И чем же ты меня обворожила,
Простив ворчанье старого брюзги?
Была весна и кровь кипела в жилах,
Оставив без питания мозги.
Ты – распрекрасно юная невеста –
Сияла расчудесной из планет.
Я был Ромео местного уезда,
А ты одной из множества Джульетт.
Но ты в момент другим обула ноги.
И я почти не пожалел о всех,
Когда в тиши моей пустой берлоги
Засеребрился колокольчик-смех.
С беспечной отрешённостью Сократа
Я наблюдал, как ты сумела вдруг
В мой мир, такой упорно неженатый
Легко пробить огромную дыру.
И превращая жизнь вокруг в забаву,
Ты веселилась. Ну а я, поэт,
Как бандерлог под цепким взглядом Каа,
Ступал к тебе, забыв про бренный свет.
Я шпарил оды голосом надсадным
И даже не обижен был, пока
Мои стишки осмеивал нещадно
Твой язычок, раздвоенный слегка.
Я удивлялся мыслей переступу
И поражался женскому уму,
Хотя меня подчас вводили в ступор
Наивные “зачем?” и “почему?”
И только за твоё очарованье
Готов простить был я, как древний дед,
Заутренней яичницы шкварчанье
И скороспелый супчик на обед.
Ещё бы не простить! В священной раке,
Весь мир постылый заслонив собой,
В предутреннем дрожащем полумраке
Светилась ты, как призрак голубой.
И всякий раз до дрожи, как впервые,
Я целовал в ночи и поутру
Твои глаза истомно голубые
И безнадёжно маленькую грудь…
Но за весной последовало лето,
А там и осень завершила круг,
И у тебя, такой моей Джульетты.
Другой Ромео объявился вдруг.
Красивый, статный, молодой задира –
Мне с ним тягаться – только тешить спесь!
Я обещал отдать тебе пол мира,
А он, как Крёз, швырнул под ноги весь!
В благом порыве юности беспечной
Он, наплевав на буден канитель,
Такой же, как и я, бродяга вечный,
Увлёк тебя за тридевять земель!
В пустой тиши вечернего вокзала,
Откуда наши разошлись пути,
Набатом замогильным прозвучало
Твоё почти неслышное “Прости”…
И снова у разбитого корыта
Остался я, по юности скорбя.
Куда ты делась, фея-Афродита,
И что теперь мне делать без тебя?!
Ташкент, 12-20.02.2008