Болеют города, корячатся от боли!
Пульсирует неон, жрёт метрополитен
того, кто до сих пор, считая, что он волен,
колышется внутри больных соблазном вен.
Ты в этих венах тромб, что к ночи рассосётся,
осевши словно ил в элитном казино,
напьёшься… Казино тобой обзаведётся,
под утро превратив в обычное г....
Пробел в полголовы... И где ж тебя носило?
Записка на столе: «Ты ж обещал!.. Прощай!»
И, всколыхнувшись, ты (таким же мутным илом)
осядешь за столом... Допив холодный чай,
начнёшь себя месить, нутром, однообразно…
А телефон молчит, вот – золотая вещь!
А город пялит вос...паленные соблазны
и думает тебя сегодня подстеречь
на выходе из рас...ко-ря-че-нно-го утра,
на входе в день, что рас...ко-ря-чи-лся окрест.
И станет жрать тебя, икая поминутно,
и к вечеру уже практически доест.
Ты – городу – глоток живительный, таблетка
и кое-что в шприце... Он болен, он не свеж,
он конвульсивно ждёт, и злопыхает едко,
пока ты там to be or not to be-каешь!
Всё будет как всегда! Ты, проскочив горнила
из всяких там «Привет!», «Как жизнь?» и «Как дела?»,
захочешь чтобы смерть тебя дособлазнила,
чтоб мама не тебя в то утро родила…