Башня

Виктор Никифоров Сиринкс
       Весна. Начало мая. Снег уже почти весь сошёл. Теплынь. Лишь кое-где всё ещё виднеются опадающие шлаковые груды матёрого первородного снега. Его ледяные, дымчато-сиреневые кристаллы кто-то по ночам выгребает из остывшей под весенним солнцем морозильной топки зимы и по потаённым лесным тропам приносит сюда в отливающих антрацитом латанных звёздными латками мешках. Ссыпанные в груды на едва очнувшуюся от март-апрельских  холодов и оттепелей землю, они ещё долго будут короткими летними ночами вспыхивать и тлеть, постреливая и мерцая в густых зарослях папоротника морозными голубоватыми искрами.
      Мы - дворовая ватага мальчишек, проживающих в 3-х этажном, сталинском  доме №15, что стоит на улице Строителей (а ещё в нашем рабочем посёлке есть улицы Монтажников и Энергетиков, имени композитора Чайковского… и Энтузиастов…), не напрямую, а кругалями, чтобы «запутать противнику следы», лесными тропинками и дорожками идём по своим военно-полевым, мальчишечьим делам на прилегающую к посёлку лесную опушку. По пути мы решаем навестить строящуюся водонапорную башню, чтобы с высоты птичьего полёта полюбоваться окружающим нас миром. Чем ближе к  водонапорке, тем чаще на нашем пути начинают попадаться кучи застарелого строительного мусора. Это и битый кирпич, и ржавые груды железных штырей, и  мотки изуродованной, закрученной в немыслимые спирали Бруно, проржавевшей колючей проволоки. По ходу, между нами идёт бурное обсуждение особенностей установки, эффективности и оборонительном назначении этих самых спиралей Бруно. Наши дебаты проходят с профессиональным погружением в тему, с соответствующими ссылками на спец.литературу. Дом, в котором мы живём,  "ДОСовский", большинство из родителей моих приятелей люди военные, поэтому мы не без основания  считаем себя в военном деле "мужиками посвящёнными".
       Вот и башня. Её входная железная дверь призывно распахнута. По бетонной лестнице, наперегонки, поднимаемся на чердак и, потом уже, на верхотуру,  крышу самого высокого строительного сооружения  нашего посёлка. Конечно, трубы нашей ГРЭС гораздо выше… но, так ведь, это же трубы… и … кто ж, туда нас пустит... С тридцатиметровой высоты  водонапорной башни мы любуемся раскрывшимися весенними горизонтами.  Красота!..
       Конусообразная, внушительных размеров крыша башни, с недавних пор покрыта новенькими рулонными листами чёрного, в блёстках слюды и песка, рубероида, свежепромазанные швы которого так и сияют на солнце цепляющейся за подошвы наших кед и сандалей смолой.  Отсюда хорошо виден и сам смологон-фантомас - строительный котёл для варки смолы. Зачуханный, прокопчённый, с застывшими на его железных боках потёками аспидно-чёрной, блестящей смолы, фантомас  находится от башни на некотором отдалении. Как бы сочувствуя ему в его теперешней ненужности, рядом с ним стоит старая берёза. По случаю весны и яркого весеннего солнышка, на её ветви наброшена нежно зелёная, из только что проклюнувшихся листочков, покачивающаяся от лёгких дуновений майского ветерка, весёлая газовая косынка.
         ...я стою на самой вершине башни и, словно, парю вместе с ней в  высоком  синем небе над  этим, движимым солнечными лучами и щебетом птиц, призрачно-зелёным облаком весеннего леса. Мне начинает казаться, что и сама башня... живое, очень древнее крылатое существо из...  я ещё не придумал… откуда. Что она вот-вот взмахнёт крыльями и улетит в свои, запредельные моему мальчишечьему пониманию, Тар-та-ра-ры. Чёрные, широко развёрнутые края её крыши не оставляют в этом никаких сомнений. Они, как огромные перепончатые крылья чудовищной летучей мыши... О-го-го…  вон они... какие... Что, если... От этих мыслей, где-то там, внутри меня... сразу же становится пусто и холодно. Судя по реакции моих приятелей – Ну, мужики, кто смелый? Кто ближе всех до края крыши сможет спуститься? Ну, что, слабо?! - не у меня одного сейчас так пусто и холодно в животе.
         ...до кромки ската крыши по моим прикидкам ещё... далековато.  Её отделяет от меня широкая, как мне кажется, полоса разогретого весенним солнцем, чёрного, в песчаную крапинку рубероида. Может, уже хватит?.. С вытянутыми вперёд ногами я сижу на голом чёрном скате крыши. Мне как-то, тревожно-весело, потому, что... очень страшно... Потому, что... "не слабо"... и на своей пятой точке я продвинулся к самому её краю ближе всех.
         Но... что это?.. Что-то сейчас не так!.. Не так... Горячий, пахнущий свежим битумом рубероид, начинает под моими в летних сандалях школьными пятками мягко и бесшумно проминаться... Мгновение  - и... мои ноги, по самые колени, срываются вниз, в раскрывшуюся воронкой, зияющую светом,  бездну. Я  замираю. В голове становится пусто и гулко. Слышу,  как бьётся,  отчаянно стучит моё сердце - Тук!-Тук!-Тук!.. Слышу, как,  разом, смолкают голоса моих приятелей. Слышу, как откуда-то сверху, до меня доносится голос Шуры К, нашего испытанного предводителя мальчишечьей дворовой ватаги:  Не дёргайся. Сиди. Сейчас, что-нибудь придумаем.
          Хорошо говорить  «не дёргайся»...  Всей своей взмокшей школьной задницей ощущаю, как,  миллиметр за миллиметром, я потихоньку сползаю в эту, зияющую светом, бездонную, чёрную по краям  воронку. Словно кто-то за ноги осторожно стягивает меня туда. И, уже, совсем отрешённо, слышу за своей спиной настойчиво-спокойный голос: Руку.  Руку давай…
        "Давай"... а…  как?..  Мои  руки намертво припечатаны к горячей чёрной и липкой наклонной поверхности крыши. Отрываться от неё они  явно  не желают. Перевернись на живот - тем же голосом продолжает Шура - переворачивайся быстро, мы тебя за руки подхватим. Чувствуя, что продолжаю потихоньку сползать,  резко поворачиваюсь на живот и, ощущая, что я уже по пояс... там, - выбрасываю руки вперёд, навстречу летящим ко мне мальчишечьим рукам, успевая увидеть, что мои приятели, лесенкой, лежат на крыше башни, крепко держа друг друга за щиколотки.
       Когда мы спустились вниз, никто ничего не хотел говорить. Ноги нас отказывались слушать и мы с наслаждением попадали,  кто где,  на молоденькую зелёную травушку, приходя в себя,  внезапно, вдруг, ощутив, что мы теперь Одно, Единое  Живое Человеческое Существо. Лежали, смотрели в бездонное, синее-синее майское небо… и... молчали.
       Время от времени, сумеречный образ «летающей башни»  возвращается ко мне, принося с собой леденящее душу ощущение внезапной потери опоры - ухода земли из-под ног, сменяющееся волной благодарности, ликующей радости, от осознания того, что Все Мы, Живущие на этой Земле - Единое Живое Человеческое Существо.