приходит нежеланной, как всегда,
незваной,
и практически с порога,
стряхнув с пальто дождинки, смотрит строго –
в глазах шуга нетающего льда
худа,
у рта поджаты уголки,
болезненным румянцем рдеют щёки,
мне чудится – посыплются упрёки
сейчас,
но нет:
движением руки
снимает кашемировый берет,
другой рукой кидает на газеты
кленовый, рыже-палевого цвета,
шуршащий возмутительно букет
ступает по паркету дальше в дом –
от платья веет горькою рябиной,
садится на большой диван в гостиной,
и просит тихо:
«чаю … с коньяком …»
безмолвно греет руки о стакан,
сложив по-детски лодочки-ладошки,
глядит на край небес,
на сад в окошке,
на серый воробьиный балаган …
допив, встаёт,
меня целует в лоб
на выдохе «пора …»,
идёт к передней …
её осенних губ огонь последний
рождает в сердце горестный озноб …