Пускай кто-то кладет дома, а кто-то слагает стихи,-
одобрит их вечность сама, когда те дела неплохи.
Но пусть стократ умнее клерк поэта,
прок от него совсем другой векам,
ведь, если точно песня спета,-
не пережить ее, бумагам и деньгам.
Пусть живому избавиться, от земного, навряд,
ведь коль случай представится, души лишь воспарят,-
но толпы всё новых лиц, крылья душ распластав,
как стаи осенних птиц, в сети столетий попав,-
всё оседают сонмом страниц,
собственной песней став.
Для нее немыслимы, ни веселость, ни тоска,-
лирика истинная, лишь грустна всегда.
Но пусть она и подруга недуга,
и до неё другим дела нет,-
не одного, найдет себе друга,
душа в шелесте книги лет.
Средь иных земных трудов,-
без стихов, что без цветов, нет ни меда, ни плодов.
Да поэтов крупных понимаем мы далеко не сразу,
ибо нелегко нам на новую настроиться волну,-
постепенно лишь, прозревает медленный наш разум,
постигая неведомую ему, до того глубину.
С теплой ласковостью капель, впитываясь,
в плоть бесплотную мечты,-
плесень песен, постепенно вписывается,
в мировые истины и сны.
Не зря же, и миру тут хочется,-
открыться пророчеству творчества!
Грустные, лирики струны тугие,
будят сердца не убогие,-
словно весною деревья нагие,
токами крови и тревоги.
Прелестней шелеста листвы лишь то,-
что слышит в нем, живой души приветы.
В мир слова, погружаясь, как никто,-
душою больше дорожат поэты.
Лучась молчаньем мирозданья,
где-то между небом и землей,-
поэтов вечные созданья,
зажигаются земной звездой.
Как капли, слету пав, в терпкий трепет трав,
слова меняют нрав, вдруг в строку попав,-
ни мысли, ни рифмы, ни ритмы,
лишь их триединство (триптих),-
способно родить колоритный,
великий истинно, стих.
Настоящий стих это чудо света,
как луч во тьме, фонаря,-
часть второй природы это, а значит, часть бытия.
Позабыв веков заветы, что слагалися любя,-
нация, не ценящая поэтов,
обесценит саму себя!