На Красной площади среди руин
у стен величия былого.
Гуляет ветер лишь один,
и волки в поисках съестного.
Пал третий и последний Рим,
по воле времени и рока.
Рассвет над площадью кружит,
в безмолвье тихом одиноко.
Брусчатка память теребит,
а лица во времени далёком.
Ребёнок к матери бежит,
что руки так расставила широко.
Дробь барабана лишь в ушах гремит,
оркестр, вздохнул глубоко.
Салют над площадью гремит,
и шум толпы, как моря рокот.
Печатный шаг пред взором,
внезапно из тишины возник.
Стоял империи былой позором.
Вороны каркают вдали,
и грозы падают далёко.
Хибара сгнившая стоит,
убежище последнего пророка.
В низине волки лишь одни
явились городу укором.
Былой империи осколок
пред дождём блестит,
как чьи-то грёзы.
Град мёртвый дождик окропит,
как чьи-то слёзы.
Ручьем в низине пробежит,
застынут зеркалами лужи.
Остовы зданий отразив,
как садо-мазо над природой.
Пророков нет, а град стоит,
всё это времени курьёзы.
Оковы прежние разбив,
ведь пред Луной ничто не ново.
Оно незримое бежит,
к пророкам и творцу сурово.
Обманутых людских надежд
и Богу в сердце, как заноза.
Империй было много на Земле
и приговор им всем не новый.
Столичный град, помойкою стоит,
а люди вымерли все снова.
Пророков под собой похоронив
и вспомнить некому былого.
Остались волки лишь одни
перед творцом немым укором.