пена!
И тогда затевает треска свой тресковый ход,
в стольный град Иершалаим припуская в лёт,
где на стенах горят огнём, расцветая, знаки;
где с Ерёмой Иероним да во всей красе,
да верхом на Полкане, верном и добром Псе,
супротив Собаки
в поход
едут который год –
по хребту Золотой Орды
с чистого четверга до самой до великой среды,
с черного понедельника на седьмой пяток,
лишь одним числом приотстав чуток.
И нехворого хворый несёт –
и выносит Дух!
и нехрОмого хромый ведёт,
а побитый – аж цельных двух
ни по чём не битых везёт! –
два шага назад, но один – поперёк! –
и на час в песок переводят срок...
И буравит треска облака,
словно сверхзвуковой самолёт,
и тогда уж всем ликом своим,
всем собором своим предстаёт –
это хода итог! –
предстаёт пред очами Рая,
да пред сам его злат Трисвят Престол –
Глубины Чертог,
пресловутый ход
дивных гадов морских
в зазеркальях чешуй отражая
исподволь, безо всяких усилий –
свой многотресковый народ
от негласного рыбьего рабства
навечно освобождая!
А потом улетает треска... и тресковая стая
возвращается в Море – для Промысла,
снова как рыба простая.
и обычно в пути застигает её икромёт.
2008 г.