Ее глаза имели цвет надежды,
но прятались за темными очками.
Спокойный голос. Строгая одежда.
И речь, неторопливая, как в храме.
Пусть очи цвета счастья и отрады
за темными очками тихо скрылись, –
в сети волос, как птицы, бились взгляды,
и солнце в руки бабочкой садилось.
Свет без тепла обманчив… Только в сердце
я стрелку перевел с тоски на радость.
Но все же был я только иноверцем,
которому чужда приветствий сладость.
Я только другом был – простым и милым…
Она не причиняла мне обиды,
а, как в музей, в чужую жизнь входила,
чтоб экспонаты – чувства – все увидеть.
Она была Собой. Я был поэтом.
И в этом был виновен, понимаю…
Она, – я это знаю, – стала светом,
но где она, где свет, – увы, не знаю…
Как барельеф, что рвется вон из камня,
но не преодолеет косность глыбы, –
так рвался я… Но не была близка мне
ее душа. Любить мы не могли бы.
Что мне еще сказать о ней осталось?
Она была – и будет – далека.
И наша дружба скоро оборвалась,
как строка…