Казачье царство на колёсах. Часть II

Александр Сигачёв
   Книга посвящена судьбе Донского казачества, в самый трагический период его существования времён большевистской диктатуры. В ней рассказывается о геноциде казаков – рыцарей Тихого Дона.
   В основу повествования легли материалы, которые до самого последнего времени были закрыты для широкой общественности.
   Литературно-художественное повествование не помешало автору выразить и своё научное видение на всю историю казачества со времён его древнеарийского периода до настоящего времени, включая завоевание Азова, Астраханского, Крымского и Казанского царств, покорение и  освоение казаками Сибири, Приамурья, Камчатки, Курил, Сахалина, Арктики, Аляски и, так называемого «Русского Зарубежья».
    Книга может представлять интерес для широкого круга читателей: как литературно-художественное, так и научно-познавательное произведение.

Сигачёв А.А.
Казачье царство на колёсах // Историческая повесть.
- М., МГО СПР
Российская государственная библиотека (РГБ) 760-09
Шифр регистрации: 10 09-8/34 (хранилище РГБ)

БЛАГОДАРЕНИЕ   
               
    Я благодарю всех, кто прямо или косвенно принял участие в судьбе появления на свет второй части моей повести «Казачье царство на колёсах». Мне очень хочется быть небесполезным работником для всех людей на Земле (и тех, кто здравствует ныне и живших до нас). Если есть у меня хоть какие-то успехи в жизни, то всем этим я обязан всем людям жившим прежде и живущим ныне. Я готов преклонить колено перед каждым живым существом, и пишу не ради славы. Нет, я пишу, чтобы очистить свою душу. Мои труды могут быть опубликованы, а могут - и не опубликоваться... Для меня это не столь важно. Куда более существенным для меня быть искренним в своих исповеданиях и  устремлениях. Желаемая моя цель – любовь к Богу, к людям, ко всем живым существам и к природе, окружающей нас. Эти мысли заронили в мою душу надежду и придали уверенности. Не словами, а делами славен человек.
   

   РЕКВИЕМ ОКЕАНА

Долей враждебною, волею страстною,
Сердце изранено битвой напрасною.
Вечное море, бурное море,
Ты усмири мои – боли и горе...

Вечное море, бурное море,
Гимны тебе я пою на просторе.
Ты осени лучезарным покровом,
И вдохнови меня песенным словом.

Парус наполнился ветром ненастья,
Судно направил на поиски счастья.
Рвут мне одежды: ветер забвенья,
Вечность надежды, часы и мгновенья...
   
  Казаки, эмигранты заканчивали свои приготовления к исходу из Харбина в Индию, считая, что дальнейшее их пребывание в станице Харбина небезопасно. Не все эмигранты в Харбине разделяли это мнение, многие решили остаться на свой страх и риск, но значительное число из казачьей общины Харбина  решило покинуть эти обжитые места. Упаковали баулы, поклонились гостеприимной земле, всё лишнее распродали недорого, или подарили знакомым и соседям, и вот они готовы к отплытию в сказочную страну Индию.
    Хоть океан и называется Тихим, он доставил немало беспокойств казакам-путешественникам, особенно в акватории Индийского океана, который швырял в путников солёной пеной, бурлил, обуянный неистовой злобой.
    Вот отступили знакомые берега в тумане моря, казаков неотвратимо обуревала какая-то смутная тоска. Казакам нечуждая стихия воды, немало казаков было среди отважных морских путешественников, но сердцу казака испокон веков были более дорогими бескрайние степи. Вот берега, синея, исчезали из виду, они постепенно словно растаивали в дымке тумана и только волны и облака провожали вольнолюбивых людей в дальние скитания...
   Николай Белоножкин стоял на палубе. До его слуха доносилась ругань моряков, скрипели реи, выл ветер, постепенно исчезли очертания прибрежных высоких строений, только чернели ещё небольшим пятнышком. Николай печальный стоял на палубе, исполненный необъяснимой тревоги. «Был здесь, хоть какой-то временный приют, - думал он, - была смутная надежда на возвращение к родному Дону, к своей милой Отчизне. Кто покидал свою Отчизну, блуждая по временным пристанищам, тому знакома такая боль, когда душа и сердце трепещут от мысли, что жизнь пропадает в безвестности и всё вокруг чужое.
    Он на какое-то время забыл все лица знакомых ему людей, забыл о повседневных делах и глядел в даль исступлённым взором. Всякий, кто увидел бы его в эти минуты, неизбежно должны были бы посочувствовать ему. И мне, испившему горестную чашу жизни семьи казаков-изгнанников, часы прощанья, с местом, где провёл хоть какое-то время, всегда исполнены неизъяснимой грусти и печали. И даже теперь, когда и чувства мои давно охладели, я представляю себе его, стоящего на палубе, и слёзы текли из его глаз, и стоял один вопрос: «За что такие посланы испытания с юных лет?» Так плакали изгнанники всех времён и народов, мечтавшие о счастливых днях возвращения на родную землю. Может быть, и я плакал бы сейчас вместе с ним, но жизнь моя и творческий путь мой, с годами закалили моё сердце и душу. Я знаю наверняка, что не пропадают напрасно годы странствий. Путешествия нужны и даже необходимы, особенно для творчества. Если честно сказать, то лучше погибнуть, упав в какую-нибудь пропасть, чем медленно угасать от болячек за печкой, докучая всем и каждому в отдельности. Мне нужнее всего в пути бывает бумага и чернила, а всё остальное – как-нибудь... И ничего, если солёная и горькая слеза выкатиться из глаз и упадёт в солёный горький океан. Это только ещё раз доказывает нам о том, что действует в природе закон круговорота слёз.  В горе, томимые раскаяньями и тоской, дают люди обет исправиться к лучшему.
    -Прощай, мой временный приют, - с грустью произнёс мой герой, - может быть так судьбой мне предназначено умереть в изгнании; может быть на это я  обречён изначально. Чтобы не обострять далее своих страданий, он решил опуститься в трюм, где может быть будет легче с горем своим примириться. Однако сердцем он понимал, что скорее весь океан испарится в туман, чем с изгнанием примирится свободолюбивое сердце...
   Поднялся ветер и с каждою минутою крепчал, вскоре разыгралась настоящая буря, и неожиданно налетел шквал и со всего  размаху, швырнуло корабль, как простое корыто. Корабль весь затрещал, открылась течь и в трюм хлынула вода. Всё случилось так быстро, что никто не успел и опомниться, царила растерянность. Ураган набирал силу. Очередным ударом волн накренило корабль, и ничто не могло помочь несчастным пассажирам – ни стоны, ни молитвы, ни проклятья. Всех обуял ужас. Помпы не справлялись с откачкой воды, и вода неумолимо всё пребывала в трюмы. Матросы, привыкшие встречать бури смело и стойко, сверх меры напились спиртного, чтобы хоть немного ободриться, а волны не унимались и продолжали бушевать с неистовой силой. Тучи клубились в мутном сером небе, освещаемые беспрерывными вспышками молний. Раскаты грома оглушали, людей. Многие в эти жуткие минуты приготовились умирать. Хоть смерть приходит только раз в жизни, но как её достойно встретить, знают только совсем немногие.
    Корабль стал тонуть, все пассажиры начали кричать, иные спешили спускать шлюпки на море, иные словно остолбенели, не могли сдвинуться с места. Кто-то тянул тюки с провизией, кто-то плакал и молился. Всем лодок для спасения не хватало. Люди бросали в море всё что могли: бочки, доски, тюки... Николай Белоножкин прыгнул с борта корабля в баркас, где уже и без того было людей слишком много...
    Баркас, в котором оказался Николай Белоножкин, отчаливал от корабля, как можно скорее и как можно дальше. Вокруг доносились крики утопающих, которые заглушались рёвом бури. Всю ночь бушевала буря, вокруг стеной вставали со всех сторон громады волн, и обрушивался валом на баркас. Люди не слышали друг друга, смертельно устали в борьбе со стихией. Баркас, как это ни странно, долго держался на волнах. Хотя многих уже снесло в море. Николай окончательно понял, что надежды на спасения своими силами нет никакой, и оставалась лишь одна надежда спастись – горячая к Богу молитва. И вспомнилась ему молитва «Живые помощи», которой научила его бабуленька сызмальства. И он стал горячо молиться, хотя от холода и сырости у него зуб на зуб не попадал, трепала лихорадка, и непобедимый ужас вселился в его сердце...
    Говорят, что большое желание жить, помогает человеку продлить его существование, а собранная воля и горячая, искренняя молитва побеждает любую болезнь, предохраняет жизненную нить от ножниц неумолимой смерти. Робкие безбожные люди самой своей робостью укорачивают свой век. У Николая появилась необыкновенная жажда жить, не ради себя только, но, главным образом, ради своего потерянного Отечества, в которое он так горячо мечтал, в конце концов, вернуться. Сердце его в горячей молитве стало упорным, как скала. Одно лишь фанатичное упорство с безумной жаждой жить спасала его.
    В баркасе уцелело лишь несколько человек людей, когда ветер стал утихать и из-за туч начало пробиваться солнце. Всматриваясь в даль, один из несчастных увидел вдали очертания берега.  Он закричал словно одичалый, показывая рукой: «Берег вон там, люди, я вижу берег!..» Все вскочили, и в едином порыве кинулись к борту. Баркас был на половину заполнен водой и от такого дружного порыва пловцов он перевернулся. Ослабленные люди хватались за лодку, как за последнюю надежду, оставаясь в холодной воде без движения к берегу. Николай Белоножкин ухватился за весло и, напрягая последние силы, медленно плыл к берегу. Долго он барахтался и бился, пока выполз на берег и силы окончательно покинули его, он потерял сознание. Океан, словно прокашливаясь, выплёскивал его на берег. Ветер стихал...
    Николай долго не приходил в себя, он лежал неподвижно, распластанный, исхудалый несколько часов, лицо было бескровным, отражало недавние нечеловеческие страдания, и весь он больше напоминал умирающего лебедя. Наконец он начал постепенно приходить в себя, чуть приподнявшись, опираясь на локоть, он увидел, что  находится около костра, который развёл на берегу какой-то добрый человек, чтобы обсушить его одежду и обогреть его. Николай огляделся вокруг себя и увидел, что  рядом с ним стоял кувшин с молоком. Испив из кувшина молока, он снова заснул под песни моря: тихого шума прибоя, крики чаек, щебетанье птиц и далёкое кукование кукушки... Неведомая сила валила его в сон, и была у него лишь одна мысль: «Если усну, проснусь ли? Увижу ли новый рассвет? Запах здесь такой удивительный и от цветения и от моря...»
    Николай Белоножкин непроизвольно начал разговаривать сам с собою, словно в бреду, хотя он всегда относился с чувством неприязни к людям, разговаривающим с самими собою. - Почему у меня так сильно дрожат руки, как осиновые листья? Может это и есть тропическая лихорадка? Сильно кровоточит и болит рана на ноге... Боже, Боже, за что я так страдаю? Неужели моим страданием не будет конца, и не улыбнётся мне хоть маленький лучик солнца радости?.. Неужели я родился на свет только лишь для испытаний, бедствий и страданий?.. Боже мой! Боже мой! Где вы мои грёзы о будущем счастье, о котором я с детства мечтал?.. Видно моя несчастная звезда только и способна на то, чтобы возбуждать против меня всех моих покровителей... Кукуй, моя кукушечка, много ли мне ещё жить на свете остаётся?.. (В мыслях его ожили стихи, которые он сочинил по памяти на баркасе во время бури.)
Пусть безумствует море, волны хлещут,
Поднимаясь к самим небесам,
Моё сердце не затрепещет
Не сверну паруса...

У меня неслабые руки,
Я не трус, уверенный взгляд,
Боже, за что эти муки?
Перед кем я в жизни виноват?

Тихий Дон теперь мне был бы раем:
Двери все открыты для меня...
Господи, за что я так страдаю? -
Я не спал четыре дня...

Я не ел, не пил; теперь вот снова,
Не предвидится всё это для меня...
Что ж, утешусь тихим Божьим словом,
И надежду буду сохранять...

Моё сердце не затрепещет,
На пути к небесам...
Пусть безумствует море, волны хлещут, -
Не сверну паруса...
    Тут ему показалось странным шелест и шуршанье в кустах, украшенных удивительными разноцветными цветами, которые гирляндами свешивались у него над самой головой. То ему казалось, что это вечерний, тёплый ветерок шевелит зелёными листочками, то чудилось, что это маленькие красивые пташки порхали туда-сюда, задевая за веточки своими чудесными крылышками, то раздавалось какое-то лепетанье цветов на кустах, и они звенели, словно хрустальные колокольчики и, казалось, что они произносили, чуть слышные слова, словно напевая:
Здесь и там, меж ветвей,
Мы качаемся...
По цветам, по кустам
Распеваемся...

Цветочки-сестрицы,
Качайтесь в сиянье –
Казаку на радость.
Облегчим страданья...

Пусть шуршит ветерок,
Шелестит листами,
Будет, будет наш дружок
Веселиться с нами!..

Пусть спадает роса,
Пусть цветочки поют,
Наши пусть голоса
В сердце друга живут!..

Шевелите язычками,
Цветики-цветочки,
Скоро звёздочки заблещут
В царстве дивной ночи...

Вейтесь, сплетайтесь,
В веночки свивайтесь...
Кружитесь, не бойтесь, -
Качайтесь, распевайтесь!..   
   - Конечно, это не что иное, как ласковый, тёплый ветер нежно шелестит листьями, но всё же странно, что он, словно изъясняется со мной в такой ясной стихотворной форме, которые мне запомнились с первого раза, как я их услыхал. Странно это, очень странно. Вот заходящее солнце заиграло необыкновенными красками в кустах, и снова зазвенели  эти хрустальные колокольчики и искрящиеся изумруды сыплются на меня удивительными огоньками, словно шепчут: «Ты раньше не понимал аромата цветов, речи ветерка и ласкового тепла от лучей заходящего солнца, а теперь тебе не чужды эти таинственные чувства...» И с новой силой всё зашевелилось и задвигалось, словно природа просыпалась к радостной новой жизни. Необыкновенно благоухали цветы, шелестели листья пением сотен нежных флейт и свирелей и, позолочённые закатным солнцем облака, уносили эту удивительную музыку на родину, на тихий Дон... А когда солнце скрылось за морем, Николаю словно почудился густой голос: «Эй, вы, там, в кустах, слышите, слышите меня? Хватит шептаться, хватит кружиться и качаться на веточках, не шуршите, не шелестите, не звените, не пойте. Довольно напелись, назвенелись, а теперь всем спать, спать, спать...»   
   - Засну, пожалуй, и я, - подумал Николай Белоножкин, -  полагаясь во всём на Господа Бога...
               
    ПРИОБЩЕНИЕ К ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛЕ АРИЕВ

Родина-мать вразумляет сына:
«...Радости нет от тебя, ты не мой сын,
Ты лишь врагов усугубляешь радость.
Пока ты жив, безнадёжный,
Носи торжествующих иго!..
Не унижай себя, пусть у тебя перед ними
Ни малейшего страха не будет.
Полностью ободри сердце,
Робости не поддавайся!
Вставай, негодный, полно лежать, побеждённый,
На радость всем недругам,
Бесславный, родным несущий горе!
Что ты лежишь, как мышь, сложившая лапки!
Проснись, простофиля, что ничтожно-малым доволен!
Почему ты валяешься, как труп, сраженный громом?
Встань, негодяй, не спи, пока врага не повергнешь!
Не пяться назад, ты, жалкий, прославь себя делами!
Не стой в середине иль позади с подлыми, как ничтожный!
Пылай, как зажжённое дерево, хотя бы мгновенье!
Из-за желания жить  не прячься,
Как огонь в дыму не светящий.
Отвагу в себе возбуди,
Иль в вечный путь отправляйся,
Свой долг выполняя;
Иначе и жить тебе незачем, сын мой.
Да не родит ни одна из женщин подобного сына!
Не копти, возгорись, наконец, врагов победи отважно!
Кто терпелив и безгневен, тот не мужчина,
Тот не женщина даже,
Ведь, малым довольный, убивает счастье.
И кто не борется и кто в борьбе беспечен,
Не достигают величия оба;
Освободи себя сам от этих пороков!
Сделав железным сердце, вернуть своё добивайся;
«Горожанином» человека зовут за то,
Что он охраняет город.
Человек, силой рук живущий,
В этом мире получает славу
И сияющий путь в ином мире.
     Из Древне-ведических песен Махабхараты, «Путешествие Бхагавана», гл. 132 (в сокращении).
 
   Николай Белоножкин пришёл в себя от забытья после всех потрясений при кораблекрушении в Индийском океане. Он почувствовал себя так, будто только что вновь на свет народился. И грёзы, посетившие его на берегу у костра, оставили в его сердце печать благих воспоминаний. Он даже не решался высказать самому себе о тех неведомых ранее новых чувствах, посетивших его душу. Что-то неведомое, как благоухающая грёза носилось над ним, в прозрачных образах волновало и манило его. От этих воспоминаний он впал в мечтательную апатию, не чувствуя внешних признаков жизни. В глубине всего его существа шевельнулось что-то неведомое и причиняло ему блаженную, но печальную мысль о том, что невозможно вернуть того другого высшего бытия, которое коснулось его своим волшебным крылом и словно испарилось. Он невольно только и повторял: потерял, потерял... что-то настоящее потерял безвозвратно... А как бы хотелось вновь обрести это состояние души и бродить с этим чувством по лугам и рощам, оторвавшись ото всего, что привязывало его к этой жалкой привычке, называемой жизнью. Только в том утерянном состоянии можно было ощущать, что нашёл себя в созерцании образов вечности, поднимавшихся из самых глубин души. Он почувствовал удивительное влечение к этому местечку под цветущими душистыми кустами, где ему виделось, слышалось и чувствовалось там много чудесного. И, боже мой! какое чудо! Он чувствовал, что вновь зарождается где-то в глубине и накатывается, словно волна к сердцу, так что на глазах навернулись счастливые слёзы и всё его тело трепещет от невыразимого счастья. И всё окружающее его, кажется таким бесконечно дорогим, родным и близким: и эта зелёная трава, на которой он сидел, все многоцветные краски и звуки. Он обнимал цветущие кусты и шептал в духовном упоении: только не исчезайте, не уходите, побудьте, побудьте подольше со мной... Я погибну от печали, если вы покинете меня... Я дальше жить не смогу, если потеряю вас...
     Читателю наверняка знакомо состояние души в минуты, когда появлялось мучительное неудовольствие собой, когда всё то, что раньше он считал очень важным и стоящим для своих чувств и мыслей, вдруг начало казаться пустяковым, никчемным, глупым. Что существует на свете что-то действительно достойное восхищения и оно где-то очень близко, но только это выразить невозможно. Но как можно выразить истинное благоухание грёзы? Вот оно, кажется, витает вокруг, но ни понять, ни выразить его словами невозможно. Оно словно расплывается в образах, и ты остаёшься нем и глух ко всему, что окружат, но именно в такие минуты и ощущаешь полноту настоящей жизни... Ясно одно, что только из борьбы возникает настоящее счастье в высшей жизни. Враждебные внешние вихри нападают и только внутренняя, противостоящая им сила может спасти от гибели и позора. Храня эту силу в душе, веря ей, будешь счастлив. Всякая нужда, мелкие заботы и жалкое существование опадут под ливнем блаженства, как весенние отцветшие цветы...
    Неожиданно Николай увидел, что перед ним стоит мальчик; он держал в своих худеньких руках горшочек с молоком и приветливо ему улыбался. Грёзы Николая исчезли, как исчезают сновиденья после пробуждения. Мальчик поставил горшочек перед незнакомцем, морским пришельцем и заговорил с Николаем на ломанном английском языке: «Я принёс тебе молока, выпей!.. много раз я подходил к тебе, но ты не отзывался на мои слова...»
    - Кто ты? Где живёшь? Кто твои родители? – словно очнувшись от оцепенения, произнёс Николай.
    - О, господин, - ответил мальчик, - я пастушок из деревни, одного из многих островов Навадвипы. У нас никто не голодает. В каждом доме можно попросить что-нибудь попить и поесть. Если путешественники, потерпевшие кораблекрушение, не заходят к нам в деревню, то я приношу им еду. Такая у нас в деревне традиция: не интересоваться: кто, да откуда, но помочь людям, попавшим в беду.   Здесь тебя заметила моя мама, ходившая на берег моря собирать сухой хворост для растопки печи. Она дала мне этот горшочек с молоком и просила отнести тебе... Пей молоко, а позже я принесу тебе другую еду, вегетарианскую, вкусную и питательную. А сейчас мне уже пора идти к стаду коров, чтобы забрать у мамы молоко, которое она надоила, и отнести домой. Но я скоро вернусь за этим горшочком. Пастушок быстро ушёл, а перед Николаем остался горшочек с молоком...
    Изумлённый мореплаватель взял в руки это угощение, и медленно выпил сладкое на вкус молоко. Отставив в сторону пустой горшочек, он стал вглядываться в даль океана и ожидать мальчика, который вскоре появился перед ним. Добродушно улыбаясь, он сказал: «Вон там я живу...» Он показал рукой на густые заросли, усыпанные цветами.  Если ты можешь сам идти, то, пожалуйста, пойдём к нам в гости. Отец вернулся домой с промысла. Он искатель морского жемчуга. Отец приглашает тебя к нам в жилище. Мой отец добрый человек, он прямой потомок Чайтаньи, а мы, всё наше семейство - Чайтаниты...
    - Как называется это место, где мы находимся? – тихо спросил Николай.
    - Это небольшая деревня Джхаматапура на одном из островов Навадвипы в Бенгальском заливе. Это святое место в Индии, где родился святой Чайтанья более пятисот лет тому назад...
    Николаю было странно слышать всё это.  «Эти милые люди живут здесь, как в раю, - подумал он, - во всём мире лилась и продолжает течь кровь реками, они даже не подозревают об этом. Господи, как счастливы эти люди, живущие в этой сказочной стране, которая с севера защищена от безумного мира самыми высокими Гималайскими горами, а с трёх других сторон она омывается океанами и морями. Я буду, счастлив, узнать, как можно больше о жизни этих людей. Рассуждая про себя об этом удивительном, сказочном мире, Николай и не заметил, как оказался на пороге небольшой простой крестьянской хижины, крытой тростником. Хозяин дома Ананга встретил русского гостя-путешественника необыкновенно приветливо с большим чувством. Он плохо говорил по-английски, но его можно было понять. Ананга сказал, что когда приходит гость в дом, то это равносильно тому, что это жилище посетил никто иной, как сам Господь и встречать его следует, как самого Всевышнего Бога.
    Встретить гостя из далёкой России собралась вся небольшая деревенька. Хозяин дома Ананга и его жена Анандини оделись по-праздничному, и все гости были также в нарядных одеждах, все они пришли с дарами. Гости понимали, что русский путешественник мореплаватель, очень ослабленный и истощённый; они видели, что одежды на нем висели лохмотьями. Нищета в этих местах высоко ценилась и путники в ветхих одеждах почитались, как святые люди. Сцена встречи с нищим незнакомцем была настолько трогательной, что не было ни одного из присутствующих, по щекам которого не текли бы слёзы возвышенного счастья. С Николая Белоножкина сняли все ветхие одежды, его омыли пахучими водами, молоком, растёрли всё его тело сандаловыми маслами, одели в нарядные индийские одежды, надели ему на шею гирлянды из цветов и стали громко воспевать святые имена, почитаемые в Индии:
Джая,  Джаганат! Джая,  Джаганат!
Джая,  Джаганат! Джая,  Джаганат!
Джая,  Баладев! Джая,  Субадра!
Джая, джая, джая,  Джаганат!..
   Все жители этой маленькой деревни пели и плясали с таким восторгом, щедро осыпая гостя лепестками цветов, что во всё время такого необыкновенного, чудесного гостеприимства Николай не верил, что это происходит наяву. Ему казалось, что это удивительный сон, и ему хотелось только одного, чтобы эта необыкновенная,  сказка никогда не кончалась...
    Жители гостю подробно рассказали о своей живописной небольшой деревне Джхаматапуре на западе Бенгали, в провинции Катвы, где  более пятисот лет тому назад – восемнадцатого марта 1486 года в семье доктора Кавираджа родился великий святой Индии Чайтанья Кавирадж. Он рано отрёкся от мира, ходил по Индии и проповедовал о любви к Богу. Место, где родился Чайтанья удивительно и полно очарования. В Бенгальском заливе  восемь малых островов вокруг большого центрального острова Антардвин (Шри Маяпур) удивительным образом напоминают лепестки лотоса Навадвипы. Во всей Индии люди уверены, что во время Вселенкого потопа, этот вечный лотос становится прибежищем мудрецов. Здесь всё неописуемо красиво: и улицы, и ручьи, и рощи – ни с чем несравнимы. Навадвипа раскинулась на слиянии двух священных рек – Ганги  и Джаланги. Навадвипа омывается со всех сторон Гангой, впадаемой в Бенгальский залив Индийского океана, и занимает площадь в тридцать две квадратных мили. Издревле Навадвипа была столицей Бенгали. Она состояла из множества малых деревень, теснившихся на её островах и связанных между собой узами соседства и родства. На всю Индию гремела слава Навадвипы, как центра образования и мудрости.
    Позднее Николай Белоножкин узнал, что жители этой деревни гарантированы от эпидемий, неведомы им болезни и печали. 
    Узнав от северного гостя о цели его прибытия в Индию, Ананга очень удивился, что мир страдает от войн  и тяжёлых заболеваний больших городов. Население этого острова словно живёт совсем в другом мире, навсегда освободившемся от болезней. Поражает великолепное здоровье жителей и старых и малых, доживать до глубокой старости здесь стало качеством наследственности. Они достаточно активны и в свои девяносто лет. Ключ к долголетию можно отчасти найти в том, что каждый грудной ребёнок вскармливается молоком матери нередко до шестнадцати месяцев. Поражает великолепие телосложение мужчин, женщин и детей. Мужчины довольно высокие, мускулистые и крепкие. Почти у всех женщин до конца жизни хорошая фигура и изящная походка. Здесь очень приятно жить, вся земля засажена фруктовыми деревьями и полезными растениями. Весь остров, словно большой ухоженный сад. Длинными рядами тянуться деревья с лимонами, апельсинами, гранатами, финиками и манго; одни деревья утопают в цветенье, на других висят зеленые плоды, третьи увешаны зрелыми фруктами.
    Жители Навадвипы удивлялись рассказам Николая Белоножкина о том, столько пролито крови за последние десятилетия в России и в Европе, столько жестокости сосредоточено в сердцах людей.  «Люди созданы для любви и счастья, - говорил они, - зачем же они убивают друг друга? Какая вера учит этому безумию неразумных людей мучить и убивать друг друга?..»
    Ананга сообщил Николаю Белоножкину, что в Индии есть православные общины, которые были созданы ещё с давних времён. Путешественники-землепроходцы оставались в Индии после её посещения Афанасием Никитиным со своими спутниками. Обживались в Индии и донские казаки целыми общинами, открывая свои небольшие ашрамы (храмы). «Один из таких храмов,- сказал Ананга, - действует и теперь, в родной деревне моего отца в Шри-хатте. Эту деревню мне давно хотелось навестить, там живут мои близкие родственники. Теперь вот самое время навестить эти места, проводить туда нашего северного гостя, а заодно сбыть свой товар – жемчуг, и заработать для нужд семьи немного денег. Я отведу нашего гостя к своим соотечественникам и побуду-погощу там несколько дней...»
    Жена Анандини забеспокоилась. – Так неожиданно пришло к тебе это решение, - проговорила она взволнованно, - мы останемся без тебя, как рыба без воды. Я даже ничего не приготовила тебе в дорогу...
    - Не беспокойся, дорогая, - я скоро вернусь, - сказал Ананга и, обращаясь к своему сынишке, добавил, - береги нашу матушку, слушайся её беспрекословно и во всём помогай ей...
    Через три дня Ананга стал собираться в дорогу. Соседи пришли проводить их. Ананга и Николай Белоножкин сели в лодку и отплыли со своего острова на «большую землю» Индии. Они уже скрылись из виду, а провожатые односельчане долго не двигались с места, пристально смотрели в даль. Соседи говорили: «Как повезло Анандини, что у неё такой замечательный муж. А этот чужестранец тоже хороший человек. По всему это видно. Он настоящий герой, поборол наш Индийский океан...»
    Ананга и Николай оставили свою лодку у знакомых на берегу  и неторопливо пошли по дороге, пока не достигли берегов реки Падмовати. Река была красивой: южный ветерок гнал по всей глади лёгкие волны, которые напоминали Николаю волны тихого Дона, он не сдержался и запел:
А у нас, на Дону - ветер гонит волну
Из глубин голубых в вышину,
И, срываясь с высот, он над степью плывёт,
И тогда степь, как лира поёт...
   Ананга, хоть и не понимал слов этой песни, но очень внимательно слушал и на припеве подпевал ему с большим удовольствием:
Полыхают в ночи, отзвенели мечи,
Замутились донские ключи...               
     Пахнуло речной прохладой, и Ананга повёл Николая освежиться в чистой речной воде.
    - Я слышал, что у вас на Руси, посвящённых в таинство крещения, окропляют водой, - сказал Ананга, - а у нас принято освещать огнём, этот обряд называется Агни Ятра. И у вас в Православии и у нас в Ведической вере принято поклонение Святому Духу...
    Николой ощутил духовное блаженство от омовения в водах святой реки Падмовати.
    - Поистине чудесная святая река, - произнёс Николай, глядя на плещущиеся её волны. Мягкое течение этой реки успокаивали его сердце. В прибрежье реки вода была удивительно тёплой, как парное молоко, так приятно было плескаться в воде – истинное блаженство, которое Николай никогда прежде не испытывал.  Величественные леса по берегам так понравились Николаю, что он готов был остаться здесь на несколько дней. Ананга, словно угадал мысли своего попутчика, и предложил  побыть здесь несколько дней.
    Рыбки в реке были такими непугливыми, что, играя в воде, касались тел спутников. Весть о том, что в окрестности Падмовати появились гости, разнеслась повсюду с быстротой ветра. Жители местных деревень пришли к берегу поприветствовать путников и угостить их. Радости Николая не было предела. К реке подходили стада коров, и было удивительно видеть, как они входили в воду и плавали так, что только головы их были видны над водой. Коровы здесь были совершенно необыкновенные: рога, словно большие арфы возвышались у них над головами. У коров были горбы, словно у верблюдов и они были такими упитанными и ухоженными, что невозможно было ими налюбоваться. У всех коров были колокольчики не только на шее, но и на ногах. Рога их были украшены венками и гирляндами из живых цветов. Многое из коров были украшены красочными рисунками или живописными накидками...
    Неужели мне все эти картины не сняться? – спрашивал и спрашивал постоянно себя Николай. В довершении радости,  их пригласили на свадьбу в ближней деревне. Друзья приняли это приглашение с большим удовольствием...
    Все женщины деревни Надии нарядились в дорогие красочные сари. Свои прекрасные густые тёмные волосы убрали золотом и жемчугами. У некоторых из них волосы были украшены цветами лотоса, а у иных головы были украшены пёстрыми венками.
    Начинало смеркаться, когда свадебная процессия подошла к берегу реки Падмавати. В небе стояла полная луна. Горели сотни светильников, приятно играла музыка. Весёлые шутки развлекали гостей. Множество танцоров исполняли различные танцы под аккомпанемент многочисленных видов музыкальных инструментов. Танцевали дети, зажигая своей радостью взрослых, так что все взрослые забывали о своей сдержанности и тоже начинали танцевать. 
    Предложив цветы и зажжённые свечи, установленные на  дощечках, плывущих по реке Падмовати, свадебная, праздничная процессия вернулась в деревню. Пройдя по всей деревне, процессия подошла к дому невесты, где свадьбу встречали радостным пением и громкими возгласами: Харибол! Харибол!.. Жениха Нимая в доме невесты принимали родственники и священнослужитель. Они вышли вперёд, держа в руках красивые одежды, драгоценности и другие многочисленные подарки. В это время появилась невеста Вишнуприя, одетая в исключительно красивый наряд и села на своё место. Согласно свадебному обычаю, родственники суженого дружно подняли жениха Нимая на высокое сиденье и накрыли его покрывалом, а невеста обошла его семь раз. Затем она стала перед ним со сложенными руками и выразила ему своё почтение. Родственники стали осыпать новобрачных цветами под музыку и пение. Вишнуприя положила цветочную гирлянду к ногам Нимая. Нимай поднял эту гирлянду и, нежно улыбаясь, надел её своей невесте на шею. И снова молодую чету осыпали обильным дождём из цветочных лепестков.
    Повсюду горели сотни светильников. Громкое и радостное пение и музыка заполняли всё пространство до самых небес. Невеста снова обошла жениха семь раз и поклонилась ему, сложив почтительно руки. Молодожёны обменялись цветочными гирляндами под радостные возгласы гостей: «Джая! Джая! Харибол!..» Отец невесты отдал с молитвой жениху руку своей дочери. Гости стали дарить жениху коров и многочисленную домашнюю утварь.
    Молодожёнам предложили вкусить прасад (угощение, которое прежде было предложенное Господу). Старшие женщины предлагали им камфору и орехи бетеля, прежде чем проводить их в спальную комнату. Чтобы прикоснуться к жениху, женщины подавали ему цветочные гирлянда и сандал.
    Люди наслаждались пиром. Радости и веселью не было конца. Молодожёны проводили первую ночь в доме невесты, а праздник продолжался...
    На следующее утро жених Нимай поднялся рано и совершил свадебную церемонию кузандику, а в полдень пришло время прощаться молодожёнам с домом невесты. Родители невесты благословили новобрачных, предлагая им листья бетеля, сандаловую пасту и цветочную гирлянду. Возложили на голову жениха траву дурба и рис пэдди. Отец невесты сказал: « Дорогой Нимай, ты возвышенная личность и так добр, что принял в дар мою дочь. Какой ещё подарок, если не моя дочь, достоин был тебя? Став моим зятем, ты благословил меня и мой дом. Моя дочь тоже обрела благословение, получив милость служить тебе...» Он соединил руки четы и простился с ними, непрестанно плача.
    Жених выразил почтение старшим членам семьи своего тестя, и, поднявшись вместе с молодой женой на паланкин, отправился в дом своих родителей.  Все жители деревни, кто видели их по дороге, благословляли и поздравляли молодых супругов...
    Родители жениха вышли молодожёнам навстречу, и усадили их в своём доме на почётное место под радостные возгласы и музыку. Жених щедро раздавал подарки и одежду актёрам, танцорам и нищим, которые пришли в дом жениха, а также он вознаграждал подарками брахманов, родственников и друзей.

           СУДЬБА  РЫЦАРЕЙ ДОНА

Жизнь давно не балует меня, -
С детства обмывал я батьке раны,
Глядя на отцов, взрослели сыновья,
Глядя на детей, седели мамы...

    Если не считать, так называемых красных казаков, здравствовавших на донской земле после «расказачивания» Дона и уцелевших героев казаков первого казачьего сполоха, ушедших в эмиграцию, то в России оставались в живых, лишь немногие из потомственных донских казаков, укрывшихся в подполье. Жили они в землянках, страдали от голода и болезней в тоске по милому, вольному тихому Дону. Мало-помалу они стали отыскивать друг друга, хоть изредка встречаться, вспоминая с тоской милую, близкую сердцу степную сторонку и пели казачьи песни.
     Александр Фёдорович Зажигаев вернулся к своей семье в землянку на окраине пригорода под Тулой весь израненный, искалеченный в жестоком побоище при насильственной репатриации безоружных казаков из Австрии в СССР в 1945 году. Долгими зимними вечерами, шил ли он сапоги и тапочки, занимался ли плотницким мастерством – всё это делал с какой-то необыкновенной увлечённостью, забывая за рукоделием своё беспросветное горе и мучительные физические страдания. За работой он непременно негромко пел казачьи песни с такой задушевной теплотой и чувством, можно было заслушаться. Или, отложив в сторону своё рукоделие, возьмёт в руки свою любимую балалайку и заиграет. Вот уж играл, так играл!.. Верите ли вы или нет, балалайка буквально могла разговаривать и петь в его руках, вот вам крест святой – балалайка выговаривала и напевала слова песен. Младшие его дети Таиса и Анатолий прильнут к нему и целыми вечерами слушали его игру и пение, и наслушаться не могли... Они неизменно всегда были при нём, разделяя все его страдания и маленькие радости. Всё чаще он ложился в госпиталь на очередную операцию, отчего всё его тело было покрыто огромными рубцами от ран, которые весной  открывались и приносили ему невыносимые страдания. Жена его Дарья Михайловна, как умела, облегчала его страдания. Одновременно она была ему и верной подругой и сестрой милосердия: обмывая ему раны, накладывая повязки с мазями и листьями столетника...
   Старший его сын Николай, после учёбы в Москве, постепенно обустраивал свою жизнь в столице, начиная с общежитий и коммуналок. Время от времени приезжал он навестить своих родителей и всё своё  любимое семейство. Сколько было неподдельной радости и нескрываемого счастья, когда собиралось всё семейство вместе, передать словами это никак невозможно. Разве можно выразить словами чувства глубокой, искренней любви к самым близким, дорогим твоему сердцу людей. Нет, это не возможно... И соберутся все родные и знакомые станичники, и никому не было тесно в землянке. Праздник длился несколько дней. Какие песни, бывало, поются и сколько этих прекрасных казачьих песен. Запевала песню неизменно всеми любимая донская казачка бабунечка Евдокия.
   - Ой, ты степь широ-о-кая, - зачинает она песню негромко, с чувством и очень протяжно. 
    - Степь ра-аз-до-о-ольна-а-я!.. – вступают все женские и детские голоса, также негромко, неторопливо и с большим чувством.
    - Ши-ро-ко ты, ма-а-а-туш-ка, - подхватывают тихую песню мужские голоса
    - Про-тя-ну-у-у-ла-ся, - уносил зародившуюся песню высоко-высоко в поднебесье звонкий и тонкий, как струна, подголосок.
    - Ой, да не степ-но-о-ой орёл, – поёт весь хор, замирая...
    - По-ды-ы-ма-а-а-ет-ся – поёт одна бабунечка с таким чувством, что у всех мурашки пробегают по телу...
    - Ой, да то Донсковой ка-а-зак, -  поёт весь хор во всю мощь.
    - Раз-гу-ля-а-а-ет-ся, - проносится над хором звонкий подголосок. И летит вольная звенящая песня ввысь, не ведая преград и, кажется, что на всём вольном Дону слышится эта песня и подхватывается всеми вольными казаками. Будет, будет настоящий праздник и на нашей улице – вдоль голубой ленты тихого Дона!..
    И станет всем от этих вольных казачьих песен так тепло и легко на душе, все станут ещё роднее и ближе, и затрепещет душа каждого поющего, и все станут счастливыми и такими дорогими и близкими друг другу, что и высказать нельзя...
    Приходили послушать казачьих песен со всей округи деревенские люди и рабочие со всего посёлка Топтыково.
    - Умеют же весело жить казаки, - говорили они промеж собой.
    - Вот уж почитай, что в могилах они живут, которые сами себе при жизни вырыли, а поют и веселятся, как ни в чём не бывало, - говорили они с удивлением.
    - И что это вообще такое, казаки какие-то понаехали к нам сюда и, знай себе, песни распевают, - говорили другие, - ничем их не пронять: ни пулей, ни штыком, ни могилой, даже чудно, ей-богу...
    Когда наступала ночь, располагались на ночлег в землянке. Жарко натапливали печь, стелили постели: кому на полу, кому на полатях и сундуках. Никому не было тесно, никто не был в обиде, - всем было хорошо и уютно. В печи весело потрескивали поленницы дров, пламя из печи освещало все стены и потолки, каким-то удивительным светом. Долго шептались между собой, разговаривали и смеялись дети вольной Донской земли. Снова и снова вселялась надежда, что вот уже скоро вернутся они на Родину, на милый тихий Дон. Наконец все засыпали до новой утренней зари...

                УРОКИ СОКРОВЕННОГО ЗНАНИЯ

Господь любит того, кто любит Господа.
И закон таков: если не отдаёшь любовь,
То ты никогда её не получишь.
Господь помогает тем, кто сам себе помогает.
И закон таков: всё, что ты делаешь,
К тебе вернётся...
            Джордж Харрисон, лидер «Битлз» из Ливерпуля 60-х
 
     Ранним утром, на следующий день после свадебного торжества,  Ананга и Николай Белоножкин покинули деревню Надии и отправились вдоль реки Падмовати. Вскоре путники увидели супружескую пару ланей, занятых любовными играми, не обращающих на прохожих ни малейшего внимания. Как и у Николая, так и у Ананги это зрелище вызвало улыбку. Немного позднее Ананга сказал Николаю, что когда люди не поклоняются Господу, они уподобляются животным и ведут себя, как эти лани, ничего не стесняясь. Животные и люди обладают сознанием, но разница в том, что животные лишены возможности познать Бога. Поэтому человек, избегающий служения Богу ничем не отличается от животного.
    - С этим трудно не согласиться, - сказал Николай. К сожалению, люди так устроены, что часто совершают в своей жизни такое, чего не хотят совершать. Впоследствии они раскаиваются и стыдятся своих поступков, но совершают их вновь и вновь. А с другой стороны, многое из того, что им надо делать и что делать необходимо, люди не обременяют себя этими обязанностями и тоже раскаиваются  впоследствии. К сожалению, такие факты свойственны многим людям всех верований. В средневековой Индии появился святой подвижник Чайтанья, который призвал своих соотечественников повернуться лицом к Богу и отказаться от многих своих пороков...
   - До встречи с вами я даже не слышал о святом подвижнике Индии Чайтанье. Чем он славен? Расскажите, пожалуйста, о нём подробнее.
   Ананга улыбнулся. Такой вопрос ему явно пришёлся по душе.
 - Это очень хороший вопрос, - сказал он, - он преумножает все ваши достоинства и, хоть он в значительной степени сокровенен, я всё же отвечу на него. Когда в Навадвипе подрос Чайтанья и стал  разбираться в Ведической философии древних Ариев, он заметил, что существует большое несоответствие между проповедью духовных мудрецов и их реальной жизнью. Это не могло не сказываться на поведении простых людей и обозначилось резкое падение духовности и нравственности Надии. В Европе в эпоху возрождения искусство и духовность обратились к человеку. В тоже время в Индии Чайтанья обратил взоры своих соотечественников к духовности, к Богу. Он избрал новый путь служения Господу: коллективным воспеванием святых имён Господа, сопровождая пение духовными танцами. Своим примером он вдохновил соотечественников и спас свою страну от неминуемой гибели, ибо если гибнет душа, то неминуемо должно погибнуть и тело.
    В то время, во второй половине XV века Индия была завоёвана мусульманами, и происходило насильственное обращение жителей Индии в исламскую веру. Чайтанья был не только духовным лидером своей любимой страны, но и пламенным революционером. Он бросил вызов мусульманам-завоевателям, препятствующим духовное возрождение Индийского народа, запрещавшим людям воспевание молитв.
    В Навадвипе наместник исламских правителей Кази начал тер-рор. Он заявил: «Что это за взрыв новой религии хинду в Надии? Я буду сурово наказывать виновных в воспевании имен Бога Хинду. Нет имени Бога на свете, кроме имени Аллаха. Мои специальные патрули будут выискивать воспевающих Бога Хинду, и горе тем, кто нарушит мою волю и волю Аллаха. Я избавлю Индию от всяких поющих шарлатанов.
    Когда Чайтанья узнал об этом повелении Кази, он несказанно разгневался и приказал своим ученикам обойти все дома в Надии с посланием от Чайтаньи, что бы все, как один явились в назначенный час в определённое место с факелами в руках. И люди доверились ему, вышли к вечеру все, как один с факелами в руках. Миллионы Людей стекались на улицы города. Даже женщины, старухи, старики и дети вышли с факелами в руках. Разбившись на огромные группы людей под руководством учеников Чайтаньи, все двинулись по всем улицам Надии к дому Кази. Вскоре весь город потонул в пыли от танцующих ног повстанцев. Пение было таким, что Кази и все его прислужники попрятались и выжидали - что будет дальше, чем это всё кончится? Приблизившись к Дому Кази, все, как по единому приказу зажгли свои факелы. Миллионы факелов осветили всё пространство до самых небес, а миллионы сердец зажглись с новой песенной силой. По словам очевидцев, не находилось таких слов и таких подходящих сравнений, что бы достойно описать это изумительной зрелище, эту духовную красоту единства чувств и веры!..» Людской поток вздымался и бурлил, словно река Ганга, вышедшая из своих берегов во время муссонов. Все танцевали и пели. Это было великолепное зрелище. Уже спускалась ночь, танцевавшие двигались ритмично, миллионы факелов плясали в воздухе. Большинство людей танцевали кругами и цепочками. Ударами в ладоши они словно останавливали время...»
    Кази и его люди уже не могли более выносить этого пения, и поспешили подальше укрыться. Некоторые из толпы ворвались в дом Кази и начали крушить всё на своём пути. Чайтанья остановил их, и послал своих учеников пригласить Кази на переговоры. Вскоре появился Кази. Он шёл медленно с опущенной головой. Чайтанья приветливо встретил его. Они присели на пороге дома Кази. Чайтанья заговорил первым: «Я пришёл к тебе, как гость. Почему ты спрятался? Разве так встречают гостей?..»
    - Ты был очень сердит! – ответил Чхан Кази. Я дал тебе время немного успокоиться. Для меня большая радость принять тебя в моём доме! Ты высокий гость! В Навадвипе мусульмане и индусы живут дружно, мы соседи. Когда ты сердишься, я предпочитаю молчать, а если я обидел тебя чем-то, прости меня... Так началась беседа Кази и Чайтаньи.
    - Я пришёл к тебе задать несколько вопросов, - сказал Чайтанья.
    - Я рад буду ответить, - открой мне своё сердце.
    - Вы предлагаете нам принять нам мусульманскую веру, - сказал Чайтанья. Давай будем говорить откровенно. Ты с детства пьёшь коровье молоко, поэтому корова тебе, как кормящая мать. Бык пашет землю, на которой выращивается зерно, без которого жизнь невозможна. Значит бык тебе, как кормящий отец. Раз это твои кормящие отец и мать, как же вы смеете убивать их и поедать их трупы?.. Если ваша религия допускает такое кощунство, то это невольно наводит на мысль: верна ли она, или, может быть, вы её неправильно истолковываете?..  В нашей ведической религии, всякое убийство живого существа – это зло. Да и другие религии провозглашают: Не убий!.. Мясоедение противно Богу, это тяжкий, греховный поступок...
    - Ты следуешь Ведам, - тихо произнёс Кази, - но у мусульман своё священное писание – Коран. Если есть мясо, придерживаясь регламентов Корана, то в этом нет ничего дурного. Для аскетов мясоедение – большой грех. Но в мирской жизни трудно избежать убийства коров. Многие считают, что невозможно жить без мяса убитых ими животных...
    - Коров убивать нельзя, решительно произнёс Чайтанья, - это низкое, грязное дело, лишённое человечности и сострадания. Если мясоедению учит какая-либо религия, то надо прочитать её более внимательно и задуматься над вопросом: не лишено ли это Писание здравого смысла?..
    До сих пор в Индии не могут объяснить в чём дело: то ли Кази был перепуган массовым выступлением Чайтанитов, то ли в нём пробудилось сострадание к несчастным, жестоко убиваемым животным, но с тех пор Чхан Кази перестал, есть мясо, и стал ревностным почитателем ведической веры. С тех пор в Надии и по всей Индии воспевание святых имён Бога, сопровождаемое танцем, не прекращалось ни на один день... Ныне от дома Чхана Кази остался только фундамент, а вокруг него раскинулась большая базарная площадь. К этому месту, где когда-то находился дом Кази, в Индии и по сей день относятся с почитанием, отдавая дань его разумному поступку не препятствовать развитию древнеарийской ведической традиции.      
    Чайтанья стал отшельником. Он ходил в дальние страны с проповедью любви к Всевышнему Господу  Богу.  «Нет ничего на свете постоянного, кроме Господа и святых душ, - учил Чайтанья. К старости человек проводит свои дни в сожалении о себе: «Всю жизнь я тяжко трудился, поддерживал семью, а теперь, когда я стал немощным, они отвернулись от меня, и я вижу только гнев в глазах тех, кого всегда любил...»
    Ананга и Николай Белоножкин проходили мимо храма Гундича, где кипела работа по подготовке этого храма к празднику колесниц. Путники с удовольствием незаметно включились в работу по уборке храма. Все работающие принимали их с восторженными возгласами: «Харибол! Харибол! Джая, Джая! Рада, Рада!»
    В Индии праздник колесниц считается великим праздником, который символизирует путешествие Господа в колеснице к храму Гундича из храма Джаганатхи и обратно.
    Храм Гундича изнутри и снаружи мыли водой и натирали до блеска стены, пол и потолок. Воды использовалось так много, что она рекой вытекала через главный выход, бурлила и пенилась, словно река Ганга. Двор храма был весь в лужах. Воду носили в кувшинах из озера сотни человек. В весёлой суматохе люди нередко сталкивались, проливая воду, но никто не сердился. Все воспевали имена Бога. Наконец храм был вымыт и натёрт до блеска. Стало чисто и прохладно; воцарились умиротворение и покой и все принялись танцевать и воспевать во славу Господа. Боже, как все пели и танцевали!.. Кто отдельно прыгал, как можно выше, другие танцевали парами, взявшись за руки, кружились, как можно быстрее; Иные танцевали цепочками или становились в круг. Описать эти танцы просто невозможно, - все слились в едином праздничном настроении, в духовном, радостном порыве.
   После танца все сели немного отдохнуть, а затем вместе пошли к озеру, приняли омовение, переоделись в чистые одежды и поклонились храму, который сверкал на солнце!.. Неподалёку был разбит прекрасный сад, благоухающий от множества цветов. Сердце Николая радовалось неизъяснимой радостью. От пения птиц с удивительными красочными оперениями, невольно можно  было стать поэтом, всего лишь в несколько минут. Павлины и фазаны разгуливали свободно - c красивым оперением, важные, непревзойдённые в своём великолепии.
    Вместе со всеми работниками пошли в этот сад и наши путеше-ственники, где их ожидал чудесный пир. Кругом всё цвело. Лёгкий ветерок весело играл ветками деревьев и далеко разносил душистый аромат цветов. В тёплом воздухе стояло жужжание пчёл, пели птицы, большие пёстрые бабочки были нежны и доверчивы. Это было лучшее место для отдыха, которое только можно было себе вообразить. Работники сидели или лежали на траве, расслабившись после уборки храма и вдохновенных танцев. Настроение у всех было блаженное. Притаскивали тяжёлые корзины с угощениями. Возвышались горы острого и сладкого риса, различных блюд из овощей, печенья и молочных сладостей. Все расселись на деревянных скамейках, которые специально для этой цели принесли в сад. Все расположились рядами напротив друг друга и ожидали угощенья.
    Блюда были великолепные, все без устали прославляли их чудесный вкус, аромат и прекрасный вид. Раздатчики пищи носили её в огромных, сверкающих на солнце вёдрах и ловко подкладывали самые изысканные угощения, какие кто пожелает.
    Николай уже наелся, но ему всё предлагали и предлагали: «Ты только попробуй, хоть немного вот этого угощения! Посмотри, какое оно замечательное на вид и душистое на вкус!..» После угощения все стали воспевать святые имена Бога и слова благода-рения. Всем надели на шею цветочные гирлянды...
    И вот наступил благословенный день праздника колесниц (Ратха-ятры). Участвующие в празднике поднялись задолго до восхода солнца. Было ещё совсем темно, когда люди, совершив омовение в море, перенесли Господа Джаганатху со своего трона на колесницу. Великолепная колесница на шестнадцати больших деревянных колёсах было около двадцати метров в высоту и пятнадцати метров в ширину. Вслед за ней стояли не менее впечатляющие колесницы, размером чуть поменьше, предназначенные для ближайших друзей Господа Джаганатхи – Баладевы и Субхадры. Хотя каждую из трёх колесниц тянули люди, во главе их были помещены деревянные кони: впереди – белые, посредине – чёрные, в конце – красные. Две тысячи священнослужителей должны были расположиться на бортах колесниц и  сопровождать Господа среди многомиллионных толп народа. Колесница Джаганатхи возвышалась среди людского моря подобно огромной горе, вознесённой своей вершиной в небо. Множество зеркал и вееров украшали колесницу. Сверху Ратху покрывал изящный светлый полог, на котором развивался флаг, а изнутри она была убрана узорчатыми тканями, которые свешивались с бортов.
    Под мелодичный звон гонгов и колокольчиков несли  божество Джаганатхи на колесницу по дорожке, усыпанной красным и белым песком, напоминающими о песчаном береге реки Ямуны во Вриндаване, куда по давней ведической традиции Ариев должно отправиться божество, увозимое своими возлюбленными гопи. В Ратха-ятру слуги Господа, которых называют гауды (отсюда название гаудиовайшнавы), впрягаются в длинные верёвки и тянут за собой огромную колесницу Господа Джаганатхи. Это считается огромной божественной милостью для гаудов, и потому, они делают это с большой радостью и удовольствием. Под песни и танцы миллионов людей колесница медленно двигаются во Вриндаван.
    Достигнув местечка Балаганди, колесницы остановились. Люди со всех концов Индии, от мала до велика, предлагают Джаганатхе свои угощения, самые изысканные блюда. Здесь были первые лица государства, министры, знатные вельможи вместе с простолюдинами, взрослые и дети. Паломники со всей Индии стараются угодить Господу вкусными подношениями. Люди ставили свои угощения, где только возможно.
    Остановившись на отдых от долгого пути, люди вкушали предложенную Господу пищу (прасад). Пение птиц и аромат цветов усиливали ощущение Вриндавана. Наконец наши путники Ананга и Николай Зажигаев вместе с паломниками достигли желанной цели – Вриндавана и реки Ямуны.
    Во Вриндаване все деревья были в цвету. На некоторых деревьях были разноцветные цветы: алые, голубые, белые; это усиливало ощущение чуда. Деревья простирали высоко в небо цветущие ветви деревьев, а вьюны и лианы с трогательной нежностью обвивали их сильные стволы. Воздух был наполнен неумолчным щебетанием птиц. В цветах жужжали шмели и пчёлы, ветерок приносил желанную прохладу и аромат. Сердце наполнялось пением от любви к цветущей и поющей божественной природе...
    Николай и Ананга погостили во Вриндаване некоторое время. Ананга отправился назад домой, а Николой Зажигаев остался во Вриндаване. Сердце Николая наполнилось таким ликованием, что он не мыслил себе разлуку с этими удивительными двенадцатью садами-лесами Вриндавана. Это были самые незабываемые дни, наполненные состоянием счастья, которое испытал мой герой, оказавшись во Вриндаване, на берегу священной реки Ямуны.         
 
      ДОБРЫЙ МОЛОДЕЦ  И ДУША-ДЕВИЦА

Говори, разговаривай, пой!..
Улыбайся – не бойся огласки,
Пусть на зонтик льёт дождь проливной –
Голубые и синие краски!..

Ты была, так задорно смела,
Каблучками так звонко стучала!
Сколько радости – рядом прошла!
Сколько счастья – мне руку пожала!..

Навсегда не прощайся со мной,
Приходи, хоть во сне или в сказке,

Когда брызнут на землю весной
Голубые и синие краски!..
     - Это просто уму непостижимо: что Иринушка нашла привлекательного в Николае Зажигаеве? – говорили промежду себя их общие знакомые, - она подобна Елене Прекрасной, а он – вылитый Кощей Бессмертный и к тому же он старше Ирины.
     - Это объясняется просто, - говорили иные, - всем известно, что Николай Зажигаев - чистой воды гений!.. Сын родителей, бежавших от голодомора с Дона на стройку коммунизма, он родился и вырос в землянке под Тулой, рано осиротел и добывал себе на хлеб-соль своим трудом. Он самостоятельно без всякой материальной поддержки выучился в Москве, стал поэтом и драматургом, бывал в творческих поездках за границей и его пригласили работать в Москву, дали жильё почти в самом центре столицы. Это говорит о немалых достоинствах человека…
     В воскресный, осенний, погожий день Николай Зажигаев шёл по Александровскому саду в Москве вдоль кремлёвской стены со своей спутницей Иринушкой. Шли они неторопливо на премьеру спектакля «Столпотворение». Эту пьесу Николай Зажигаев посвятил своей несравненной Ирине и надеялся на успех.
     Ирина в этот осенний солнечный день была особенно хороша. Элегантные мужчины, идущие им навстречу в обществе своих жен, искали самый фантастический предлог, чтобы посмотреть вслед этой необыкновенной женщине. Исключением были разве что только те мужчины, которым было совершенно чуждо чувство прекрасного или отпетые женоненавистники. Ирина знала силу своих чар, и когда была в хорошем расположении духа, шутила над прохожими мужчинами, улыбаясь им более чем многозначительно. И, Боже мой, что тогда происходило! Мужчины буквально «табунились» вокруг, обгоняя и отставая от неё, несколько раз к ряду. Чистой воды комедия! Не составила исключения и эта прогулка по Александровскому саду. Николай Зажигаев, обескураженный наглым натиском мужчин, вынужден был пускать в них свои суровые взгляды, пронзительные, как стрелы-молнии... В рядах атакующих мужчин начиналось временное замешательство и разброд, но вскоре всё повторялось сначала...
    - Послушай, Иринушка, - обратился Зажигаев к своей спутнице жизни, - будь умницей, перестань улыбаться этим волокитам, хотя бы в день моей премьеры...
     - Наконец-то я почувствовала, что иду рядом с любящим мужчиной, а не с сухарём, - отшутилась Ирина и подарила ему пламенный поцелуй.  Дальше они шли, глядя друг на друга и, переливали свои улыбки, как говорится, из души в душу.
     У Дома народного творчества происходило необычайное оживление, несмотря на то, что не было какой-то особой даты, которую берегла бы память истории искусства. Ничего особенного не было в этот день и в театральной жизни столицы, но должна была состояться премьера спектакля Николая Зажигаева «Столпотворение». Это обстоятельство привело в неописуемо-бурное движение творческих работников не только этого Дома искусств, но и множества других культурных центров Москвы. Нельзя не признать, что всё происходящее было в значительной мере результатом старания прекрасной Ирины, её неисчерпаемого темперамента и обаяния, благодаря чему, задолго до премьеры уже стоял в воздухе ореол исключительности предстоящего спектакля.
     Если бы мне удалось взять за руку моего доброжелательного читателя и перед началом премьеры попытаться протиснуться через толпу поклонников предстоящего представления о трагедии древнего Востока, и затем проникнуть в обширный зрительный зал, то нашему вниманию открылось бы зрелище, не лишённое занимательности. Люди буквально томились ожиданием начала премьеры и, в то же время, среди организаторов спектакля царила суета. На лицах всех присутствующих лежала печать торжества. Несомненно, что этот день вписался в золотую летопись Дома народного творчества. Последствия этого замечательного события присутствующим было трудно себе представить, ибо, как гласит истина: последствия великих событий неисчислимы...
      Беспокойство публики нарастало по мере того, как начало спектакля затягивалось. Покашливание, пошаркивание и недовольный шёпот, сливались в один нетерпеливый шум. Иногда раздавались недовольные голоса: «Ну, сколько же можно тянуть волынку? Это сущее безобразие! Что мы тут: тысячу и ещё одну ночь будем ночевать?»
     Наконец, за сценой послышался какой-то шум. Головы в зале задвигались, всякий присутствующий приладился в кресле, приободрился, приосанился, и вот наступила полная тишина: все головы были приподняты, шеи вытянуты, рты полуоткрыты... за сценой как будто бы заиграла скрипка. Впечатление от происходящего в зале хорошо передаёт одна строфа из стихотворного произведения, сочинённое самодеятельным поэтом Дома искусств:
Цыц, душа моя, ни звука –
Кровь на сердце закипает,
Сердце, в грудь потише стукай –
Скрипка первая играет...
Видно, вовсе сгину я,
Эту скрипку слушая!..
     Но к великому сожалению всех присутствующих в зале, скрипка смолкла и снова воцарилась тишина. Это было уже слишком. Многотерпеливые зрители подождали три, пять минут, но на сцене никого так и не появилось. Терпение зрителей сменилось справедливым гневом. Спасал от взрыва только чрезвычайно высокий уровень интеллекта присутствующих любителей высокого искусства. В глубине души каждый из зрителей начинал опасаться, что его просто-напросто «надули», и никакой премьеры не будет. До слуха автора пьесы «Столпотворение» донеслись слова, что зрителей просто-напросто «облапошили», и зрители в зале сами должны будут экспромтом изобразить свои роли в «Столпотворении». Николай Зажигаев решился на крайнюю меру, ибо промедление было для его репутации смерти подобно.
     - Иринушка, - произнёс он шёпотом своей несравненной спутнице, - главное ты не беспокойся, посиди пока без меня, я, может быть, вскоре вернусь к тебе. Он благополучно пробрался к первому ряду, что-то шепнул зрителю, сидящему на тринадцатом месте, тот быстро встал и куда-то ушёл. Расположившись на освободившемся месте между двух очаровательных зрительниц завидной упитанности, Николай Зажигаев обратился к одной из них, сидящей слева от него: «Не волнуйтесь, гражданочка, спектакль начнётся незамедлительно, ваши ожидания окупятся целым фейерверком восхищений!» Эти слова Николай умышленно произнёс, как можно громче, чтобы слышали все окружающие, которые уже начинали нервно вскакивать со своих мест...
     - Вы ручаетесь, что это будет отличная вещь? – спросила дамочка сидящая справа от него.
     - Несомненно, вы получите неповторимое удовольствие, уверяю вас, как автор этой пьесы, - ответил герой нашей повести ещё громче прежнего.
     - О, как это приятно! – воскликнули одновременно обе упитанные дамы, сидящие слева и справа от Николая.
     - Я не шучу, - подхватил их восклицание автор предстоящей пьесы, - разрешите представиться: Николай Зажигаев...
     Интересно отметить, что с этой минуты в зале воцарилась всеобщее спокойствие. Вот ещё одно новое блестящее доказательство вечной истины: лучший способ заставить публику терпеливо ожидать начала спектакля, так это постоянно настойчиво заверять её, что представление начнётся незамедлительно.
     Наконец, занавес открылся, и действие спектакля началось. Представление было действительно поставлено великолепно. Однако ни у кого из присутствующих в зале не было столь вытянутой шеи, столь внимательного взгляда, напряженного слуха и волнующего сердца, как у автора этой пьесы. Драма была посвящена древнему Вавилону Великому, когда люди на земле Сеннаар строили башню до небес, и Господь перемешал им языки, дабы они не смогли понимать друг друга. Пьеса оказалась весьма своевременной, с прицелом на выявление исторических параллелей между событиями давно минувших дней и дней нынешних. Чем, скажите на милость, сегодняшняя Россия не Вавилон? Некоторые зрители невольно восклицали: «Господи, да это же натурально история современной Руси-матушки!»
     Грустно сознавать, но потрясающее по своему колориту и актуальности представление вскоре было нарушено. Срыв спектакля произошёл, когда актёры не могли более скрывать, что не явился на спектакль один актер, играющий роль знаменитого Вавилонского пьяницы, типичного представителя бездомного современного бомжа того далёкого времени. В момент, когда на сцену надо было выходить актёру в роли самого заматерелого пропойцы всех времён и народов, действие спектакля приостановилось. В Доме народного творчества никто не знал о причине отсутствия актёра. Это обстоятельство и явилось причиной затягивания начала представления. Пьеса началась в надежде, что актёр вот-вот должен подойти, но – увы! Его, как не было его, так и нет и что самое ужасное, вряд ли он появится, поскольку он и в жизни был заядлым выпивохой…
     «Это провал!» - промелькнула первая мысль в голове Николая Зажигаева, в тот момент, когда приостановилось действие спектакля, и зрителям было конкретно объявлено об этом. В этот критический момент в гениальной голове Николая Зажигаева зародилась спасительная мысль, которую он незамедлительно произнес на весь зрительный зал: «Продолжайте действие спектакля! Здесь присутствует пропойца Вавилона Великого - матери городов-блудниц всех времён и народов!.. Он находится среди вас, в этом зрительном зале...» В доказательство своих произнесённых слов, герой нашего времени на глазах у всей почтенной публики, рванул ворот своей отличной голубой сорочки, так что на груди его обнажился медный нательный крест.
     Зрительный зал буквально взорвался аплодисментами, и действие спектакля возобновилось. Зрители по достоинству оценили новацию этого талантливого актёра; он, несомненно, достоин этого высокого искусства исторической драмы... Автор пьесы был доволен собой, поскольку совершенно неожиданно для себя открыл в себе незаурядного артиста.
     Пьеса произвела на присутствующих в зале зрителей неизгладимое впечатление. Конечно, немало красот отняла досадная заминка с запоздалым появлением на сцене вавилонского пропоицы, но, в сущности, это было превосходное, оригинальное представление. Особенно зрителей подкупала образцовая игра актёров и, разумеется, этот спектакль с некоторыми поправками можно с успехом демонстрировать на подмостках самых знаменитых театров.
     Автор в глубине души чистосердечно восхищался представлением. Обладая слишком большой дозой здравого смысла и скромности, он решил оставаться незамеченным в момент рукоплесканий публики, но это нисколько не мешало ему с наслаждением слушать приятную музыку аплодисментов. При этом сердце его восторженно билось, жить было радостно...
     Здесь позволительно задать вопрос читателям, которые, как говорят теперь в кругах московских театралов, озарены талантом обобщения образов и идей: «Представляют ли себе читатели то зрелище, которое являет собой зрительный зал в доме народного творчества на премьерах спектаклей?» В мягких превосходных креслах живописно сидят важные особы от искусства, одетые и обутые во всё импортное и окутанные в русские меха, купленные за границей за валюту. В одну минуту всё это общество поднялось, задвигалось, зашумело, зааплодировало... Но любопытно отметить, что взгляды большинства присутствующих в зале мужчин устремились на Иринушку, словно солнечные лучи, собранные линзой в один жгучий пучок. Николай Зажигаев, сидевший на первом ряду, повернувшись спиной к сцене, в эти волнующие моменты с жадностью наблюдал за аплодирующими зрителями. Однако было у него одно маленькое огорчение: одна из двух упитанных дам, которой он признался в авторстве разыгрываемой пьесы, отняла у него несколько драгоценных мгновений самым нетактичным образом.
    -Будут ли продолжать спектакль? - спросила она, взяв ладонь его руки в свои пухлые пальчики. Николай так и вскипел от негодования, подобно человеку, которому наступили на больной мозоль.
     - Тупоголовая кукла, - подумал он, вырывая свою руку из её цепких пальчиков, - неужели ей не понятно, что представление закончилось? С этой минуты эта дама сильно потеряла в его мнении...   
     Некоторое время наш герой ещё надеялся, что зрители обратят на него особое внимание, как на автора показанной пьесы и к тому ещё незаурядного актёра. Он заглядывал всем в глаза и при этом многозначительно улыбался, однако все его старания не увенчались успехом. Все зрители словно сговорились, они настойчиво не сводили своих восторженных глаз с Ирины, в то время как она поминутно поворачивала свою божественную головку в разные стороны, щедро раздаривая всем свою восхитительную улыбку. Где-то, в самой глубине своей души, автор пьесы стал опасаться, что никто из присутствующих не заметил и не оценил по достоинству ни одной из многочисленных красот пьесы, ничего не было понято этой публикой. У  всех зрителей, как видно, была одна чара – Иринушка. Казалось, будто ничто не может разрушить того чарующего колдовства, которым она воздействовала на аудиторию. Взоры всех присутствующих были устремлены на неё и только на неё, словно и пьесы никакой не было, и автора данной пьесы не существует на свете. Эта ревность становилась нестерпимой. С горечью он наблюдал, как постепенно разваливалось сооружённое им великолепное здание славы. Подумать только: все присутствующие в зале зрители смотрели только что его пьесу, премьеру которой они с таким нетерпением ждали, а теперь, когда действие пьесы закончилось, ни один зритель даже не взглянет в его сторону, кроме этой глупой ходячей пухленькой, обильно напудренной куклы, которая всё ещё заискивающе заглядывала ему в глаза.
     Первая мысль, которая пронеслась в голове Зажигаева: «Николай, выбирай: или Иринушка, или искусство!.. Совместить то и другое – невозможно. Это кощунственно. Он метнул свой, пылающий ревностью взгляд на свою спутницу жизни, на которой, словно в фокусе, скрещивались восторженные взгляды всех зрителей, невольно простонал: «Эта чародейка только отвлекает доверчивых, простодушных зрителей от истинного творца спектакля...» Желая, во что бы то ни стало, спасти положение, Николай решился пуститься на беспрецедентную хитрость, чтобы склонить зрителей на свою сторону; выражаясь его языком: любой ценой, по справедливости разделить успех, а не отдавать всё с потрохами за одни красивые глаза. Он решительно подошел к своей возлюбленной и дипломатично попросил её: «Иринушка, надо бы всё-таки поприветствовать автора пьесы «Столпотворение». Как ты считаешь?»
     - Действительно, почему бы тебя не поприветствовать, - ответила волшебница Ирина. Получив такой заряд одобрения, Николай Зажигаев, не теряя ни единого драгоценного мгновения, прикрыл носовым платком себе рот и воскликнул: «Автору пьесы Николаю Зажигаеву браво! Браво автору пьесы!..»
     -Автору пьесы, Николаю Зажигаеву браво! - подхватила приветствие несравненная Иринушка.
     Хитрость нашего героя оказалась снайперски точной. Чаша ликования зрителей и рукоплескание выливалось через край. Раздались оглушительные аплодисменты и дружные возгласы: «Браво! Браво!..»            
     Несомненно, это был успех. Автору дарили цветы, и он уже ничего не видел, слёзы радости заблестели у него на глазах. Все свои цветы он с большим вдохновением подарил своей очаровательной Иринушке. Что было дальше, описать просто не возможно; казалось, что само небо приняло участие во всеобщем ликовании, осыпая с небес всех присутствующих лепестками цветов...
   
                ИСКУШЕНИЕ 
          «В поисках счастья и любви, не потеряй себя...»
                Индийская пословица 

    В небольшом индийском городе Вриндаване, как ни в каком другом городе мира, много храмов. Более пяти тысяч совершенно удивительных, неповторимых храмовых сооружений.  Все жители Вриндавана испокон веков встают до восхода солнца и, прежде всего, обходят вокруг всего города с молитвами (парикрама). Общее впечатление от парикрамы в святом городе Вриндаване достойно восхищения: все жители, от мала до велика, обходят свой город, обращаясь с молитвами к Всевышнему Господу, в благостном состоянии души. Лица всех людей сияют от счастья.
    Живут люди скромно в бедных жилищах, но они безмерно счастливы. Все молят Господа об одном, чтобы в следующей жизни им довелось бы вновь родиться  в этом сказочном духовном мире, утопающем в зелени и в цветах, где не смолкают птицы ни днем, ни ночью, ни летом, ни зимой, и повсюду танцуют влюблённые павлины. Здесь вечно цветёт весна и не смолкает ликование певчих птиц, удивительно красивых  и благозвучных. В Индии много водится змей, но во Вриндаване их нет вовсе, потому что павлины первыми нападают на змей и всегда их побеждают. По городу гордо разгуливают обезьяны, нередко можно видеть, как они катаются на коровах, на верблюдах и даже на слонах.
    Говорят, что Индия страна чудес, и во Вриндаване это особенно проявлено. Николай Белоножкин однажды увидел такую картину: на спине белого молоденького телёнка катался царственный павлин. Николай достал альбом и карандаш и приготовился сделать набросок рисунка с натуры, но телёнок, с удивительной настойчивостью, показывал ему только свой хвост с кисточкой, а хвост павлина всегда оставался вне видимости, за спиной телёнка.  Как не старался Николай выбрать удобную позицию для рисунка, сделать ему это никак не удавалось. Наконец телёнку надоело это навязчивое преследование иноземного гостя, и он скрылся в густом шатре баньянового дерева. Это разновидность деревьев рода фикус, огромных размеров с воздушными корнями, служащими естественными подпорками для мощной короны. Николаю также захотелось войти в этот прохладный шатёр до поднебесья, но, приблизившись к нему, он с ужасом увидел, что в шатре лежал тигр в царственной позе и глаза его сверкают подобно горящим углям. Николай просто оцепенел от неожиданной встречи, и он вначале медленно пятиться назад, но потом развернулся и дал своим ногам – «полный вперёд!..» Удалившись, таким образом, на достаточное расстояние, Николай немного успокоился и подумал, что ему, наверное,  всё это примерещилось, и он начал корить себя за такое малодушие, граничащее с трусостью. Что бы окончательно не уронить самого себя в своих собственных глазах, он решил снова направиться к злополучному баньяновому дереву и вести себя, как подобает настоящему донскому казаку и больше не праздновать труса... Он подошёл снова к дереву уверенной походкой, и хотел уж смело  вторгнуться в пределы баньянового шатра, но на этот раз сомнения его полностью рассеялись: перед ним, совсем рядом возлежал полосатый царь зверей, гроза этих мест индийский тигр необыкновенно больших размеров, которых даже могучие слоны предпочитают обходить стороной. Столь наглое, вызывающее поведение пришельца явно оскорбляло царское достоинство тигра. Он начал лениво приподниматься в своём царственном чертоге и издал такой рык, подобный  раскату грома, что казаку стало совершенно очевидно, что шутки закончились... Далее он уже не мог восстановить картину своего отступления и вскоре оказался уже на другом берегу реки Ямуны, совершенно не отдавая себе отчёта, как всё это молниеносно произошло...  «Жив, и слава Тебе, Господи!.. - подумал Николай, - пусть мне впредь это послужит хорошим уроком. А то, полюбуйтесь-ка на него, – храбрец, какой отыскался...»
     Одежда на нём, конечно, быстро обсохла, - в солнечной Индии с этим делом проблем нет, но неприятный осадок надолго оставался в памяти у нашего героя. Но удивительнее всего было то, что в душе Николая произошла какая-то неописуемая метаморфоза: из глаз его катились сладостные слёзы, закипавшие откуда-то из самой глубины сердца. Им полностью овладело чувство какой-то невыразимой радости, необычайного счастья. Его стала увлекать безотчётная страсть к уединению, чтобы сполна насладиться столь необычным, щедрым духовным счастьем...
    Однако сколь бы не была прелестна чужбина, но тоска по милой сердцу, давно покинутой Родине брала верх, ибо русской общины ему встретить в здешних местах так и не удалось, а дым чужбины не слаще дыма своего Отечества. О духовном же  Небесном своём Отечестве у него ещё не сложилось твёрдой веры. В одночасье такие дела не происходят, нужно время для осмысления и совершения духовных подвигов...
    Переступая надёжные пределы своего рода-племени, даже в силу вынужденных обстоятельств, человек рискует поплатиться всем, что имеет и даже своей жизнью. Узнавая слишком многое, внедряясь в чужеземную жизнь, надо быть предельно осторожным и вести себя, как говорят, тише воды, ниже травы.
    Однажды летом, после сезона дождей, когда день уже клонился к вечеру, Николай Беложкин отправился на прогулку по окрестности Вриндавана. Он и не предполагал, что ему будет слишком тяжело идти по безлесистой тропинке при знойной жаре, и он отошёл довольно далеко за басти (так во Вриндаване называют окрестности города). Дорога была хорошо утоптана людьми, быками и коровами. По обе стороны от дороги были нескончаемые овощные и рисовые поля, чередующиеся садами и пастбищами. Вот уже город скрылся из вида, но на его пути никого не встречалось, и не было видно никаких деревень. У Николая появился какой-то азарт: ведь должно же повстречаться на его пути какое-либо селение, коль есть такая широкая дорога. Однако селения всё не встречалось, идти под палящими лучами солнца становилось нестерпимо. Вот на его пути повстречалась огромная лужа, прямо на перекрёстке дорог. Николай быстро разделся и окунулся в луже. - Боже ты мой! – воскликнул он, - какое это блаженство! Он долго нежился в луже, пока не обратил внимания, что у самого края этой лужи стоит юный пастушок в одной набедренной повязке. У него была длинная палка в руке, которой он погонял нескольких коров и телят в свою деревню. Пастушок с большим удивлением и с какой-то нескрываемой радостью наблюдал за поведением пришельца путешественника, плавающего в большой луже... Николай вышел из воды с неловким чувством, поспешил к своей одежде. Юноша с нескрываемым любопытством разглядывал чужестранца. Николай быстро оделся, достал из своей дорожной сумки хлеб, разломил его на несколько кусочков, и стал предлагать их коровам и телятам. К великому удивлению Николая, животные Вриндавана только понюхали его хлеб, но есть отказывались и отходили от него в сторону. Николаю сделалось крайне неловко и обидно. – Я же предлагаю им хлеб от чистого сердца, - подумал он, - почему же они отказываются от моего угощения? Мальчик подошёл к Николаю вплотную и стал внимательно и ревностно рассматривать хлеб в его руках. Николаю подумалось, что мальчик заподозрил его в каком-то недобром намерении по отношению к его коровам. Он очень смутился и, в доказательство своих добрых побуждений, начал сам есть этот хлеб, но мальчик всё ещё оставался безучастным наблюдателем... Николай молча повернулся и пошёл далее своей дорогой. Пройдя некоторое расстояние, он оглянулся и стал свидетелем трогательной картины: пастушок снял с себя набедренную повязку и, выбирая место, где вода была менее мутная, черпал ею воду и поил по очереди своих самых маленьких телят, которые с большим удовольствием наслаждались дождевою водой из лужи...               
   Вскоре Белоножкин увидел деревню. У крайнего дома, под фруктовыми деревьями стояло несколько высоких деревянных лежаков на которых, блаженствовали в тени своих садов крестьяне. Завидев приближающегося незнакомца, один из них ловко вскочил с лежака и быстро зашагал Николаю навстречу, широко ему, улыбаясь, и на ходу восклицая: Харибол!.. Харибол!.. Рашен, рашен, харибол!.. Он подошел  к Белоножкину вплотную, и стал с большим чувством обнимать гостя. Рашен, рашен! – повторял он восторженно, - русский брат, индийский брат!.. Мир, дружба!..
    Николай попытался заговорить с ним по-русски и по-английски, но индус не понимал его. Чувств было испытано много, но беседа не состоялась... Николай обошёл всю деревню и заметил, что дорога, обогнув деревню, пошла далее и, по-видимому, также вела во Вриндаван, как и дорога по которой он пришёл в эту деревню.  Николай решил идти по ней.
    - Как просто и счастливо живут эти люди на своей родной земле, - размышлял Николай, - они не ведают ни горя, ни гонений. А я скитаюсь по чужим землям, как неприкаянный. Живу бесприютный, - только маюсь... И домой мне нет возврата и здесь я чужой. Кормлюсь, чем Бог наградит: где-то подработаю, где-то так угостят, а чаще при храмах принимаю угощение. Слава Богу, приютили меня добрые люди, предложили мне ночлег и крышу над головой. Но самые корни мои, связывающие меня с моим  родословным древом, пострадали: выдернули меня  из родимой земли, когда был я совсем ещё юнцом и бросили на чужбину...
    Так, рассуждая, шёл он по дороге, и вдалеке уже показался город Вриндаван. На его пути повстречалась совсем маленькая деревенька, наподобие небольшого хуторка, который нередко можно встретить в степях Придонья. Деревенька располагалась на холмах. Неподалёку, с одной стороны от этой деревеньки, за маленьким цветущим лесочком, виднелся какой-то древний полуразрушенный дворец на пригорке, а с другой стороны была лощина с цитрусовым садом. Лощина с двух сторон замыкалась  невысокой древней кирпичной стеной перед склонами, а на свободном склоне, у ручья стояло небольшое жилище с двором, садом и всякой живностью. От ручья к хуторку шла уже не молодая, но стройная и статная женщина с кувшином на плече. Застенчивости в её взгляде не было, но сквозь строгий взгляд, проглядывал светлый, приветливый лучик.
    Николай попросил напиться воды и она, с каким-то удивительным благородством сняла кувшин с водой со своего плеча и с тихой улыбкой протянула кувшин с водой незнакомцу. Николай пил жадно с остановками, пытаясь ненавязчиво, с благодарностью улыбаться. Заговорить он не решался, а она не осмеливалась, но взгляды их были слишком красноречивы, чтобы оставлять их равнодушными друг к другу. Николай обратил внимание, что браслет на её руке был разбит и скреплён не самым наилучшим способом, видимо женской рукой. Она поймала его пристальный взгляд на своём браслете и, смутившись, сняла его со своей руки, подарила незнакомцу и поспешила к своему дому. Николай поблагодарил её по-английски, она ответила ему только вежливым поклоном и они разошлись. Николай вскоре оглянулся. Через некоторое время оглянулась и она. Они улыбнулись друг другу на прощанье. Близился вечер и Николай заспешил в город, чтобы темнота не застала его в пути.
    Чувства нахлынули на него, и он всё только говорил сам себе: «Разве я виноват в том, что красота её, - меня ослепила? Ну и что же, что она иноземка? В чём грех луны, что она освещает лотос? А разве лотос виноват в том, что луна дотронулась до него своей серебряной рукой. Николай в душе был поэтом и в этот же вечер он сочинил стихотворение «Красавица Луна» 
Красавица Луна, послушай:
- Побудь немножечко со мной,
Погладь мне тихо-тихо душу
Своей серебряной рукой…

Ты так бледна и так печальна,
Побудь, волшебница, со мной,
Я знаю, знаю – друг твой дальний
Гуляет с Северной звездой…

Её он называет милой,
Она нежней и горячей;
Она его заворожила
Полярной нежностью своей.

Он ветреный, твой друг далёкий,
Побудь же, милая, со мной.
Смотри: я тоже светлоокий,
Душою дивно молодой.

Подняться к звёздам – я не струшу,
Ты не смотри, что я – земной;
Потрогай человечью душу
Своей серебряной рукой!..
     - Если это не сон, - подумал Николай Болоножкин, - то жизнь явно преподносит мне какой-то, совершенно особенный урок. По крайней мере, его преподносит мне случай. Но есть одна задача: всякий ли случай от Бога? Скорее всего – нет. Однако вовсе не исключено и утвердительное – да. Разве я виноват, что жизнь так жестоко швырнула меня за тридевять земель с родных, дорогих моему сердцу, милых просторов тихого Дона? Конечно, рано или поздно, но я должен вернуться на свою Родину, но когда это станет возможным? И возможно ли это вообще? Вопросы далеко не праздные...
    Судьбе стало угодно, что бы эти два человека вскоре вновь повстречались во Вриндаване, неподалёку от того места, где Николай обрёл своё временное пристанище. Она шла на рынок с коробом на голове и несла что-то тяжёлое в правой руке. По всему было видно, что ей необходима была помощь. Разумеется, эта помощь бала оказана  Николаем не без удовольствия. Как оказалось, она довольно сносно владела английским языком. Они познакомились. Её имя было Сунита. Она продавала индийские статуэтки различных божеств. По её словам, статуэтки доставляли людям радость, а ей  приносили истинное счастье. Они немного пообщались, она поблагодарила его за помощь и подарила ему на прощанье две маленькие скульптурки божеств Радхи и Кришны. Николай принял её подарок с благодарностью. От денег она отказалась и сказала ему, что очень ей хочется видеть его поистине счастливым; пусть будет много духовного счастья... Николай нёс эти фигурки и говорил себе: «Наверное, это, правда, что эти симпатичные божества могут приносить человеку радость и счастье, если дарит их тебе такая возвышенная душа, сак Сунита...»
    Много в этот вечер приходило различных мыслей казаку Николаю Белоножкину на тему о его встречах с Сунитой. Наконец, он сказал себе, что ему непременно надо уходить из Вриндавана, чтобы не беспокоить больше своими встречами эту удивительную женщину, не причинять ей более волнений. Даже, если допустить, что она сама пожелает ещё и далее встречаться со мной, это надо исключить. И даже, если допустить, что она стала бы просить его остаться во Вриндаване (что практически полностью исключено), то и тогда ему следовало быть решительно против этого. - Ничто, кроме солнца и ветра не сможет осушить слёза казака, - неизвестно для чего произнёс Николай вслух. Нет, ему надо уйти из Вриндавана незамедлительно, ибо перспектива моего дальнейшего пребывания здесь, и возможные встречи с Сунитой не сулят нам ничего хорошего. И в этот же день, он без промедления покинул Вриндаван, и дал себе твёрдое слово постоянно думать о том, верно ли я поступаю в каждый момент? Правильное ли решение принимаю? Верным ли путём иду?..               

                КИТАЙСКИЕ ЯБЛОКИ

 В старину живали деды
Веселей своих внучат;
Как простую пили воду
Мёд и крепкое вино:
Веселились, потешались,
Пировали круглый год!
Вот как жили при Аскольде
Ниши деды и отцы!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Как живали в старину!

Люди ратные не смели
Брать всё даром на торгу
И лишь греков обижали
И заезжих поморян;
В пояс кланялись народу
И честили горожан.
Вот как жили при Аскольде
Наши деды и отцы!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Как живали в старину!

Без варягов управлялись
С печенежской мы страной.
И Византию громили,
И с косогов брали дань,
И всех били Киевлян,
Как нас бьют теперь самих!
Вот как жили при Аскольде
Наши деды и отцы!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Как живали в старину!

Ну-тка, братцы, поскорее
Забирайте невода!
Мы при помощи Перуна
Лодку рыбой нагрузим,
И наловим для продажи
Золотистых осетров...
Ну-тка, братцы, поскорее
Забирайте невода!
Ну, вот слышите ль, ребята,
Забирайте невода!
(Из песен Казачьего календаря)

   Присел дед Морозенко на лавку у своей печи, пригладил ладонями  бороду-метлу, да и призадумался… «Вот уже доживаю я свой век, - подумал он,  но с тех пор, как прилип к этой земле, так нигде не довелось побывать, кроме деревни Топтыково. Другие, хоть в Отечественную войну мир повидали, а меня в начале войны фрицы контузили, так я сразу и отвоевался. Вот уж, казалось бы, город Тула от нас недалече, да и то редко, когда доведется там побывать, а уж в Москве-то - и подавно... Вот уж скоро и помру, так и не повидав белокаменную. Обидно мне. А что, если собраться, да и махнуть в стольный наш град белокаменный!..»
   «Что это ты, дедуля, никак сам с собою беседу ведёшь, - поинтересовалась с печи старуха Матрёна, - неужто, новую какую оказию надумала твоя неуёмная головушка?»       
   - А вот то и надумал, матушка ты моя, что завтра в Москву - Золотую Маковку поеду. Так что, сударыня ты моя Матрёнушка, доставай из сундука мою новую полотняную рубаху, а то век свой доживу, а рубаху новую, так и не надену и в столице державной не побываю. Обидно мне это…
   - Ой, ё ёй! – запричитала бабка Матрёна, - что это за оказия с тобой приключилась, соколик ты мой!.. Господь с тобою!.. Какая ещё, к лешему, Москва накатила на твою неуёмную головушку?! Какой ещё жареный петух тебя в одно место клюнул?! Куда тебя неладная понесёт? Того и гляди, и без этих отчаянных похождений душа твоя с телом без всякого труда может в любую минуту распрощаться... А обо мне ты подумал?.. А хозяйство наше, на чей произвол ты оставишь? Что не говори, а курей и гусей у нас полный чулан. Что я тут одна без тебя с ними делать стану?..
   - Всё, Матрёна, как я сказал, так оно и будет! И не о чем тут более толковать. Сказано тебе: доставай из сундука мою новую рубаху, так, стало быть, и доставай. В этой рубахе я на страшный суд вставать буду, в ней и в Москву Престольную наведаюсь. Ты ж меня знаешь, Матрёна, что я надумал, то уж непременно и сделаю. А с хозяйством нашим ты и без меня, за здорово живёшь, перебьёшься денёк-другой…
   - Вот и всегда ты был таков, сокол ты мой неугомонный... Ох, бедовая, удалая у тебя головушка…
   Утром всей деревней вышли на московскую дорогу проводить деда Морозенко.  «Две, кажись, сотни вёрст от Топтыково до Москвы, а может быть и более того, - рассуждали старики, между собой, - это тебе, дед Мороз, не до плетня дойти. Ох, и шубутной же ты у нас, на всю деревню шубутной!.. - восхищались деревенские мужики его подвигом, - натурально – сорви голова!.. Будь такой хороший, поклонись от нас Храму Василия Блаженного, что на самом рву стоит…».
   Пообещал дед Морозенко своим односельчанам исполнить всё, о чём они всем миром его просят. Попрощался со всеми, трижды перекрестился, сел на телегу, подстелил под себя соломки, и сказал своему внуку Артёмке: «Полный вперёд, внучек. Думаю, что до посёлка Криволучье дотянет кобылка, не свалиться… А там уж, почитай, и до самого московского поезда рукой подать...»
      Как вышел дед Морозенко из электрички в Москве на Курском вокзале, да так и ахнул: «Батюшки свет родимый, люду-то здеся сколько! Чем же и как такую вот отару людей напоить, накормить можно? Мудрёное дело... Господи, Иисусе Христе, спаси, сохрани и помилуй нас грешных…»
     Долго, в жестокой схватке сквозь толпу, пробивался дед Морозенко от перрона до привокзальной площади; всё никак не мог освободиться от её плена. Силы его покидали, ноги подкашивались, в глазах помутилось.  Наконец, Господь услыхал его горячие молитвы, пособил ему протиснуться на привокзальную площадь к стоянкам такси. «Пресвятая дева Мария, царица небесная, заступница ты наша, - молился  дед Морозенко, крестясь обеими руками одновременно, - вся слава тебе, заступница ты человеколюбивая!.. Кажись, наша взяла!..»
      «Мил человек, - обратился старец с мольбой к таксисту, - сделай Божескую милость, увези меня, Христа ради, отсюда поскорей. Хочу хоть одним глазком перед смертью взглянуть на Москву Златоглавую. Век не забуду твоей доброты и до самой смерти молиться за тебя стану!..»
      Оглядел таксист деда с ног до головы. Видит, стоит перед ним старче – вылитый Лев Николаевич Толстой: и рубаха у него длинная навыпуск, подпоясан также ремешком и сам весь точь-в-точь – граф яснополянский, только разве что без лаптей... Улыбнулся таксист, да и спрашивает: «А что, отец, ты сам-то случайно не из Ясной поляны будешь?» 
      -Неподалёку от Ясной поляны я живу, а как ты догадался, что я из тех мест, - искренне удивился старик.
      - Работа у меня такая, отец, - ответил таксист, - я своего клиента за версту насквозь вижу. Садись в машину… Я тебе в лучшем виде покажу Москву-красавицу и дорого с тебя не возьму, потому что ты мне очень нравишься. Что именно тебе хотелось бы посмотреть в Москве? 
     - Покажи ты мне, мил человек, храм Василия Блаженного, который в старину именовался «Покровским собором, что на рву». И еще покажи мне, мил человек, что-нибудь на своё усмотрение...
     - Всё ясно, отец, покажу тебе столицу так, что останешься доволен.
     Остановился таксист у Большого театра и говорит путешественнику: «Вот, отец, смотри, перед тобой самый Большой театр, больше не бывает».
     Старик задрал голову кверху и, придерживая свою кепку на голове двумя руками, начал причитать, раскачиваясь из стороны в сторону: «Батюшки, свет родимый, как же это они таких больших коней на такую верхотуру доставили?» Долго так стоял он с задранной кверху головой, пока у него шея не заболела. После этого подошёл он к фонтану, зачерпнул двумя ладонями воду, попробовал на вкус.  «Хороша, - говорит, - водица, но не сравнить её с нашей Топтыковской колодезной водой. Наша водица намного вкусней». Не обделил своим вниманием дед Морозенко яблони, росшие вокруг фонтана с гроздьями мелких красных яблок. Сорвал он аккуратно одно яблочко, надкусил его своими редкими зубами, пошамкал с удовольствием: «Хороши яблочки, вот бы моей старухе таких на варенье, так бы она их целёхонькими и сварила. Сорвал он ещё несколько маленьких яблочек, подошёл к таксисту и спрашивает: «Что это за диковинные яблочки такие, словно молодильные?»
     -Что ты, отец, неужели яблоки-китайки в своей жизни не видел? – искренне удивился таксист.
     -Отродясь не видывал такую мелкоту, - ответил смущённый  Морозенко, -  у нас в Топтыково, ты не поверишь мне, мил человек, яблоки произрастают величиной с мою голову...
     -Охотно верю, батя, - сказал с улыбкой таксист, - а эти яблоньки  посадил сам  Мао Цзэдун вместе со Сталиным.
     - Вот ведь оно как!.. - удивился дед Морозенко, - поди ж ты!.. Неужто, Мао Цзэдун с самим Сталиным сад такой райский посадили?..
     - Вот так! – сказал с гордостью таксист, - а ты что думал, старина, у нас здесь всё на широкую ногу делается, не то, что в твоей деревне Топтыково?.. Садись, отец, в машину, теперь мы с тобой поедем смотреть храм Василия Блаженного.
     У храма Василия Блаженного дед Морозенко долго стоял молча с непокрытой головой. Обошёл храм вокруг, оглядел его со всех сторон.  «Вот это храм!.. Всем храмам храм... Как из сказочной Святой Руси... Вот ведь какую лепоту наш народ своим умом и своими руками посвящать Богу может!.. Вот тебе и Постник - русский мужик-лапотник!.. Были мастеровые у нас на Руси, очень даже добрые были мастеровые!.. Трижды перекрестился старик и поклонился храму до самой земли.
    Поклонился дед Морозенко и месту лобному: «Так вот, значит, где продажные бояре да дворяне Степану Разину отсекли с плеч долой буйную голову? Сколько же на эту плаху за чубы притаскивали тех, кто радел за простой народ? Почитай из века в век цвет народа губили… Ах, ты, Русь, страдалица ты наша - матушка Россея »
     Поклонился старик и памятнику старосте Кузьме Захаровичу Минину Сухорук да князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Поклонился да и сказал громко во весь голос, обращая свой строгий взгляд на Спасские ворота Кремля: «Сколько же раз в нашем отечестве простой народ сам спасал землю русскую, тогда как высшая знать – во все времена продавалась иноземцам. А сколько ещё предстоит нашему народу противостоять изменникам и врагам земли Русской!» И вспомнились деду Морозенко слова Кузьмы Захаровича Минина, сказанные в Нижнем Новгороде в гиблые, смутные дни Руси. Было время, когда слова эти наизусть передавались в народе из уст в уста.  «Вера в опасности, - сказал Минин своим согражданам в Нижнем Новгороде, - везде надо собирать ополчение и выходить по дорогам в Москву, выручать от иноверцев и иноземцев царствующий град и его святыни – божьи церкви, честные образа и многоцелебные мощи. Православные люди, коли нам похотеть подать помощь Московскому государству, не пожалеем животов наших, да не токмо животов. Дворы свои продадим, жен, детей в кабалу отдадим: будем бить челом, чтобы шли заступаться за истинную веру, и был бы у нас начальный человек. Дело великое мы совершаем, если нам Бог благословит, слава будет нам от всей земли русской, что от такого малого города, произойдёт такое великое дело. Я знаю, только мы на это дело поднимемся, многие города к нам пристанут, и мы вместе с ними дружно отобьемся от иноземцев».          
     Поклонился старик Красной площади, Кремлю московскому, помолился ещё раз, поклонился на все четыре стороны и сказал таксисту: «Вот теперь мне и помирать не обидно будет: видел я Москву белокаменную, помолился в самом сердце России – на Красной площади. Отвези теперь меня, добрый человек, на Курский вокзал, стану я на Тульскую дорогу, буду к родным местам возвращаться... Будет о чём рассказать землякам моим и старухе моей Матрёне».
     Долго ли, коротко ли возвращался старик в свою родную деревню и вот он уже на пороге родного дома своего.  «Встречай, Матрёна Петровна, своего друга сердечного, - сказал старик, переступая через родимый порог, - растопи мне с дороги баньку, да пожарче, поднеси чару вина – выпить с устатку, тогда я расскажу тебе о Москве первопрестольной».   
   Старик бережно достал из своего кармана платочек, аккуратно развернул его и протянул своей Матрёне яблочки китайские. «Это вот тебе подарочек – яблочки китайские», - сказал Морозенко.
   - Да, неужто ты, дедок, из Москвы да прямо в Китай махнул?! -  вскрикнула Матрёна Петровна и всплеснула руками.
   - Успокойся, Матрёна, я в путешествиях меру знаю. В самой Москве белокаменной, у самого Большого театра, такие вот несравненные китайские яблочки произрастают…»

                ПО ДОРОГАМ ДИВНОГО ВОСТОКА

По дорогам дивного Востока
Низко блещут звёздочки-огни...
Не напрасно прибыл издалёка
Босиком плескаться по пыли...

Ослики, встречаясь на дороге,
Мне звенят приветно бубенцом...
Лица встречных, как иконы строги,
Пахнет солнцем и цветов пыльцой...

Продираясь в зарослях сквозь терни,
Вдруг подумал: уж не снятся ль мне -
Райские светящиеся  двери
В этой дивной, сказочной стране.

Пчёлы-звёзды носят издалёка –
В улей сердца искорки-огни...
Пробудившись песнями Востока,
Сердце колокольчиком звенит.

Счастлив тем, что издалёка
Босиком плескаться по пыли...
В поднебесье дивного Востока -
Манят душу звёздочки-огни...
    Николай Белоножкин решил идти к Бомбею, на побережье Аравийского моря с надеждой, что, может быть, удастся подыскать в порту Бомбея подходящую работу, найти временное жильё и при удобном случае  отправиться оттуда в Россию. Путь будет, хоть малый шанс, нежели не иметь ничего вовсе.
     Для поддержания своего существования, путнику в Индии можно не прикладывать много усилий. На пути встречалось множество храмов, где странникам предлагали ночлег и еду. В индийских деревнях крестьяне содержали избыточное количество коров и путникам предлагали столько молоко, сколько их душа пожелает.
    Николай стремился ничем не прогневить Бога, не хулил его в тяжёлые минуты испытаний и часто молился в уединении. Словом, человеком он был добродетельным, богобоязненным и высоко чтил верования всех народов, а из христианских молитв знал и любил Иисусову молитву, Отче наш, молитву Богоматери, Достойная и Верую. В своей молитве, обращённой к Богоматери, произносил: «Царица небесная, будь милостива ко мне». Однажды вечером Николай подумывал о ночлеге и, незаметно для себя, поравнялся с босым путником, одетым в странные одежды: шаровары с красными лампасами и на плечах - тонкий кашмирский плед. Шёл он в том же направлении, что и Николай. Они почтительно поклонились друг другу и разговорились. Как позднее выяснилось, путник оказался старшим из казаков-древневеров Василий Селивёрстов. Он имел своё поместье в отдалённой провинции к югу от Дели. В его поместье, кроме нескольких  казаков-эмигрантов с Дона, прижилось немало странников самых различных верований и культур.
    - Ты, как я вижу, странник? - заговорил Василий Селивёрстов.  Как тебе живётся в этом, Богом заповеданном краю? Чем ты занят теперь? Николай Белоножкин рассказал ему свою Одиссею, о своих скитания по белому свету...
    - Все источники своих страданий ищи внутри себя, брат Николай, - сказал Селивёрстов, за царствием небесным не надо далеко ходить, оно находится внутри нас, в нашем сердце...
    - Как можно развить в себе это царствие Господнее в своём сердце? - искренне поинтересовался Николай, - поведай мне, пожалуйста,  об этом...
    - Перво-наперво, в самом начале своего духовного поиска, следует наладить с Господом отношение постоянной молитвой, и, при этом, надо стараться не выпускать Его руку из своей руки ни на минуту. Держись за неё крепко, как держатся малые дети за руку своего отца. Когда отпускаешь Его руку, то лишаешься Отцовской поддержки и действуешь на свой страх и риск.
    - Я осознаю своё невежество и свою греховную душу, почтенный учитель, - проговорил Белоножкин, осмысливая слова своего попутчика. Мне далеко до вашей святости и молитв я знаю лишь только несколько. Мне теперь с каждым днём становится всё труднее обретать жемчужины святости. У меня нет ни Родины, ни друзей, ни родных и бреду я по жизни, как перекати-поле...
    - Господь может заменить тебе Родину, друзей, родных и даже возлюбленную подругу... Николай долго смотрел на своего наставника с нескрываемым удивлением, но ни возражать ему, ни спрашивать его, ни о чём  не стал...
    - Не удивляйся, - сказал Василий Селивёрстов, - верно, тебе говорю, что Господь для нас может быть одновременно и другом-мужчиной, и подругой-женщиной, только ни в коем случае не следует понимать это буквально, это можно только чувствовать, и словами это объяснить никак невозможно... Старшина пристально посмотрел на Николая и отметил про себя природную доброту в этом человеке, как отличительную черту его характера. – Если ты желаешь, - продолжал старшина, - иди со мной в нашу братскую обитель. Я в ней старшина и не без удовольствия приглашаю тебя в наш кров. Я уверен, что эта наша встреча не случайна, Богу угодно, чтобы мы были вместе.
    - Какую веру вы исповедуете? - осторожно спросил Николай.
    - Какую бы веру ты не исповедал, тебе её не придётся менять. Пусть это тебя не удивляет. Наше братство стоит на таких позициях духовного поиска, что Господь Един во всей вселенной, и каждое живое существо в этом мире поклоняется ему по своему, в силу места, времени, обстоятельств, нравов, культуры.
     Удивление Николая было искренним, когда он узнал о братской обители, в которой живут представители многих религиозных верований и всякий прославляет Господа проявлением своих талантов в мастерстве и в искусстве, посвящая Ему всякое своё действие.
    - А как местное население относится к казакам–иноверцам? Не ревнуют ли они вас к тому, что вы своим многоверием можете  невольно подать нежелательный пример для них?
     Местные жители считают, что казаки являлись истинными потомками древних Ариев, пришедших в Индию в стародавние времена, и потому относятся к нам с особым уважением. К нам нередко приходят индийские мудрецы посмотреть на наш быт, наш образ жизни. Один из таких посетителей поведал нам о том, что некоторые казачьи былины являлись «Зародышами» великого эпоса индийского народа «Махабхараты». Он откровенно признался нам, что является далёким потомком Ариев, пришедших в Индию из Скифии великой. Он довольно хорошо изъяснялся по-русски и очень нас всех удивил знаниями русских былин юга Скифии.
     - Много вам удивительного откроется, - сказал нам индийский мудрец, - когда вы поймёте главную суть скифских былин. Индоарии пришли в Индию с низовий берегов Дона и Волги через Среднюю Азию в конце второго тысячелетия до новой эры. Он удивил нас ещё и тем утверждением, что все русские былины были созданы не на севере, а на юге России, так как все действия былин происходят в чистом поле, от синего моря (Чёрного моря). Былины, несомненно, рассказывали о реальных событиях давнего времени, это подтверждают  детали, которые невозможно выдумать. В былине «Волх Всеславьевич» имя побеждённого индийского царя  Сантал. Санталы – это древнеиндийский неарийский народ, сохранившийся, и по сей день в Бенгали.
    - Чем  подкреплял этот индийский мудрец свои такие смелые предположения? - спросил удивлённый Николай Белоножкин.
    Сколь это чудесным не показалось бы, но  он приводил цитаты из былин на память, подкрепляя ими свои мысли:
В та поры Волх он догадлив был:
Он со всею дружиною хороброю
Что ко славному царству Индийскому
Тут же с ними во поход пошёл!
Как всем молодцам Волх приказ отдаёт:
«Гой вы дружина хоробрая!
Вы ходите по царству по Индийскому,
...Не оставьте в царстве на семена,
А оставьте вы только по выбору,
Что не много, не мало – семь тысяч,
Семь тысяч душечек красных девиц!..»
А сам он, Волх во палаты пошёл,
Что во те палаты во царские,
Ко тому царю ко индийскому...
... А и тут-то Волх сам царём стал,
Взял он замуж царицу Азвяковну.
Молоду Елену Александровну;
А и та его дружинушка хоробрая,
Как на тех девицах переженилася –
А и стали-то они люди посадские...
   - Индийская тема в русском эпосе не исчерпывается сказанием о Вольге, - сказал нам индийский гость. Так былина о Дюке весьма поучительна и занятна. Дюк Степанович со своею дружиной прибыл в Киев и вступил в спор с князем Владимиром и его дружиной. Он во всём превосходил киевских знатных людей: богатством, доблестью, мужеством, благочестием. В былине описаны владения Дюка в его богатой, благочестивой и счастливой стране. Описания в былине очень напоминали легенду о «Беловодье», уходящей корнями в древнейшую мифологию Ариев. Откуда же взялся Дюк, этот таинственный богатырь?
... Да ехал я из города из Галича,
Из Волынь-земли из богатые,
Да из той Карелы из упрямые,
Да из той Сорочины из широкие,
Да из той Индии богатые...
    В некоторых вариантах былины родиной Дюка является «Индийское царство», которое представлено в них как идеальное общество – богатое, справедливое, правдивое. Былина о Дюке реалистична. Богатырь прибывает на Русь не из какой-то неведомой страны, а из Индии. Дюк – это представитель арийской элиты Индии (тех самых «Солнцерождённых» династий раджпуров и махатмов, ведущих свою родословную от «шакьев» - скифов). Он прибыл в Киев на свою «историческую родину» после длительного разрыва связи с периода «великого переселения народов». Город Галич в былине не следует отождествлять с известным Галичем в Прикарпатье, который   возвысился  только в 12 веке н.э., а былина, как ясно, написана много древнее. Город Галич в былине - это конкретный город Галиур в северо-западной Индии; именно этот регион испытал сильное влияние «шакья» (скифов) в период Кушанской империи (1-4 вв. н.э.) во времена крупного взаимодействия цивилизаций Великой Скифии и Индии. Подлинный смысл былины о Дюке (и сказаний об Индийском царстве) заключается в сопоставлении  «новой» киевской знати, её древним началом индоарийской элитой. Благочестие Дюка в былине подчёркивает его древнее дохристианское древнеарийское «Православие».
    Национальная древнерусская народная религия удержалась в Индии. Былина о Дюке, есть настольгия по утраченной арийской светлой солнечной религии, указанием на место, где она сохраняется, и откуда можно будет взять необходимую информацию для её восстановления.
    Николай и Василий шли некоторое время молча, обоим им чувствовалось, что знакомство их доставляло им взаимное удовольствие, и поскольку путь до поместий Василия предстояло проделать немалый, они незаметно для себя снова разговорились.
   - Где же теперь этот удивительный индийский мудрец? – поинте-ресовался Белоножкин...
   - Он остался жить у нас в поместье, и мы построили для него небольшой ашрам на берегу небольшого озера. Ему это место очень понравилось и мы предложили ему жить неподалёку от нас и в то же время дали ему полную возможность для уединения. Никто из нашей общины не нарушает его уединения, но когда он пожелает, то приходит к нам сам. Озеро, на берегу которого он поселился, мы назвали серебряным лотосом, поскольку его берег покрыт белым песком, в котором много содержится серебра, и всё озеро покрыто белыми чудесными лотосами...
    - Значит, мне может представиться случай поговорить с ним? – произнёс Николай с большим чувством...
    - Конечно, представиться и очень скоро... Его зовут Вишвамитра. Он очень хорошо знает такие эпические сказания древних Ариев, как «Махабхарата» и «Рамаяна». Многие шлоки из сказаний о Сите и Раме цитирует наизусть и тут же переводит их на русский язык. И как мастерски он делает это! Какая мелодика и поэтика стихов. И вот, что ещё очень удивительно: ему очень хорошо известны многие произведения Пушкина, и он утверждает, что Пушкину были хорошо известны все древнеарийские сказания, и он в своём творчестве мастерски пользовался этими сокровищами. Пушкин, несомненно, был посвящён в русские Веды и сложное для ума истины Вед поведал простым языком в своих удивительных сказках, написанных в стихах. Так же в стихах были написаны и древнерусские арийские веды, и скифские былины, и ведические гимны древней Индии.  Так историю Рамы и Ситы из «Рамаяны» он полностью воспроизвёл в своей удивительной сказке «Руслан и Людмила»: колдун похищает жену Руслана Людмилу в день её свадьбы. Руслан отыскивает колдуна, сражается с ним, побеждает его и возвращает свою возлюбленную...
    К счастью, на юге России, в низовьях Дона и Волги сохранились более древние эпические сказания, чем на севере Руси. Они восходят к сарматскому и скифскому  периодам, к эпохе до «великого переселения». Долгое время эти сказания были недоступны исследователям. Судя по их «сказам» древнейшая Русь представляла собой степное государство, жители которой преимущественно занимались скотоводством, а также земледелием и градостроительством. Центр древнейшего русского государства находился в низовьях Дона и Волги, где соблюдался ведический принцип самоуправления по образу «Вольного казачьего круга».
А и царство то (русское) на Волге сидит,
А и царство то на Дону лежит,
А оттуда до самого сонечКАЗАКату...
      Даже из небольших уцелевших осколков былин, находится немало подтверждений, что центр древнейшей Руси находился между Нижним Доном и северным Прикаспием. Так в одной из былин, записанной не на Севере, а в Симбирской губернии, говорится о русском Астраханском царстве:
... Из сильного было Астраханского царства.
Жил был тут князь Саур сын Ванидович.
Накопил он силушки себе многое множество,
Накопил он силушки, в поход пошёл,
В поход пошёл на три царства:
Первое царство Латынское,
Под другое царство Литвинское,
Под третье царство Сорочинское...
    Интересно, что у Геродота, в мифе о первопредках скифов указано, что скифы мыслили себя прямыми потомками Верховного Бога (Варуны-Сварога).
     Легенда о первопредках Скифов является классическим «куль-турным мифом». Колоксай, младший сын Таргитая (первопредка скифов) становится верховным правителем скифов благодаря тому, что принял первые священные дары неба – золотой плуг, ярмо, чашу и меч. Тем самым Колоксай установил «цивилизацию...
    Эти новые сведения от Василия Селивёрстова Николай Белоножкин воспринимал с жадностью, и им овладело большое желание увидеть и пообщаться с мудрецом Вишвамитрой, как можно скорее. С глубоким смирением и почтение обратился Николай Белоножкин к Селивёрстову с вопросом, который давно уже сильно занимал его.
    - Скажи мне, пожалуйста, Василий, как можно короче и доходчивей о древнеарийском, ведическом правлении, совпадает ли он с принципом и правилом «казачьего круга»?..
    - Если сказать совсем коротко, то древневедическое самоуправ-ление в основном совпадает с самоуправлением по образу «Воль-ного казачьего круга». Сила народа заключена в принципе «Вольного казачьего круга». Вот как говориться о самоуправлении в Велесовой книге: «Было это в старину. В это же время мы не имели единства и были, как овцы без Велеса. А он говорил нам, что мы должны ходить прямо, и никогда – криво. Не должно быть множества вождей и князей. Единое княжение на Вече утверждать простыми людьми. Выбранный князь становится вождём, понятным всеми. И так постановляли, чтобы потомки князей не управляли людьми, чтобы князья своим детям власть не давали, от отца к сыну, а также от деда к внукам и правнукам. Чтобы князья податей с людей не брали, но что нужно князьям для их жизни и защиты своих людей, ежедневно им люди сами поставляли...»
    К вечеру путники благополучно добрались до поместья общины, в которой старшиной был Василий Селивёрстов. Николай Белоножкин был приятно удивлён при виде творений обитателей этого удивительного поместья. «Разве я смогу, подобно этим духовным братьям так искусно служить Господу? – подумал он, - присутствие Бога в моём сердце я ощущаю и надеюсь, что это не обманное чувство, но я мало искушён в служении Богу. Слишком много времени приходилось мне тратить на поиски хлеба насущного... Положусь во всём на Бога и начну жить, словно заново...
    В огромной братской обители были красивые вазы из глины, картины, изделия, плетённые из лозы, трав и цветов, великолепные расшитые ковры, - всё это было сделано умелыми руками обитателей храма, как дары Господу. Здесь был чудесный братский хор, и сами братья сочиняли слова и мелодии для молитв. Были непревзойдённые садовники, которые выращивали чудесные цветы, деревья и кустарники.  Здесь паслись чудесные, тучные стада коров, приносивших много питательного молока. Все здесь выглядело, как в настоящем небесном раю. Пчеловоды выводили небывалые породы пчёл, приносивших удивительно пахучий  мёд.
    Всё, что создавалось в этом братском сообществе людей, делалось с любовью, как подношение Богу. Но выглядело всё  просто, без показухи... Много пищи раздавалось бедным людям в окрестности поместья общины.

ЧУДЕСНОЕ ВИДЕНИЕ

Нелёгок путь и всё же, слава Богу:
Судьбу свою не упрекну ни в чём...
Коль запылит меня моя дорога, -
Я песенным отчищусь рукавом!

Я долго шёл и вижу: луг широкий
Открылся мне и на лугу - стога,
Злачёные сиянием Востока,
Я в их дворцы счастливый зашагал...

Цветы приветливо головками кивали
И нежностью своей очаровали,
Росинки из ресниц своих роняли,
В небесной выси птахи напевали...

От трав такой исходит аромат!
Ах, Господи, давно так не был рад!..
Весь мир сияет, всё вокруг цветёт,
Здесь всё живое – радостью живёт!..

Подумать только, милостивый Боже, -
Уж сколько мною пройдено дорог!
Какой по счёту домом стал мне стог! -
Об этом только знаем я и Бог...

Чем щеголять в нарядах в маскараде,
Не лучше ли ходить в простом наряде?
Чем пировать с безумною ордой,
Уж лучше сухари смочить водой...
Мне лучше по стогам Руси скитаться,
Чем с заводными куклами сражаться...
Лишь об одном судьбу молил бы я,
Пусть станет вольной Родина моя!..

Пусть запылит меня моя дорога,
Я песенным отчищусь рукавом!
Нелёгок путь и всё же, слава Богу,
Судьбу свою не упрекну ни в чём...
    Долго Николай Белоножкин размышлял над тем, чем он смог бы послужить Господу и братьям, ибо ужасался своей никчемностью в служении Богу на фоне таких славных деяний его братьев. Все они трудились с каким-то необыкновенным вдохновением, - кто, на что был способен... Он же был способен лишь к уборке помещений храма, и ему казалась, что эта скромная лепта в общее дело братства слишком незначительна. Он страдал от этого и чувствовал, что  слишком далёк от совершенства. Николай сокрушался, что не может, подобно своим братьям славить Господа чудесными деяниями, хотя и чувствовал, что питает любовь к Богу всем сердцем.
     - Нет у меня тех достоинств, которыми обладают все мои духовные братья, - долго сокрушалось сердце Николая о недостатках своих творческих способностей. Он долго печалился и молил Господа послать подсказку: чем он может достойно послужить?  И было во сне ему подсказано: «Служи, чем только можешь. Главное, чтобы служение твоё было от чистого сердца. Ибо, только люди чистые сердцем узрят Бога...»       
    Однажды, гуляя по саду, и, повторяя Иисусову молитву, Николай Белоножкин присел на скамью в тени ветвей, и ненароком услыхал беседу двух служителей храма, сидевших на соседней скамейке неподалёку от него.
    - Мне кажется, что я недостаточно служу Господу и всем моим братьям, - говорил первый.
    - Важно, служить искренне и это уже будет благо. Только чистота сердца важна в служении... Ещё до твоего прихода в наш храм, мы похоронили одного из своих братьев. Он всегда нараспев молился Богу и говорил с ним только своими словами без заученных молитв. «Господи, - сокрушался он, - все мои братья такие возвышенные, один только я совершенно бесполезный твой слуга, у меня нет никакого природного дара. Будь милостив, прости меня и помоги обрести чистоту сердца...» Все мы сожалели, что он так беспечно относится к своей душе, не прибегает к «намоленным» веками молитвам. Ведь так много хороших молитв, а он просто выговаривал, что ему на ум приходило. Но после того как мы его похоронили, вскоре на его могилке выросли огромные кусты жасмина, которых никто из нас не насаживал. Все самые удивительные птицы слетались к его могиле утром и вечером, даже когда отцветал жасмин, и пели так удивительно, что все мы полюбили приходить туда, чтобы послушать их пение. Таким образом, возвестилась нам святость этого странного человека...
    Этот удивительный рассказ, услышанный Николаем Белоножкиным, вдохновил его, вселил в его душу большое желание послужить Господу необычным способом, пусть ещё никем не принятым, но искренне. Николай долго не мог ничего необычного придумать, но однажды его словно осенило. Он отыскал тот куст жасмина, где был похоронен тот удивительный странник и стал в свободное время навещать  регулярно то место. Все братья посвящали своё свободное время вольным искусствам и ремёслами во славу Господа, а он приходил к этим кустам жасмина и находил радость в уединении.
    Между тем, такое постоянное отсутствие Николая не осталось незамеченным обитателями братского поселения. Их очень заинтересовало, почему новый их брат с таким постоянством стремиться к уединению? Куда он уходит и чем занимается? Старшина, узнав об этом, решил понаблюдать за Николаем по долгу своего старшинства. И однажды, проследив за ним, он увидел, что Николай подошёл к кустам жасмина, снял со своей шеи ладанку, с изображением на ней троицы Андрея Рублёва, повесил её на одну из веточек жасмина и начал исполнять такие танцы, которые ему доводилось видеть во Вриндаване, среди танцующих верующих.
     Василий Селивёрстов недоумевал: уж не чёрное ли колдовство в этом танце? Или ещё того хуже, не помутился ли разум у казака?.. Но тут случилось невероятное. Николай Белоножкин сорвал с себя свою рубаху, бросил её на траву и в изнеможении от усталости повалился на землю... В тот же миг к нему из его ладанки с изображением Святой Троицы спустились маленькие, словно бабочки три девицы: Вера, Надежда и Любовь. Они выросли до размеров юных девиц и начали вытирать его пот на лице и на теле белоснежными платочками и окроплять его прохладной водой из кувшинчика... Когда Николай пришёл в себя, они снова превратились в маленьких бабочек и устремились снова в свою ладанку...
    Старшина Василий Селивёрстов, удивлённый этим таинственным зрелищем, подошёл к Николаю и поклонился ему до самой земли. Оба взволнованные вернулись они в общинное поместье. Вечером того же дня Василий Селивёрстов поднёс Николаю Белоножкину целую кипу не переплетённых листов Лицевого Летописного Свода под общим названием «Древние казаки-Арии в лицевой миниатюре» (летопись в лицах, выполненная красочной миниатюрной живописью).
     – Это тебе, духовно возвышенному казаку-Арийцу в дар от нашего духовного братства, - сказал Василий, - изучай историю своих предков казаков-Ариев, и наслаждайся беспримерным в истории искусства сочетаемостью словесного и изобразительного народного творчества, при котором миниатюрная живопись составляла большую часть объёма рукописи.  Эта большая кипа пожелтевших, почерневших листов являлись частью рукописного древнеславянского лаконичного текста лицевого летописного свода о казаках «Царственный летописец», чудом уцелевших при одном из пожаров, бушевавших в Москве в смутное время.
    Николай Белоножкин с особым благоговением принял это неоценимое сокровище и решил посвятить всё своё свободное время изучению материалов Лицевой летописной миниатюры и написать соответствующие комментарии к ним под общим названием «Казаки-Арии в лицевой миниатюрной живописи».   

      КАЗАКИ  - АРИИ

Да, верить в чудеса нельзя,
Но вы поверьте, хоть с трудом:
Степные кони мне – друзья!
А тихий Дон – мой отчий дом!..

Иду ль по заливным лугам,
Стою ль над бережком крутым,
Пусть молодым уж стать нельзя, -
Душой останусь молодым...

Что косы расплетаешь, грусть,
В висках седые ковыли...
Ты мне мила, казачья Русь,
Как небу милы журавли!..

Степные кони мне – друзья!
А тихий Дон – мой отчий дом!..
И даже высказать нельзя,
Как дорог сердцу батька-Дон!..
    «Что казаки от казаков ведутся, что казачьему роду нет переводу, - было сказано в Лицевой летописной миниатюре «Царственном летописце», - это факт неопровержимый». И в былинах - славный казак Илья Муромец верши добрые дела и в песнях казачьих живёт седая старина, да и само слово казак указывает на глубокую древность: все слова с корнем «каз», так или иначе связаны с казачеством: приКАЗ, уКАЗ, КАЗна, КАЗанок, КАЗённый, КАЗначей, сКАЗка, доКАЗательство, отКАЗ, заКАЗ, рассКАЗ, поКАЗ и много других слов с корнем «каз». Ясно, что слова эти появились не сегодня и не вчера, от слов этих веет вечностью.
    В летописном Лицевом своде «Царственном летописце», ясно показано, что казаки были Ариями, родина которых Придонье, Приднепровье, низовье Волги, Таврия. Отсюда распространялись Арии по всему свету, и по сей день живут казаки по всему свету своими вольными станицами, бережно храня свои древние традиции, обычаи, культуру. И древнегреческие мифы о битвах с кентаврами яркое тому свидетельство. Кентавров древние греки изображали страшными существами, у которых грудь,  голова и руки – человечьи, а туловище и четыре ноги – конские. При всей чудовищности Кентавров, умеющих метко стрелять из лука, метать копьё и огромные камни, умеющие стремительно бегать, быть неуловимыми и неодолимыми в бою, в них, тем не менее, проглядываются вполне реальные пришельцы с севера в Грецию на лихих конях. Кентавры (конники Таврии) – это Донские казаки на своих быстроногих конях. Грекам, впервые увидавших  всадника на коне, это представлялось невообразимым чудовищем. Конные неуловимые пришельцы с севера на Грецию, метко разивших пеших Греков издали из боевых луков, поражало воображение греков; проживая в гористой местности на многочисленных островах, греки в древности не знали лошадей, и были исполнены ужаса при виде боевых всадников. Сохранились обломки древнегреческой вазы с изображениями боя греков с кентаврами, где кентавры изображены с такими же бородами, с какими обычно изображали греки скифов (хранится в Британском музее в Лондоне).  Особенно поражало греков появление на лошадях вооружённых амазонок. Донские казачки были прекрасными наездницами, пользовались равными правами с мужчинами, были столь же ловкими, выносливыми и смелыми в бою, не уступая казакам. Битвы пеших греков с амазонками с большим искусством отображены на древнегреческой вазе середины VI века до Р.Х. (хранятся в Британском музее в Лондоне). 
    Амазонки (казачки) верные и преданные жёны и дочери казаков, сопровождали своих мужей и отцов в походах, совершали вместе с ними лихие конные атаки, принимали участие во всех битвах, своих мужей и отцов. Отважно сражались и бесстрашно умирали на поле боя вместе со своими мужчинами казаками. В русской рукописной летописи представлена миниатюра «Царица амазонская, выступает в поход против греков со своими амазонками».   Уцелевшие экземпляры «Царственного Летописца»   сохранились до настоящего времени.
    Древнегреческий поэт Гомер, воспевший в своих бессмертных произведениях «Илиада» и «Одиссея» Троянскую 12-ти летнюю войну, произошедшую за 1200 лет до Р.Х. Троя, город, находившийся в Малой Азии недалеко от Босфора Фракийского. Причиной войны стало похищение сыном троянского царя Париса у одного из греческих царей его жены – прекрасной Елены. В войне приняли участие множество других народов; в числе дружин, принявших участие в этой войне. Гомером была воспета и доблестная дружина Славянского племени – Гнетов (Скифов). Славянами, или Словами называли наши далёкие предки всех говорящих с ними на одном языке, в отличие от немцев (немых). С которыми славяне разговаривать не могли, вследствие разницы языка.
    Славнейшим героем со стороны греков во время Троянской войны являлся царь Ахиллес. Летописец Арриан утверждал, что Ахиллес был скифом, родившимся на побережье Азовского моря. За своенравность и гордость он был изгнан со своей Родины и поселился в Греции. Гомер приписывал Ахиллесу чудесное происхождение от брака царя Пелая с русалкой (русалка сказочный образ на Руси). Признаками скифского происхождения Ахиллеса, - утверждал летописец Арриан, - является то, что он имел русые волосы, голубые глаза и его необычайная ярость в бою. Кроме того, он носил скифский плащ с застёжкой. Таким образом, герой Ахиллес являлся скифом славянского происхождения, с берегов Азовского моря, исконной родины доблестного Донского казачества. Об этом имеются письменные свидетельства греческих писателей, живших примерно за 1000 лет до Р.Х. В «Царственном Летописце» имеется миниатюра, изображающая победоносный въезд Ахиллеса в Трою.
     В древних сказаниях повествуется о необыкновенной доблести скифов, их бесстрашии. Скифские просторы находились в низовьях Днепра и Дона, куда испокон веков собиралась вольница, было древнейшей родиной славного казачества – Донцов и Запорожцев. Победоносные походы скифов около 630-го года до Р.Х. осуществлялись от берегов Днепра и Дона, через Кавказские горы, Армению, Персию и Малую Азию вплоть до Египта.
    О неудачных походах Дария на Русские земли сообщил в своих записках знаменитый Геродот.     «Я не знаю, - писал Геродот про  степных удальцов Придонья и Приднепровья, - людей более мудрых, чем скифы... Они изобрели складные шатры, которые легко и быстро складывались на повозки, когда хотят избежать боя с противником, и таким образом уходят от него со всеми домочадцами и имуществом. Наоборот, если они хотят кого-нибудь принудить к бою, то никто не сможет уйти от скифов, благодаря их быстроногим коням и необыкновенно меткой стрельбе из луков...» 
    Не было ничего в жизни, у видавшего виды донского казака Николая Белоножкина, что меньше поддавалось бы изъяснению и одновременно больше открывало бы ему глаза на тайны истории казачества за семью печатями, чем подаренные ему удивительные рукописные тексты летописной лицевой миниатюры (летопись в лицах). У него появилось неодолимое желание, запечатленные в лицевой миниатюре поистине фантастические сведения о Донских казаках Ариях, передать в возможно большей полноте и содержательности, ради служения Истине и науке. Проблема заключалась в том, что многое их этих сведений противоречили устоявшимся «научным» канонам, летописцев, академических историков и деятелей науки. Николаю Белоножкину для осуществления задуманного не понадобилось ни предисловия, ни комментария, ни каких бы, то не было пространных разъяснений, никого не надо ни в чём убеждать или доказывать. Труд этот посвящён казакам-Ариям и для казаков-Ариев, пробудить у них забывшее, развеять затуманенное. Его труд преследовал лишь одну популяризаторскую цель и не претендовал на прояснение обсуждаемых вопросов, связанных с истинной историей Казаков-Ариев. Для объективного освещения этого вопроса широкому кругу россиян время ещё не настало. Поэтому не следует ждать исчерпывающей теории  истории Донского казачества Ариев, как оригинального, богатырского, былинного народа. Это сочинение не является учебником истории казачества, как такового, ибо такого учебника о самобытном, независимом не от какой власти Великого народа  не напишут никогда  и никогда не признают написанного рабы, управляемые рабами. Вольные рыцари никогда не будут признаны в своём отечестве, как и не признаны великие пророки в Отечестве своём. Зато сочинение это любо казакам, впитавшим любовь к истинной свободе с молоком матери - Донской казачки. И вольная песнь тихого Дона от начала века была жива, жива она ныне и пребудет вовек живой. У всякой великой Идее нет начала, - Казачество Ариев существовало всегда. Прообраз её отражён во многих эпохах прошлого и живёт, как вечная Идея. В древних литературах то и дело встречаются легенды о мудрых, красивых и сильных духом казаках-Ариях, в рассказах, былинах, преданиях, сказках всех времён и народов. Бои за свободу духа Великого народа свершались всегда, и дух Казаков-Ариев действительно обретал неслыханную, невероятную свободу, преодолевая назойливую опеку государства, душеприказчиков, всякого рода «авторитетов», примеры унижения, продажности и добровольной капитуляции духа которых поистине поразительны.
    Народ, покоривший всю Сибирь, Забайкалье, Приамурье, Арктику, Камчатку, Курилы, Аляску, - по праву гордится  славным именем казака. «Слава Богу, что мы казаки!» - говорят рыцари Дона. Казаки в настоящее время населяют не только берега  Дона, Кубани, Терека, Урала, Нижней Волги, Иртыша, Амура, но живут общинами по всему миру, всюду сохраняя свои древние традиции. И мнения российских историков о том, что происхождение казаков от бездомных, беглых преступников, «искавших дикой воли и добычи в опустелых улусах орды Батыя» (Карамзин), мягко говоря, - не соответствует истине. Почему эти беглые, бездомные преступники вдруг нарекли себя  казаками? Что это за слово-призрак – «Казак», которое до сих пор учёные профессора лингвисты не могут расшифровать? Могут ли потомки беглые из разных мест, случайных групп людей, не объединённых извечными традициями, воинственным духом древних предков, оказавшихся в изгнании, куда бы их не кинула судьбина, сохранять уникальные казачьи традиции, идею вольного братского казачьего круга, духа свободы и независимости?
    Казак – имя собственное целого народа, но при этом, оно и нарицательное имя, имеет известный корень «каз» - гусь; (по пословице: свободный, как гусь). Отсюда венгерское слово гусар – «свободный всадник, разбойник»; «гусарити» - разбойничать на море, «гусарица» - разбойничья лодка. По-словацки гусь-самец называется гусер, по-сербски – гусар, по-чешски – хусар. Слово «казак» несёт ту же идею: вольный, никому не подвластный, охраняющий свои границы подобно своим предкам Казакам-Ариям. Непокорные вольные берендеи, назывались черкасами и казаками, жили на островах Днепра, между скал, в тростниках среди болот; были казаки ордынские, азовские, нагайские и другие. Интересна на этот счёт точка зрения Е.П. Савельева.  «Казачество, как лихие конники, с копьями и саблями – на суше и отважные мореходы – на море, представляя передовой оплот великого славяно-русского племени. Было известно, под тем или другим именем, в глубокой древности, за много веков до Р.Х. оно обитало  почти в тех же местах, которые занимает и ныне; что оно в XII в. до Р.Х. на 30 кораблях с берегов Дона, Днепра и Днестра ходило на защиту Трои, потом часть его проникло в Италию под именем гетов-руссов, а в последствие основало Рим; начиная с VI века до Р.Х. и до XIII века по Р.Х., оно наводило страх на персов и мидян, на Греков и арабов; боролась с татарскими ордами и, в конце концов, осталось победителем над всеми своими многочисленными врагами». 
    Арийская раса населяла территории от северных склонов Кавказских гор до берегов Дона, Волги и от берегов Азовского и Чёрного морей до моря Каспийского. Из народов Кавказа особенный интерес с точки зрения арийских корней представляют осетины, живущих в северных предгорьях Кавказского хребта. Язык осетин относится к одному из индоевропейских наречий, сохранивший древние особенности языка. Слово «река» по-осетински произносится «дон», реки Осетии имеют названия: Ардон, Сонгутдон, Мамисондон, Гизельдон, Садон, Закидон, Лаядон, Фиагдон, Пацадон, Урухдон, Ксандон; Днестр по-осетински – Дон-стир (большая река), Днепр – Дон-бире (много воды, полноводная река) .
    Древние города, расположенные по берегам рек «данов», носили соответствующие названия: Данциг (немецкий город), Гданск – польский, Лондон, Сингидан (в устье Вислы), Кракодун – Краков, Дания – местность, изрезанная реками «данами».
    Названия древних божеств имели окончание «дон», «тон», «тун» - Посейдон, Нептун – боги моря, Плутон – бог ада, Годакн или Одан – бог воды у германцев, Водан – бог воды у славян, Дон-беттер – бог воды у осетин.
    С древних времён племена славян (любящих славу, доблесть, честь) назывались скифами, сарматами, гетами, готами. Наиболее древнее собственное имя скифов-славян было – Россы, Руссы. Военное сословие жителей Дона, Нижней Волги, Приазовья называли азами, Ас-саками, казаками. Приазовские Аланы (Азовы-Саки) Казаки составляли авангард войск Аттилы, лихих конников копьеносцев. Аттилы объединил все славянские племена Скифии Великой, завоевал Галлию (нынешнюю Францию), Италию (с переходом через Альпы). Империя Аттилы простиралась от Азова до Атлантики. Умер Аттила в 451 году на Дунае в день своей свадьбы с Ильдикой. Имеются сведения, что Аттила был отравлен.
    После распада империи Аттилы в VII веке, возникло новое государство - Хазария под управлением каганов. Это Хазарское царство образовалось между рекой Доном и устьем реки Волги, от Азовского моря до Каспийского. Киевские поляне платили дань хазарам. Хазары построили в пределах своих владений много укреплённых городов, в том числе Итиль в устье Волги, а впоследствии Саркел на Реке Дону около 835 года. Место расположение города Саркел там, где Волга сближается с Доном (для переволоки судов). При дворе первого Хазарского царя Булана евреи-проповедники играли заметную роль, и Булан принял еврейскую веру и обратил в неё часть своего народа. Все последующие Хазарские цари носили еврейские имена: Обадия, Хиския, Манассия I, Ханука, Исаак, Завулон, Манассия II,  Нисси, Менагем, Вениамин и Аарон. Византийское правительство неоднократно пыталось обратить хазарский народ в христианство, но только во второй половине IX века славянским апостолам Кириллу и Мефодию удалось обратить в христианство некоторую часть хазарских подданных. Подвластность Руси хазарам (в выплате дани) была унизительной, поскольку другие народа обходились с Россами пренебрежительно: обижали русский гостей в Царьграде, часто не впускали их в город или изгоняли из города, чинили разные притеснения, и вступиться за них было некому. И на Севере Руси многочисленные воинственные отряды варягов накладывали свою дань. Дело дошло до того, что хазары затребовали от полян, живших по Днепру дань: от дыма – по мечу. Поляне решили, что эта дань не добрая «хотят забрать у нас обоюдоострые мечи, которых у них нет». И решили славянские племена объединиться, призвав на княжение славянские же племена с побережья Варяжского моря, с острова «Руссии», как племя хорошо знакомое, родное по духу, обычаям и языку.
    Этим призванием князей (Рюрика, Синеуса, Трувора) в 862 году было положено начало русскому государству. Через два года Трувор и Синеус умерли, и Рюрик стал править Русью. Аскольд и Дир отпросились у Рюрика идти по Днепру. Обосновавшись в  Киеве, Аскольд и Дир через четыре года они поставили целью исполнить заветное желание Руссов отомстить коварным грекам за все обиды и унижения во время хазарского ига. Поводом к этому явилось убийство в Царьграде греками русских торговцев зерном. В 866 году Аскольд и Дир с казачьими отрядами смельчаков с устья Днепра и Дона совершили смелый набег на Царьград. Этот поход был актом возмездия казаков за обиды, чинимые Царьградом. В походе участвовало около двухсот лодок с мачтами и парусами (в каждой лодке было от 40 до 60 человек). Поход отряда Аскольда и Дира по Днепру и Чёрному морю был полной неожиданностью для Царьграда. Патриарх Фотий был в это время в Константинополе, он видел этот страшный набег Аскольда на Царьград и говорил своей пастве, указывая на свирепое, убийственное воинство Руссов, приступающих вечером к городу с ужасающими криками и обнажёнными мечами, замышляя под покровом ночи взять город приступом.
    «Поистине гнев Божий бывает за грехи, - говорил Фотий осаждённым грекам, - гроза скопляется из дел грешников... ибо эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников, и справедливо требуют и ожидают кары, равной нашему злодеянию...»       
   В 965 году великий Киевский князь Святослав сокрушил могущество Хазарского царства, которое в скором времени окончательно распалось. Великий князь Святослав Игоревич по описанию греческого историка Льва Диакона был истинный богатырь, брил бороду и голову, оставляя один чуб по образу гетского и черкасского казачества, которое составляло в его войске передовую казачью конницу.
    Впоследствии земли Дона усилились казаками с Кубани и Днепра, которые построили новый город «Беловежа» (свободный город). Вскоре появился ещё один город Беловежа в устье реки Буга. Беловежские казаки - бродники (в последствие именуемые Белгородскими казаками) были свободными, не подвластные никому. Русские летописцы разумели под словом «бродники» свободных, вольных людей в Придонских степях с центром на Дону у Переволоки, там, где Дон сближается с Волгой. Эти закалённые в боях воины всё необходимое для себя добывали войной, охотой и рыбной ловлей. Они не возводили дорогих построек и больших многолюдных городов, вели полукочевой образ жизни и строили для защиты от непогоды землянки и кухни из плетней и камыша. Но жёны и дочери казаков были одеты в изысканные наряды с украшениями, опушивали низ своего платья белками, выдрами и горностаями. Казаки-воины одевались скромно: носили кафтаны и бараньи шапки. Подобно лихим наездникам передовой конницы Гетов Аттилы, казаки-рыцари князя Святослава брили себе голову, оставляя сверху одну косичку, и брили бороду, оставляя усы.    
    После Святослава русские князья стояли не на высоте своего призвания: между ними происходили постоянные ссоры и войны за уделы, которые сопровождались разорением и избиением мирных жителей; царило коварство, зависть и нарушение клятв. Жестокость русских князей того времени не уступала в жестокости татар. Всё это не внушало доверия у свободолюбивых казаков - бродников к русским князьям, и казаки неохотно шли к князьям на службу и во времена татарского владычества на Руси казаки - беловежцы (Ас-Саки) нередко ходили на службу и к татарским ханам (являлись Ордынской передовой конницей). Однако казаки оставляли в неприкосновенности свою христианскую Православную веру, свои традиции, нравы, обычаи.
    С принятием  татарами Золотой Орды мусульманской веры, образовалось новое татарское царство, в котором казакам -  бродникам, Ас-Сакам не стало вольного места у Переволоки в среднем течении Дона и в низовьях Дона у Азовского моря. Небольшая часть из них окончательно смешалась с татарами Золотой Орды под именем ордынских казаков (известных в настоящее время киргиз-кхасаков, кайсаков или казахов). Большая же часть свободолюбивого и сильного духом казачества остались верными заветам предков и христианской вере; они переселились на Днепр под защиту московских князей, служили им, но одновременно отстаивали свои права вольной казачьей жизни. Донские степи опустели, мало осталось донцов на Дону. С этого исторического периода началась непримиримая многовековая борьба христианского казачества с мусульманством турок и татар за свои исконные донские просторы.
    Первые упоминания о казаках появились в русских летописях:  в 1444 году. О рязанских казаках (Рязанская летопись)   упоминалось  в 1468 г.,  о московских казаках упоминание относится к 1470 г. (Царская летопись), позднее появляются упоминания об азовских казаках - 1471 г., о мещерских  - 1491 г., об астраханских - 1502 г., о белгородских казаках  (1515 г.).
    С воцарением на московском престоле в 1533 году Ивана Васильевича (Грозного), властвование над Русской Землёй приняла по древнему русскому обычаю, правительница, мать малолетнего царя - великая княгиня Елена Васильевна. В 1545 году государь Иван Васильевич проявил готовность полного покорения Казанского царства.
    Казачество, узнав о готовности русского царя к покорению Казани, незамедлительно двинулось воинством на свои исконные земли священного Дона, и вскоре овладело всеми Придонскими просторами от Азовского моря до верховьев Дона. На жалобы приволжских ногайских ордынцев московскому царю о внезапном появлении воинственных казаков на берегах Дона, которые наводят страх на весь мусульманский мир, царь, втайне радуясь успехам казачьего оружия, уклончиво так отвечал  на их жалобы: «Никто этих вольных казаков лиху не учит, но они, как тати и разбойники на Поле ходят, как им вздумается». Ногайский князь Юсуф слал в Москву жалобы одну за другой на чинимые обиды казаками. На это царь Иван Васильевич дипломатично отвечал Юсуфу, что казаки, отъявленные разбойники, живут на Дону без его ведома, «Мы не раз пытались переловить их, да ниши люди добыть их не могут. Если вы сами переловите их и доставите в Москву, я приказал бы их казнить».
    Пока велись такие переговоры, царь Иван Грозный деятельно готовился к походу на Казань. На помощь русскому царю выступило под Казань Донское  казачество, во главе с атаманом Сусаром Фёдоровым. Испросив повеление царя взять Казань, казаки приблизились к речке Казанке, и принялись рыть подкоп под стены города, разместили в подкопе несколько бочек пороха и подожгли порох. В разрушенную часть городской стены казаки первыми ворвались в город, вслед за казаками в Казань вошли и царские войска. К сожалению, Карамзин в «Истории Государства Российского» не уделил должного внимания заслугам донских, рязанских, мещерских и других казаков в столь достопамятном событии, как покорение города Казани. Вся слава  приписывалась знатным боярам: Воротынскому, Курбскому, Вронскому, Оболенскому, Мстиславскому и самому царю Ивану Грозному. Царь Иван Грозный велел одарить казаков казною, взятой в Казани. Но Донцы, как говорит предание, казны не взяли, а просили царя, чтобы пожаловал им «Дон со всеми её притоками и потеклинками». Царь пожаловал им Дон и грамотою утвердить изволил с подтверждением о нерушимости этого дара «во веки веков». В последствие, после Булавинского бунта в 1709 году, Пётр I ту грамоту у войска Донского отобрал, наряду с другими прочими грамотами Ивана Грозного.
   Вскоре казаки нанесли такой сокрушительный удар войску астраханского царства, что гнали его до самой крепости Азова, и лишь только сам царь Ямчурчей с горсткой всадников успел укрыться в крепости. В результате такой молниеносной атаки казаков татарского астраханского войска, князь Вяземский занял Астрахань без боя, и всё течение Волги стало свободным от татар; для Московского государства выход в Каспийское море был полностью открыт. Всё казачество  Дона, Волги и Днепра слилось в один могучий союз; и Дон стал центром казачьего рыцарства. Слава о подвигах Донцов разнеслась по всей России, по Дону и Волге стали строиться новые городки. Казачьи станы дошли до Терека, Урала и стали распространяться вглубь Сибири. По древним казачьим былинам и песням (собранными А. Пивоваровым, Новочеркасск, 1885 г.) в покорении Казани участвовал донской атаман  Ермак Тимофеевич «со товарищи». И если б не Донские Казаки не было бы в подданстве за московским царём ни Казанского, ни Астраханского, ни Сибирского царств.
    Донские казаки, как и запорожские, служили Москве добровольно, все свои действия решали на «Казачьем Вольном Круге», не желая  принимать присяги, считая, что святой акт целование креста  на верность службы царю, не совместимым  с их вольным житьём, с постоянными боевыми набегами. Казаки издавна служили государям не за крестное целование. Не в пример  целованию креста великими и удельными князьями и боярами, которые в смутное время присягали Годунову, Шуйскому, Дмитриям и Лжедмитриям и всем изменяли. Священный акт крестного целования для казака не пустая формальность, святое таинство, нарушать которое грех непростительный.
    В царствование Иоанна Грозного Сибирь начала активно заселялась переселенцами, которые снабжались царём всем необходимым при отправлении: домашними животными, птицами, зерном и деньгами. Посылались с ними священники и необходимые ремесленники: кузнецы, каменщики, плотники и другие. К сожалению, Иоанну не довелось в полной мере осуществить мечту по обустройству Сибири. Отпустив с богатыми дарами казака Ивана Кольцо обратно в Сибирь, Иоанн недолго жил после этого. После убийства в гневе своего старшего сына, Иоанна в душе царя не было покоя ни днём, ни ночью и приключилась страшная болезнь – опухание всего тела. По предсказанию вещуньи, привезённой на почтовых лошадях из местечка между Холмогорами и Лапландией. Она сообщила любимцу царя Багдану Бельскому, что государь умрёт 18 марта 1584 года на закате солнца. Но в день своей смерти царь чувствовал себя на удивление хорошо: играл сам с собою в шахматы, показывал особо приближённым к царскому двору свои сокровища (редчайшие драгоценные камни – алмазы, рубины, изумруды, сапфиры, ониксы) любовался ими, и с большим знанием рассказывал об их удивительных свойствах. В полдень царь мылся в бане с большим удовольствием и тешился приятными песнями, после бани выглядел свежее обычного, а ближе к вечеру, на закате солнца, расставляя шахматы в кругу своих приближённых, в числе которых был и его любимец Борис Феодорович Годунов. Вдруг Иоанн ослабел, упал навзничь. Над умирающим царём быстро совершили обряд пострижения в схиму и нарекли Ионой. Так умер царь Иоанн Грозный пятидесяти четырёх лет отроду. Много славных дел совершено им и решено множество великих задач по собиранию Русской Земли под единой властью Московских государей. Если при искоренении крамолы иногда гибли и невинные люди, то справедливо карались и виновные в этом. А что крамола была велика видно на примерах Курбского, ставшего во главе войска польского и вторгнуться в русскую землю, и заклеймив своё имя гнусной изменой Родине; князя Мстиславского наведшего Крымского хана на Москву; князя Ф. Бельского, водившего Шведов к Орешку.
    Борьба с многочисленными внешними врагами требовала напряжения всех сил населения. Особенно тяжела была служба в приграничных южных степях казачьих станиц. Днепровское низовое казачество, подобно донскому казачеству приобрело громкую известность под наименованием Запорожских казаков, к которым, как и донцам стекались самые отважные люди и совершали лихие набеги на владения Крымцев и Турок.

                ЧАРЫ СИБИРСКОГО ЦАРСТВА

Очарованный хвойной Сибирью,
Под сиянием звёздным стою...
Мои песни людей притомили, -
Я им вольную волю даю!

Закусив удила, удалые
От подлунной умчали земли
В небо кони мои вороные –
Не распетые песни мои!..

Будут, будут ещё мои песни
Вновь, желанными людям звучать...
Для друзей и подруг интересней -
Диск луны, словно люльку качать... 

Пока чувства мои не остыли,
Песням вольную волю даю,
Очарованный хвойной Сибирью,
Под сиянием звёздным пою!..
    Николай Зажигаев имел давнее намерение отправиться в путешествие в Сибирское царство. Для близких ему людей известие о том, что он решил отправиться в командировку в далёкую Сибирь – на Дальний Восток и даже на остров Сахалин  было полной неожиданностью.  «Словно его что-то ужалило, - жаловалась его несравненная Ирина своим знакомым, - я не верю, что это необходимо для его литературной научной карьеры. На самом же деле у него какие-то тайные планы, о которых он умалчивает. Я просто теряюсь в догадках. На мои вопросы он отмалчивается или отшучивается...»
    Николай Зажигаев и сам не мог точно объяснить истинных мотивов, которые звали его в Далёкую Сибирь. Просто ему представилась возможность поехать в научную командировку по Сибири, и он с большим энтузиазмом воспользовался ей. И дело было вовсе не в каких-то семейных мотивах. Нет, это был зов казачьей воли, как когда-то его давние предки покоряли Сибирь, Север, Курила, Камчатку, Аляску, Сахалин не по принуждению или по прихоти, но по зову сердца.
    У Николая Зажигаева появилась реальная возможность истинно оценить, какую плату назначили казакам «благодарные» потомки за то, что они приумножили богатство России, присоединив к ней необозримое Сибирское царство с её несметными богатствами, обжили её и обустроили. А получили казаки за свой поистине беспримерный в истории человечества подвиг совершенно фантастическую меру «благодарности»: сибирские лагеря, ссылки на Север, в Забайкалье, на Сахалин. Во времена расказачивания Дона  погибли в этих лагерях и ссылках его родные и близкие: деды, дяди и братья. Сколько казаков сгинуло там без суда и следствия? Должен же кто-то хоть с какой-то степени изучить и показать людям места пребывания казаков в большевистских лагерях и ссылках и пролить свет на эти тайные бесчинства советской инквизиции. Пусть далеко не всё удастся ему в этом благородном деле, но это будут конкретные материалы с мест изуверства над рыцарями Дона. И кто-то продолжит начатое им дело, отдавая дань светлой памяти белого казачества, замученного истязаниями на каторгах, в местах невыносимых, невообразимых страданий, какие только смогла вынести душа человека. Честные люди должны ездить в такие места на поклонение, как арабы посещают Мекку, православные посещают город Вифлеем. Там, в далёкой Сибири было замучено бесчисленное множество самых лучших представителей земли Русской, не раз спасавших Русь от верной гибели. Чего стоит один только засадный казачий полк в битве на Куликовом поле, когда татары уже собирались праздновать победу, то именно казачий засадный полк решил исход этого беспримерного сраженья, и татары были наголову разбиты, и пало татарское иго. Стоит только представить себе, что ожидало бы Русь, в случае победы татар на Куликовом поле...
    Ясно, что о доступе Николая Зажигаева в лагерные зоны Севера, Сибири и Сахалина не могло идти и речи, но, во-первых, имеются косвенные сведения, говорящие о многом. Во-вторых, ещё остались в живых некоторые ссыльные каторжане-поселенцы, которые сумели-таки приспособиться в самых гибельных ссыльных местах к сельскому хозяйству. Что удерживало казаков в ссылках, какая сила?  Этих сил было во множестве. Летом преграждала им путь к свободе непроходимая тайга, горы и сопки, сырые туманы, медведи, голод, мошкара, заставы на дорогах. Зимой  препятствовали побегу лютые сибирские морозы. В народе знают истинную цену подвигам. В тайге, на каждом шагу приходится преодолевать горы, поваленные деревья, топкие болота. Приходилось преодолевать множество рек, отмахиваться от ужасной мошкары, идти не дорогами, а узкими тропинками («Звериной узкою тропой», как поётся в песне.) За месяц такого пути, изнурённый голодом, поносами и лихорадкой, искусанный мошкарой, с изодранными, побитыми ногами, мокрый, грязный, оборванный казак погибал где-нибудь в тайге.
    И всё же казаки использовали даже самую малейшую возможность совершения побега. Ни на минуту не усыпала в сознании казака жажда вольной жизни, его гнала из неволи страстная любовь к родному краю. Какое это счастье, какая великая радость жить у себя на родине. Там всё прекрасно, всё упоительно. Видеть степи, Дон, родные казачьи курени, дышать степным воздухом – какое это счастье!.. Боже, пусть будут печали, боли, учащённое сердцебиение, но позволь казаку умереть на родном тихом Дону. Тоска по Родине, постоянные воспоминания о ней со слезами на глазах,  доводит казака до умопомрачения. Стремление казака к свободе, одно из благороднейших свойств его характера. И, несмотря на то, что всех без исключения беглых казаков вылавливали и убивали, но это не так страшно, как кочевание из одной тюрьмы в другую или каторжный труд на одном месте. Казак бежит, даже, если он уже слаб, но хоть куда-нибудь в тайгу и как-нибудь прожить, хоть сколько-то дней на воле, питаясь христовым именем, но только подальше от концлагерей, от постылых, сволочных конвойных, от вонючих бараков и нар, чтобы не слышать звука цепей и каторжных разговоров. Пусть будет хоть один день, но это будет мой вольный день. Ибо казак знает, что здесь в зоне его гибель неминуема, жизнь омерзительна. Из советской каторги возврата нет, в среде каторжан так и говорят: «мертвые с погоста не ходят». Так что уйти, при малейшей возможности, хуже не будет. И казак уходил, другие говорят: «Пошёл менять судьбу». Если бы вовсе не было надежды на совершение побега, то казак и дня бы не жил в неволе. Ни один казак не проживал и дня, если его приковывали к тачке. Пределы, до которых были доведены меры репрессии, сами по себе являлись причинами побегов.
    Чего стоило казакам завоевание Сибири, Дальнего востока, Сахалина, Камчатки, Аляски и Курил, и какова же цена оказалась у «благодарных» советских потомков казакам за эти чудесные, беспримерные в истории всего человечества дары?..
    О «благодарности» кое-что уже сказано, стоит сказать и о том вкладе, который вложили казаки в освоение Сибири от Уральских гор до Приморья и далее - до Сахалина. Надо упомянуть и о том, какой ценой это добывалось?.. Подробнее об этом мы узнаем из дальнейших исследований Николая Зажигаева, а здесь приведём только один факт из путешествия Антона Павловича Чехова на Сахалин, чтобы показать: насколько непроста для исследования страна Сибирь даже в недавнее время.
      Чехов отправился на Сахалин с целью его изучения в 1890 году. В своём путешествии он использовал все современные для того времени средства передвижения (поезда, пароходы, проложенные дороги, гостиницы, станции и многое другое). Заручившись рекомендательными письмами, имея с собой необходимый для этих целей денежный капитал, тем не менее, предвидя ожидающие его опасности и лишения в пути, писал Р.Р. Голике 31 марта 1890 года. «Прощай и не поминай лихом. Увидимся в декабре, а, может быть, и никогда уж больше не увидимся. У меня такое чувство, как будто собираюсь на войну. В случае утонутия или чего-нибудь вроде, имейте в виду, что всё, что я имею и могу иметь в будущем, принадлежит сестре».
    Чехов писал, что его странствия по «убийственным сибирским дорогам, при отчаянной борьбе с холодом, с разливами рек, с грязью и голодом, с желанием спать, пережидания в ветхих избушках противных дождичков и ветров, с подстерегающими опасностями на дорогах не прошли для него даром. В дороге у него началось кровохаркивание, кашель, перебои сердца, головные боли. Считается достоверным фактом, что эта поездка Чехова на Сахалин явилась причиной его преждевременной гибели. В некрологе Б. Лазарева читаем: «Чехов (...) хотел осветить тёмный и страшный Сахалин, поехал туда и с тех пор начал сгорать от чахотки» («Владивосток», 1904, № 33).
    В это же время, во всех газетах восторгались подвигом лихого амурского казака Д. Н. Пешкова, проехавшего верхом на своей лошади от Благовещенска на Амуре с Дальнего Востока до Москвы и Санкт Петербурга (7.11.1889 – 26.05.1890 года). В Москве и у Рогожской заставы в Санкт-Петербурге удалого казака встречали люди с большим торжеством. 
          
САМОЗВАНЦЫ И КАЗАЧЕСТВО

 Как налаживал гусли гусляр молодой,
Для избочин - брал явор зелёный,
Звонких струн наковал он могутной рукой,
Для колков дуб строгал прокалённый.

Вышли гусли на славу, поют соловьём,
Зарокочут, как сердце взыграет,
И слезами зальётся, а спросишь о чём,
Что ответить, оно и не знает.

То не кованый ковш о братину стучит,
То не жемчуга сыплются груды,
То не ветер гулливый травой шелестит,
Запевают, поют самогуды.

Уж не водит рукою по струнам гусляр,
Гусли сами свой сказ зачинают.
Про крещёную Русь, про князей и бояр
Самогуды про всё распевают.
Из старинной казачьей песни
 «Грозному царю наследовал смиренно-блаженный Феодор Иоаннович, вступивший на родительский престол двадцати семи лет отроду... Естеством кроток и мног в милостех ко всем, и непорочен... паче же всего любя благочестие и благолепие церковное, но совершенно не склонен к занятиям государственными делами».   
 Годунов всеми правдами и неправдами расчищал и укреплял себе путь к царствованию: казнил и заточал всех подозреваемых в соперничестве. Царь Феодор Иванович государственными делам не занимался; тешился зрелищами боя человека с медведем и был без ума от царицы Ирины, родной сестры Годунова. Детей у них быть не могло, так что единственным серьёзным препятствием у Годунова к царствованию был малолетний наследник Ивана Грозного, младший брат царя Феодора, царевич Дмитрий, которого содержали в отдалённом  месте от Москвы - в Угличе под надзором матери и родственников из дома Нагих. Кормилица, отведавшая прежде царевича Дмитрия какого-то кушанья, умерла скоропостижно... Так что жизнь малолетнего царевича постоянно находилась в опасности от покушений. И даже наблюдательным иностранцам было ясно, что Дмитрию долго жить не придётся. «Вот в каком положении находится царский род в России, ...который, по-видимому, скоро прекратиться со смертью особ ныне живущих и произведёт переворот в Русском царстве...».   Далее Флетчер говорит, что общий ропот и взаимная ненависть вызванная Опричниной Грозного, а также разгромом боярской знати, произведённым Годуновым, по-видимому, «этот вопрос окончится не иначе, как всеобщим восстанием». Так оно всё и случилось. После убийства царевича Дмитрия (15 мая 1591 года) в жизни страны произошли большие внутренние потрясения. С этого момента начинается великая темнота в жизни московского государства. Эта кромешная тьма, несомненно, созданная преступной рукой Бориса Годунова, поведшая роковым образом, как и предсказал Флетчер, к страшной смуте, глубоко потрясшей всё наше отечество.
    Через шесть лет после убийства царевича Дмитрия, в конце 1597 года, царь Феодор занемог смертельной болезнью и умер 7 января 1598 года. Для многих было несомненно, что Борис ускорил его смерть. Народ выражал свою глубокую скорбь о смерти государя, последнего царя из дома Рюрика, давшего столько великих государей Русской земле. Царица Ирина была неутешна и на девятый день после смерти мужа Ирина удалилась в Новодевичий монастырь, решительно отказавшись от царства, и вскоре постриглась с именем Александры. Все возможные претенденты на московский престол были физически истреблены Борисом Годуновым, и он стал царём, избранным общеземским Собором. Длинный путь преступлений, лицемерия и ложных клятв, по которому он шёл для достижения московского престола, пособничество патриарха лжеца Иова и влияние супруги Бориса - Марии Григорьевны, дочери Малюты Скуратова не могли сулить добра православной Руси.
    Первого апреля 1599 года самим Борисом была пущена в народ весть, что Крымский хан идёт на Москву, чтобы, по словам Н.М. Карамзина, «доказать, что безопасность отечества ему дороже короны и жизни». Он немедленно выступил в смехотворный поход с огромным войском, как говорилось, до 500 000 человек. Под Серпуховым он учинил ночью умопомрачительную пушечную стрельбу и, приняв мирное посольство Крымского хана, искавшего дружбы Москвы, задал роскошный пир своему полумиллионному воинству, щедро одарил своих воинских начальников. В Москву Борис Годунов вернулся, как победитель смехотворного похода против несуществующего противника. Московский народ встречал царя, как избавителя от неминуемого нового татарского ига. Его приветствовал пышной речью всё тот же льстивый патриарх Иов: «Богом избранный, Богом возлюбленный самодержец! Мы видели славу твою... Государство, жизнь и достояние людей целы, а лютые враги, преклонив колена, молят о мире!..» Первого сентября состоялось с необычайной пышностью венчание Бориса на царство.        Борису стали мерещится всюду тайные замыслы врагов; он развил до крайних пределов доносы и шпионство всех своих подданных друг за другом. Доносы со стороны его прислуги приняли ужасающие размеры: оговариваемые шли в ссылку и в тюрьмы, пытались огнём, им резали языки и казнили, а оговорившие щедро получали от Бориса деньги и земли. От доносов в царстве началась великая смута.
    В 1601 году Московское Государство постигло страшное бедствие: три неурожайных года подряд; наступил неслыханный голод; наступило моровое поветрие – холера, от которой в одной Москве погибло до 500 000 человек. Люди во множестве стали уходить в степь, чтобы пополнить ряды вольного казачества.      
    Стали появляться всё более и более упорные слухи о том, что считавшийся убиенным в Угличе царевич Дмитрий, жив и скоро явится добывать Московский престол из рук его похитителя и своего злодея – Бориса Годунова. Слухи о существовании царевича Дмитрия стали, словно призраки, бродить в Московском государстве тотчас же вслед за смертью царя Феодора Ивановича. И вслед за слухами, в 1601 году действительно появился молодой человек в пределах Польско-Литовского государства, на вид несколько старше двадцати лет, смуглый лицом, с заметным пятном около глаза и с одной рукой короче, чем другая. Он начал открыто провозглашать себя истинным царевичем, Дмитрием, чудесным образом, спасшимся в Угличе от убийц, подосланных Борисом Годуновым. Сходство в наружности этого молодого человека с покойным царевичем Дмитрием, у которого тоже было заметное пятно около глаза и одна рука короче другой, обращало внимание многих лиц. Будучи около четырнадцати лет то роду, этот юноша под влиянием опасностей со стороны подозрительного Бориса Годунова исчез из Москвы и скитался по разным монастырям и в Успенском монастыре города Хлынова (ныне Вятка) был пострижен игуменом Трифоном в монахи в 1595 году с именем Григорий. Переменив несколько обителей, он возвратился в Москву, где в это время был пострижен его дед Замятня Отрёпьев в Чудовом монастыре, который взял своего внука к себе в келью. Здесь Григорий пробыл более года и был посвящён в дьяконы. Молва о том, как неправдой и преступлением достиг Годунов престола и о той ненависти, которую питали к нему весьма многие люди, быстро росла в народе.  Упорные слухи о том, что Дмитрий чудесным образом спасся, натолкнула молодого инока Григория на его честолюбивые замыслы. Вскоре многочисленные доносчики  царя Бориса обратили внимание на молодого Григория Отрёпьева, донесли на него патриарху Иову, а тот донёс самому Борису. Годунов всполошился и приказал дьяку Смирнову-Васильеву сослать Григория на Соловки под предлогом его занятия чернокнижием. Григорий, проведав о грозящей ему опасности, решил бежать в Литву. По дороге в Литву Григорий завязал сношения с запорожскими казаками, которые будучи проникнуты ненавистью к вероломному Борису Годунову, решили поддержать его: научили превосходно владеть оружием и лихой бесстрашной езде на конях. Появление Лжедмитрия было на руку   Адама Вишневецкому: он признал его истинным царевичем и стал оказывать ему самую широкую поддержку. Адам ухватился за идею о самозванце с целью мести Годунову, незамедлительно организовал сбор  Лжедмитрия к походу на Москву. В Днепровские и Донские степи полетели гонцы, чтобы вербовать в казачьих станицах добровольцев, и сам Лжедмитрий ездил к беспокойному казачеству... В Западной Европе появилось печатное произведение  о жизни царевича Дмитрия и о чудесном его спасении от руки убийц Бориса Годунова.
    Вести о появлении Лжедмитрия ужаснули царя Бориса. Главной его заботой стало скрыть эту весть от народа. Были устроены крепкие пограничные заставы для перехвата вестей о самозванце. Но слухи о появлении царевича Дмитрия с неизбежностью проникали в народ со всех сторон, несмотря на  страшные пытки и казни, уличённых в этой молве. Донские казаки напали на одного из родственников Годунова и наказали ему сказать Борису, что скоро они будут в Москве законным царём. Борис пришёл в ужас от этой вести. Борис чувствовал себя совершенно потерянным и одиноким; он никому ни в чём не доверял и мучил всех своей подозрительностью.
    В народе стали упорно распространяться слухи о недобрых предзнаменованиях. Все находились в постоянном страхе, ожидая опалы; царило всеобщее сомнение в истинности прав Бориса на царствование. После ужасов пережитого народом голода и чумы, всем стала безразлична судьбе отечества, каждый думали только о своём личном спасении. От безысходности люди пустились в безудержное  пьянство, воровство, разврат и всякие злые дела.
    Годунов приказал привести из Углича в Новодевичий монастырь мать царевича Дмитрия, Марию Нагую и спрашивал её вместе со своей женой, Марией Григорьевной, дочерью Малюты Скуратова: жив её сын или же нет? Та отвечала, что она сама точно не знает этого. За такой ответ Мария Григорьевна, как истая дочь Малюты Скуратова чуть было не выжгла Марии Нагой глаза горящей свечёй...
  Тем временем Лжедмитрий двигался с небольшим войском к Москве и написал письмо Годунову, убеждая его покаяться в своём преступлении. «...Ты, будучи нашим подданным, украл у нас государство с дьявольской помощью, - писал Григорий Отрёпьев Годунову, - мы были тебе препятствием в достижении престола, и вот, изгубивши вельмож, начал ты острить нож и на нас; подговорил дьяка нашего Михайлу Битяговского и 12 спальников с Никитой Качаловым и Осипом Волоховым, чтобы нас убили; ты думал, что заодно с ними был и доктор наш Симеон, но по его старанию мы спасены от смерти, тобой нам приготовленной. Брату нашему ты сказал, что мы сами зарезались в припадке падучей болезни... Опомнись и злостью своей не побуждай нас к большему гневу; отдай нам наше, и мы тебе, для Бога, отпустим все твои вины, и место спокойное назначим: лучше тебе на этом свете что-нибудь претерпеть, чем в аду вечно гореть за столько душ, тобою погубленных».
    Годунов послал Петра Хрущёва на Дон, чтобы вербовать казаков против самозванца, но Донцы схватили посла, заковали его в цепи и привезли к Лжедмитрию в его войско. Невыносимо тревожное состояние, в котором находился Годунов, привело его к неожиданной кончине 13 апреля 1605 года; когда он встал из-за стола, то кровь хлынула у него изо рта, ушей и носа и вскоре он скончался.
    Москва присягнула Феодору, шестнадцатилетнему сыну Годунова, но царствовать ему  довелось недолго.  Последняя надежда семьи Годуновых был Басманов, который,  убедившись, что дело их безнадёжное, перешёл на сторону Лжедмитрия. Годуновы пришли в ужас и начали ставить пушки на кремлёвских стенах под всеобщие насмешки толпы.  Когда на лобном месте прочитали грамоту Лжедмитрия, где он извещал о своём спасении и о прощении Московским людям их неведение, толпа потребовала Василия Ивановича Шуйского, чтобы он сказал по правде: точно ли похоронен царевич в Угличе? Шуйский громко объявил, что Борис послал убить Дмитрия, но царевича спасли; вместо него был погребён попов сын. Толпа с криками «Долой Годуновых!» ринулась в Кремль. Стрельцы, стоявшие на страже, пропустили людей в царские покои. Царя Феодора застали на престоле в Грановитой палате, а царица Мария Григорьевна и царевна Ксения стояли рядом с ним с образами в руках. Их заключили под стражу и вскоре царицу задушили, Феодора убили самым ужасным образом. Царевну Ксению оставили в живых, отправили во Владимир, самозванец, зная её красоту, приказал сохранить её для себя. Со всеми родственниками Годуновыми было быстро покончено, а Семёна Годунова, руководившего казнями и доносами при царе Борисе, задушили в Переяславле.
    Въезд нового царя Лжедмитрия с донским атаманом Карелом в столицу проходил под колокольный перезвон. Богдан Бельский бывший воспитатель царевича Димитрия торжественно объявил на Лобном месте, что новый царь есть истинный Димитрий, в доказательство чего целовал крест. День закончился всеобщим веселием.  Новое царствование началось с милостей не только родственникам Нагих, но и всем, кто был подвергнут опале при Борисе.
    Прошло совсем немного времени и на Москве стали появятся слухи об измене царя Православию. Высказывалось мнение, что новый царь – расстрига и вор. Несмотря на казни и пытки, подозреваемых в распространении этих слухов, всё настойчивее стали говорить, что на Московском  престоле сидит вор и враг нашей веры. Ходила также и молва о появлении новых самозванцев. Лжедмитрий перестал доверять русской страже и дворцовой прислуге, заменил всех поляками, окружив себя особым отрядом телохранителей из трёхсот иностранцев, дал каждому из них поместье и высокое жалованье. Расточительность на увеселение с иностранцами была чрезвычайная, грабились монастыри и православные храмы. Лжедмитрий стал хлопотать перед римским папой о возведении его в кардинальское звание. С появлением Марины Мнишек с поляками в Московском кремле, которые бесчинствовали в Православных церквах и вели себя крайне распущенно в Москве, и поведение Лжедмитрия стало неузнаваемым; и он самозвано присвоил себе титул императора.  Назрел заговор во главе с Василием Ивановичем Шуйским, к которому примкнули московские дворяне, бояре, купцы, горожане, а также новгородское и псковское войска. Шуйский прямо заявил, что Лжедмитрий был приведён и посажен в Москву с целью освобождения от Годунова. Была надежда, что храбрый молодой царь, обученный в войске Донском, будет оплотом Православия и старых русских заветов, но вышло иначе: расстрига всецело предался полякам, презирает нашу веру и всё русское, поэтому страшная опасность грозит Православию и отечеству. Ночью 17 мая 1606 года бояре, участвовавшие в заговоре, именем царя распустили по домам большую часть иностранных телохранителей и дворцовой стражи, в Москву подошёл 18 тысячный отряд войска, перешедший на сторону Шуйского, которые заняли все 12 кремлёвских ворот. Лжедмитрий и поляки беспечно спали. В четвёртом часу утра ударил большой колокол в храме Ильи Пророка на Ильинке и разом загудели все Московские колокола. Немецких телохранителей и стражу быстро обезоружили, Лжедмитрия вместе с Басмановым изрубили и выволокли через Спасские ворота на Красную площадь. Там толпа спросила у Марии Нагой (ставшей монахиней Марфой), её ли это сын. Она ответили: «Сын Димитрий на Угличе убиен бысть повелением Бориса... Сего же смердящего пса и злаго аспида не веемы, откуда приде...».
    Одновременно с убиением самозванца Отрёпьева, люди по всей Москве истребляли ненавистных поляков рогатинами и копьями до полудня. Тело Расстриги вывезли за Серпуховские ворота и сожгли, а пепел зарядили в пушку и выстрелили его прах в ту сторону, откуда он появился на Москву.
    После расправы с Лжедмитрием в Москве, заговорщики выбрали нового царя. Им стал князь Василий Иванович Шуйский, прямой потомок Александра Невского. Он был одним из первых, кто призывал к свержению Лжедмитрия, и чуть было не поплатился за это своею головой на плахе. Несомненно, что он был вполне русским и православным человеком, достаточно опытным, твёрдым, решительным и умным, но у него отсутствовало дарование в военном деле, и не было должного величия для государя: он был невзрачный на вид, низкорослый и подслеповатый. Известна была его недоверчивость и мстительность, вероломство и жестокость. Не забылось в народе и то, как он несколько лет тому назад свидетельствовал, что царевич Дмитрий закололся сам, играя во дворе с ножиком в тычку.    В Московском государстве было немало служилых людей и казаков, которые с недоверием отнеслись к происходящим событиям, и сразу же, после убийства Лжедмитрия пошли слухи о том, что он спасся и вынужден временно скрываться; что на Красной площади его лицо умышленно накрыли маской, под которой была скрыта другая личность. В России установилось двоемыслие и постепенно новая смута начала набирать силу. Вскоре объявился такой человек, выдававший себя за царя Димитрия; им оказался Болотников, бывший холоп московского князя Телятевского. Болотников испытал Турецкий плен, много скитался по свету и через Польшу вернулся на Русь и повстречался со сторонником самозванца князем Григорием Шаховским, который вверил ему свой отряд войска. И за нового царя Дмитрия вскоре поднялось всё казачье поле против «боярского царя Шуйского», против всех бояр,  помещиков и купцов. К нему шли толпами беглые холопы с целью побивать и грабить  захватывать их имение и грабить их имущество. К Болотникову пристали отряды казаков и стрельцов. Сколько-нибудь зажиточные слои населения подверглись насилию: воевод сажали в темницы, дома бояр разоряли и грабили. Вскоре Болотников выступил на Москву по той же дороге, что и расстрига. В царских войсках люди стали самовольно разъезжаться по домам. Восстал весь Центр России, Поволжье. Население Москвы было ошеломлено успехами восставших. Но когда Болотников призвал: «Уничтожать всех, невзирая на лица, кто стоит выше по положению…» Многие казаки и дружинники поняли, с кем они  имеют дело, связавшись с Болотниковым. Многие перешли на сторону Шуйского, ударив челом Василию Ивановичу. Все были прощены и  вскоре мятежники потерпели поражение у Данилова монастыря, и он отошёл к Туле и заперся в осаждённом Тульском кремле. После добровольной сдачи затопленного тульского Кремля, многих «Тульских сидельцев» отпустили на волю, но податься им было некуда, и смута продолжалась с новой силой. В 1607 году Шуйский издал указы о холопах, их полной крепостной зависимости от господ. Крестьянский «выход» вовсе запрещался.
    Не успел Шуйский вернуться в Москву и отпраздновать окончание похода и подавление смуты Болотникова, как уже в августе 1607 года в пределах Московского государства появился новый царь Димитрий, сидевший некогда в тюрьме небольшого Северского городка Пропойска. Одни считали его поповским сыном Матвеем Веревкиным, другие – сыном князя Курбского. Первоначально он объявил себя родственником убитого царя Димитрия, Андреем Нагим, скрывающимся от мести Шуйского. Но по Северским городам мгновенно разнеслась весть, что царь Димитрий жив. Ослепление жителей Московского государства было столь велико и вера, что новый самозванец является истинным царём Димитрием, столь нерушима, что, когда Шуйский приказывал поджаривать некоторых его приверженцев на медленном огне, но они без сожаления принимали мучительную смерть  за своего законного государя Димитрия. Шуйский не придал должного значения появлению нового самозванца вора. Однако новому Лжедимитрию была оказана большая помощь Польши, шли к нему и русские люди недовольные порядками Московского государства: Донские и Запорожские казаки, беглые холопы, голытьба, уцелевшая от бывшего отряда Болотникова. В Астрахани объявился новый царевич Лаврентий, названный внуком Грозного от царевича Ивана; в степных юртах явились царевич Фёодор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семён, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврилка, царевич Мартынка – все сыновья царя Феодора Иоанновича. Разнородные отряды стекались к Вору.
    Вор быстро подошёл к Москве, рассылая грамоты во все города, чтобы крестьяне поднимались на господ, брали их имения. По Москве пошёл слух, что истинный царь Димитрий ведёт с собою бесчисленное воинство. В Тушино состоялась встреча мнимых супругов – Марины и Вора, иезуит тайно обвенчал их. У польского высшего католического духовенства появилась надежда о введении унии в Московском государстве. Вблизи от Москвы вырастала другая столица – Тушинская. Постепенно московские князья стали передаваться Вору, но Тушинский Вор уже и без того многим пожаловал боярство и княжество. Положение царя Василия Ивановича Шуйского к осени 1608 года становилось крайне ненадёжным. Неожиданно Тушинский Вор 6 января 1610 года переоделся мужиком, сел в навозные сани и бежал в Калугу, покинув свою жену «государыню Марину Юрьевну Мнишек» на произвол судьбы. В Калуге Вор объявил жителям, что покинул Тушино, чтобы спастись от гибели, которую ему уготовили Поляки за отказ отдать им Смоленск и Северскую землю и клялся, что готов сложить свою голову за Православие и отечество. Не дадим польскому королю ни кола, ни двора!.. Калужане встретили его хлебом-солью и с царскими почестями.    «Толпы, - пишет М.Н. Карамзин, с яростным криком приступили к гетману (Рожинскому), требуя своего Димитрия и в то же время, грабя обоз своего беглеца, серебряные и золотые сосуды, им оставленные».
  Но Марина была не из робкого десятка и объявила что она венчанная Московская царица, имеет законное право на Московский престол. Отчаянная «Государыня Марина Юрьевна» решила тайно бежать из Тушино. Переодевшись гусаром, она в сопровождении своей служанки и нескольких сотен казаков, дабы не отступать от своих прав на Московское государство 11 февраля 1610 года отправилась на поиски своего «законного» супруга царя Димитрия. Бегство Марины вызвало новый переполох в Тушине.
    Тем временем Вор узнал о разгроме царского войска, двинулся из Калуги на Москву. Жители Москвы видели, что им грозит новая осада Поляками и Тушинским Вором подняли мятеж, объявили Шуйскому о решении народа оставить царство. Шуйский отказался, и его насильно постригли и монахи Чудова монастыря, при этом князь Тюфякин давал обеты пострижения за Василия Ивановича Шуйского, которого в итоге заключили в Чудов монастырь, так же постригли и его жену, а братьев его взяли под стражу. Со свержением Московского государя на Руси наступило безвременье, безвластие, погибель земли русской. До решения вопроса об избрании царя власть перешла в руки боярской думы «Семибоярщина» (князья Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, А.В. Трубецкой, А.В. Голицын, И.Н. Романов, Ф.И. Шереметев, Б.М. Лыков). В ночь с 20 на 21 сентября поляки были впущены боярами в столицу, заняли Кремль, Китай город и Белый город и стали уговаривать жителей ничего не предпринимать против Ляхов. Вскоре боярское правительство в Москве распалось в угоду Сигизмунду, которому они били челом, выпрашивая у него различных привилегий для себя. Но король Сигизмунд распорядился по своему: торгового мужика Андронова приставил к царской казне, иные получили звание великого печатника, управляющие Казанским дворцом и т.п. Москвой стали управлять именем короля Тушинские воровские бояре и дьяки. Боярское правительство заменилось властью Польского воеводы Гонсевского. Калужский царёк Тушинский Вор 11 декабря 1610 года неожиданно закончил свою жизнь. Татарин Пётр Урусов пригласил Вора поохотиться на зайцев и там вместе с товарищами убил его и бежал в Крым. Напрасно Марина призывала к мести, убийцы уже и след простыл. Через несколько дней Марина родила сына, которого в народе прозвали Ворёнком. Калужские люди назвали этого сына Ивашку царевичем и крестили его. Но вскоре в Калугу прибыл Московский князь Трубецкой и заключил Марину с сыном в тюрьму. Русские люди стали открыто призывать к изгнанию поляков из Москвы. Патриарх Гермоген начал открыто призывать к изгнанию Ляхов из пределов Московского государства.
    Откликнулась Земля Русская в лице лучших представителей – духовенства, дворян, воевод, служилого и тяглого люда на призыв своего отца, святейшего патриарха Гермогена, встать на защиту Православия и Родины. Весной 1611 года многочисленные Земские ополчения под начальством служилых людей двигалась уже на выручку царствующего града Москвы. Казачьи отряды также примыкали к движению, поднятому Гермогеном. Поляки и русские бояре изменники в Москве противодействовали, как могли сбору ополчения от всей Земли Русской – написали челобитную грамоту Польскому королю Сигизмунду, чтобы дал сына своего на Московское государство, и пошли к патриарху Гермогену «приложить свою руку к той грамоте». На это Гермоген ответил, что проклинает их за такую «грамоту», пусть вначале  Литва из Московского государства выйдет, а королевич креститься в Православную веру, тогда на Москве можно будет о чём-то говорить. Изменник злодей Михайло Салтыков был взбешён, начал кричать и позорить Гермогена, вынул нож, намереваясь его зарезать. Но святитель не устрашился этого, осенил злодея крестным знамением и громко сказал ему: « Сии крестное знамение против твоего окоянново ножа; да буди ты проклят, в сем веце и в будущем».
    Тем временем ополчения от Земли Русской двигались на выручку Московского государства. Вооружённые немецкие наёмники и поляки во время приближения русского ополчения неожиданно напали из Московского кремля на безоружных людей в Китай городе, и было иссечено около семи тысяч человек. В Белом городе жители успели ударить в набат, перегородить улицы и начали стрелять поляков и немцев.  По совету предателей бояр Немецкие наёмники и поляки решили сжечь Москву до основания, чтобы отнять у русского ополчения все средства укрепиться. Они принялись жечь Белый город и при сильном ветре, вскоре запылала вся столица, и в Москве не осталось ни кола, ни двора, в то время как Московский кремль и Китай город остались целы. Москва в это время представляла собой сущий ад. Как описывал поляк Жолкевский «...Мы были тогда безопасны: огонь охранял нас. В чрезвычайной тесноте людей происходило великое убийство. Всюду слышался плачь.  Крики женщин и детей представляли нечто, подобное дню Страшного Суда; многие из них с жёнами и детьми сами бросались в огонь, и много было убитых и погоревших... Таким образом, столица Московская сгорела с великим кровопролитием и убийствами, которые невозможно оценить. Изобилен и богат был этот город, занимавший обширное пространство; ни Рим, ни Париж, ни Лиссабон величиной окружности своей не могли равняться сему городу». На дворе стоял жестокий мороз, и несчастные москвичи, не погибшие в пламени и меча Литовских и Польских людей, принуждены были расположиться в поле...
    В апреле поляки были вогнаны в Кремль. Русские дружины Земского ополчения Ляпунова и казачье войско Трубецкого расположились военными лагерями вокруг Кремля. Вскоре в Кремле обнаружился недостаток продовольствия и бояре изменники, почувствовав смертельную опасность, решились срочно просить на Московское царство Шведского королевича Филиппа. Было также решено провозгласить на Московское царствование Калужского Варёнка, Маринкина Сына. Маринка в это время была в Коломне. Одновременно в Земское ополчение подослали убийцу зарубить Ляпунова и свалить вину на казаков Трубецкого, посеять, таким образом, вражду в лагере осаждающих Московский Кремль. Смерть Прокофия Ляпунова была великой бедой, за которой последовало распадение ополчения от земель русских, стольники и дворяне ополчения стали разъезжаться по своим городам, возвращаться по своим домам, опасаясь казаков.
   Между тем, шведы откликнулись на приглашение для Московского воцарения королевича Филиппа, овладели Новгородом благодаря изменнику некоего Ивана Шваль, который незаметно ввёл шведов в город через Чудинцовские ворота. В результате, Новгород отделялся от Московского государства и должен был целовать крест Шведскому королевичу. Ещё ранее Новгорода от Москвы отделился Псков. Шведы подошли к Москве, и польским посольствам из Московского Кремля открылось сообщение с Польшей. Объявился новый истинный царь Димитрий в Астрахани, которого незамедлительно признало нижнее Поволжье. Для Руси наступило время, которое в народе получило название лихолетье. Все дороги от Москвы были переполнены ранеными, обожжёнными, голодными и разорёнными московскими людьми с перебитыми руками и ногами, вырезанными из спины ремнями, содранной с головы кожей; иные шли искать приют в Троицко-Сергиевской Лавре, но многие не могли доползти до монастыря, валялись на дорогах и тут же умирали. Положение на Руси казалось безнадёжным,  никто не знал, что следует делать и чего держаться?
    Сидя в заточении в тюрьме, Герморен сумел передать грамоту с обращением и благословением Святому Собору, воеводам, казацкому воинству и всему Православному народу, призывая души свои положить за веру и отечество. Это последняя грамота патриарха Гермогена была разостлана по всем городам. Прочёл её  и простой Нижегородский посадский человек, земский староста – Кузьма Минин Сухорук, его вскоре посетило видение Святого Сергия Радонежского, который повелел ему казну собирать, набирать ратное ополчение и двинуться на очищение Московского государства. Сердце Минина исполнилось сильнейшим патриотизмом, - совершить великий подвиг во имя Родины. Со слезами на глазах рассказывал он своим посадским людям в «земской  избе» о чудесном видении преподобного Сергия и было решено составить приговор «всего града» о сборе денег для ополчения; и появился знаменитый клич помогать отечеству, не жалея самой своей жизни. Не искать личных выгод, а отдать всё своё ради спасения отечества и Святого Православия. К этому беспримерному истинно народному делу примкнули все Нижегородцы, собравшиеся по звону колокола в своём древнем соборе, где держал слово Минин: «Будет нам похотеть помочи Московскому государству, ибо нам не пожалети животов своих; да не токмо животов своих, ино не пожалеть и дворы свои продавать и жёны и дети закладывать и бити челом, кто бы вступился за истинную Православную веру и был бы у нас начальником».
    Дмитрий Михайлович Пожарский принял Новгородских послов в Суздальском уезде, в сельце Мугреево, и не отказался от предложенной благородной почести освободить Русскую Святую землю от захватчиков. Все кому были дороги Православие и земский порядок по заветам отцов, откликнулись на призыв Пожарского, в том числе казаки и стрельцы.  В это время, в конце января 1612 года боярское правительство, сидевшее в кремле под рукой поляков, были осаждены казаками. Ополчение Пожарского шло из Нижнего Новгорода к Москве через Суздаль. Вечером 19 августа ополчение подошло к Москве и, заночевав в пяти верстах от неё на реке Яузе, выслало разъезды к Арбатским воротам, выбрать место для стоянки.
    Ополчение Дмитрия Михайловича Пожарского  и казачье войско Дмитрия Тимофеевича Трубецкого стояли по разные стороны осаждённого Московского кремля. Первая битва ополчения Пожарского и казачьего войска с поляками и венграми, прибывшими на помощь полякам и шведам, осаждённым в Московском кремле, произошла на рассвете 22 августа у Пречистенских ворот. Поляки отступили к Поклонной горе, оставив обозы со съестными припасами, предназначенными для осаждённых поляков в кремле. Одновременно казаки взяли приступом Китай-город. Поляки заперлись в Кремле и держались в нём ещё месяц. Испытывая острую нужду в еде, они «повелеху боярам своих жён выпущати из города вон». Князь Дмитрий Пожарский принял их и повелел давати им корм. Во второй половине ноября осаждённые начали сдавать Кремль, прося дарования им жизни.
    После молебна на лобном месте все двинулись с крестами и образами в Кремль, отслужить молебен Пречистой в Успенском соборе. Взору Православных открылась страшная картина в храме: всюду была нечистота, образа рассечены, престолы ободраны,  в чанах оставлена чудовищная пища – человеческие трупы. По словам летописца: «Сидение ж их бяше в Москве таково жестоко, - не только что собаки и кошки ядяху, но и людей Русских побиваху. Да не токмо что людей побиваху и ядяху, но и сами друг друга побиваху и едяху. Да не токмо живых людей побиваху, но мёртвых из земли роскопываху: как убо взяли Китай, то сами видехом очима своима, что многие тчаны насолены быша человечины».
    После сдачи Поляков Дмитрий Пожарский скромно поселился на Арбате, в Воздвиженском монастыре и усердно продолжал вместе с Мининым и земскими людьми заниматься делом дальнейшего успокоения государства. Лучших и старших казаков было насчитано 11 тысяч, военачальники разделили между ними всеми доспехи, ружья, сабли и прочие военные вещи, а также найденные в Кремле деньги, так что каждый казак получил деньгами и вещами по восемь рублей.
    Наступило желанное время закончить великую смуту, охватившую Родину и избрать государя Всея Руси. Разослали грамоты по всем городам с приглашением к 12 января 1613 года на Земский Собор «Совет всея земли», где решено было выбрать государя только из своих прирождённых Русских людей. Для многих было желанным выбрать государем Дмитрия Михайловича Пожарского, на что он ответил отказом: «Не достоин я такой почести от вас. Теперь у нас в Москве благодать Божья воссияла, мир и тишину Господь Бог даровал; станем у Всещедрого Бога милости просить, дабы нам дал самодержателя всей России. Подайте нам совет благий: есть ли у нас царское прирождение?»
    На следующий день, 7 февраля 1613 года, когда собрался весь Собор, вышел Донской атаман и подал грамоту.
- Что это ты подаёшь, атаман, - спросил его Пожарский.
- О прирождённом царе Михаиле Феодоровиче Романове, - ответил ему атаман.
    Дворянин из Галича представил письменное мнение, что последнему государю из племени Иоанна Калиты – Феодору Иоанновичу – ближе всех по родству приходится Михаил Феодорович Романов, почему он и является прирождённым царём...
    Таким образом, и земщина, и казачество произнесли одно имя, на котором сошлись все лучшие чувства Русских людей, и которое должно было их всех примерить. Решено было разослать по всем городам и уездам надёжных людей и расспросить народ, как он отнесётся к этому выбору? Через две недели посланцы возвратились. 21 февраля 1613 года состоялось последнее торжественное заседание Собора.
    «В той же день бысть радость велия на Москве, и поидоша в соборную апостольскую церковь Пречистые Богородицы и пеша молебны з звоном и со слезами. И бяше радость велия, яко из тьмы человецы выидоша на свет, - говорит летописец. – Он же благочестивый государь того и в мысле не имяше и не хотяше: бывшу бо ему в то время у себя в вотчине, тово и не ведяше, да Богу он годен бысть. И за очи помаза его Бог елеем святым и нарече его царём» .
    Здесь следует сказать о крестьянине Иване Сусанине, который спас жизнь вновь избранному государю. В момент своего избрания  на Земском Соборе на царствование Михаил Фёдорович Романов находился в своей вотчине в Костромских владениях в селе Домнине, управителем коей был крестьянин Иван Сусанин, уроженец селения Деревеньки. Иван Сусанин исправно служил своим господам боярам Романовым. Близ села Домна рыскал один из польских отрядов, искавших место нахождения вновь избранного государя Михаила Фёдоровича, с целью захватить его и продолжить смуту на Руси. Сусанину стало известно о появлении поляков, он догадался о цели из происков и  спрятал Михаила Фёдоровича в сарае, зарыв его в сено. Надев боярские сапожки, отбежал в них несколько вёрст в лес вдоль речки Кобры, забрался на дерево, снял сапожки и, заметая, сколько можно свои следы, вернулся назад в Деревеньки и стал поджидать незваных гостей поляков. Поляки стали с пристрастием допрашивать его, как старосту: «Где барин? Мы знаем, что он здесь был». На это Сусанин отвечал им, что был, да ушёл на охоту, и указал на следы боярских сапожек на снегу. Поляки потребовали, чтобы он вёл их в лес; Сусанин согласился на это и завёл их в самую чащу. Долго шли поляки, наступила ночь, им стало ясно, что он их обманывает. Они потребовали вывести их на большую дорогу, но Сусанин отказался от этого, несмотря на угрозы и объявил, что нарочно завёл их в непроходимую чащу... Поляки изрубили его.
    Как гласит предание, Михаил Феодорович узнал о гибели Сусанина на третий день и долго был неутешен смерти своего верного слуги, положившего за него свою жизнь. Оставшуюся сиротой дочь Сусанина Антониду, Михаил Феодорович взял с собой в Кострому, поселив её в палатах, принадлежавших боярам Романовым при Ипатьевском монастыре.
    Четырнадцатого марта 1613 года шестнадцатилетний Михаил Феодорович благородного древнего рода Романовых, внучатый племянник царицы Анастасии Романовны и сын митрополита Филарета Никитича, по благословению родительницы своей, иноки Марфы Иоанновны, стал государем всея Руси.
    Так закончилось на Руси Смутное время, вызванное пресечением царского рода из дома Иоанны Калиты.

КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ – СЕЧА ДА ВОЛЯ

Гудят колокола святые -
Живое эхо старины.
В них - кубков звоны золотые
И стоны тяжкие страны...

Эгей, вы там, кто Русью правит
На передке, на облучке!..
Не повредите песен память -
Жар-птице тесно в кулаке...
    С избранием царя Михаила Феодоровича Романова казаки возвратилась на Дон. Дух верности казаков к законно избранному царю креп день ото дня. Казаки послали гонцов в верховые городки на Волгу и в Астрахань для убеждения бунтовщиков, грозя идти на их усмирение всем казачьим войском. Казаки заключили мир с Азовцами – не чинить помехи исполнять им царские поручения в Царьграде. Мятежная Марина Мнишек вместе со своим сыном-Ворёнком и воеводой Заруцким были схвачены: Заруцкого с Ворёнком казнили, а Марина умерла в тюрьме. К настроению казаков Москва чутко прислушивалась и прибытие казачьих станиц в стольный град Москву их встречали с большим воодушевлением и почестью, одаривая их и посылая на Дон жалованье и грамоты с выражением благодарности и похвалы за мужество и стойкость. На Дон послали хлеба, пороха, свинцу, селитры и прочее. Кроме того Донскому казачеству вручили первое боевое знамя: «От царя и Великаго князя Михаила Феодоровича всея Руси на Дон, в нижние и верхние юрты... всем атаманам и казакам Донским, низовым и верховым» .  В 1617 году донские казаки получили от царя право на свободную и беспошлинную торговлю по всем украинским городам.
    Впрочем, с мусульманской Турцией у казаков были свои давние счёты и, несмотря на увещевание царя, что с Турцией надо жить мирно, казаки не могли мириться с тем, что в Азов стал разбойничьим турецким гнездовищем. Турки, несмотря на договор с казаками о перемирии, захватили на Донце в плен нескольких казаков, истязали их тяжкими работами, приковывали на своих галерах к вёслам и бичами принуждали грести изо всех сил; многих распродавали в рабство; у непокорных казаков вырезали из спины ремни, и затем вешали на мачтах. Вскоре Турки напали на казачьи юрты, разорили их и захватили пленных. Казаки не замедлили с местью – набегом на побережье Чёрного моря, разгромили Синоп и многие сёла; ходили и на море, взяли семь турецких галер и пленили пашу, взяв за него выкуп три тысячи золотых. Турки сильно встревожились и обратились к русскому царю наказать казаков. Царь ответил Турецкому султану, что «Донские казаки воры, беглые люди нашего царского  указа не слушают, мы пошлём на них рать свою и велим их с Дона сбыть...» В тайне же московское правительство радовалось этому, но в своих грамотах подчёркивало: «вы сделали это не гораздо, мимо нашего царского повеления...». Казаки отвечали царю: «мы задора и обиды азовским людям не могли стерпеть...»  В 1635 году царь Московский и Всея Руси прислал Донским казакам второе знамя за их службу и жалованье: 2 тысячи рублей денег, 10 поставов сукон лучших, 13 поставов – средних, 200 четвертей сухарей, 30 четвертей круп, 30 четвертей толокна, 100 ведер вина (водки), 60 пудов пороху и 30 пудов свинца. Одновременно царь отправил своих послов к турецкому султану и дал такой им наказ, что если турки спросят их о казаках, то следует отвечать: «Ведомо вам самим, что воры Донские казаки, от Московского государства поудалели и живут кочевым обычаем...» Если же турки спросят о знамени, то следует отвечать: «Знамени государь к ним никогда не посылал; это кто-то сказал, чтобы нас поссорить». А крымскому хану царь написал так: «Хотя бы вы их (казаков) всех побили, нам стоять за них не за что»   
    Страшен и грозен, стал Дон для турок и татар. Жестоко мстило казачество басурманам за угнетение христианских народов. Турки укрепили крепость Азов, разрушали православные церкви в древней столице казачества Азове и устроили на берегу Дона бастионы, установили там до двухсот орудий. На войсковом круге казаки единодушно решили «идти посечь бусурман, вернуть свой древний город Азов, и утвердить в нём православную веру». Донцы вместе с братьями запорожцами, поклялись в верности стоять друг за друга (все за одного, один за всех). Сделав ночью подкопы под крепостной стеной Азова 18 июня 1637 года, казаки взорвали часть крепостной стены, очистили город от ненавистных турок и сообщили в Москву: «А как мы стояли под тем градом Азовом и те азовские люди нашу братию казаков из пушек и из ружей побивали, и мы велели отвозить убиенных на Монастырский Яр каюками и погребати у часовни по правилам святых отец священнослужителям…»  «Отпусти нам, государь, вины наши, что мы без твоего повеления взяли Азов. Могли ли мы без сокрушения смотреть, как в глазах наших лилась кровь христианская, как влеклись на позор и рабство старцы, жёны с младенцами и девы? Не имея сил долее терпеть азовцам, мы начали войну правую, с Божьей помощью овладели городом, побили неверных за их неправды и православных освободили из плена».   
    С взятием Азова казаки заняли господствующее положение на Азовском и Чёрном морях. Азов сделался христианским вольным городом, восстановив там древние православные храмы. Стали в Азов приходить торговые караваны из русских и азиатских городов.
    Турецкий султан послал к Азову флотилию, но казаки на лёгких стругах встретили турок на Чёрном море в Керченском проливе и потопили большую часть турецких кораблей. Вскоре султан снарядил в поход новый могучий флот с огромным войском непобедимых янычар. Казаки кинули боевой клич по Дону: «Достойно встретим врага!..» В июне 1641 года огромная турецкая рать (около 240 тысяч человек) обложили с моря и с суши крепость Азова, где засело около шести тысяч донских казаков во главе с войсковым атаманом Осипом Петровым. Штурмы крепости Азова турками ни к чему не привели. Казаки в свою очередь делали постоянные ночные вылазки с подкопами под неприятельские батареи. Так что турки несли большие потери, осада затянулась до холодов и, в конце концов, турки под прикрытием ночи позорно бежали от Азова. Донцы на своих быстроходных стругах пустились им в погоню, топили суда, проламывая им борта по ватерлинии, били врага беспощадно. Турки, не ожидавшие такой дерзости, объятые суеверным ужасом, гибли тысячами в морских пучинах. Главнокомандующий паша Гуссейн-Дели не вынес позора и срама скончался в пути. Уцелевшие турецкие военачальники были преданы султаном военному суду. Так окончилось беспримерная в мировой истории «Азовское сидение» богатырей Донцов.
    Благодарив Бога за послание успеха, казаки отправили в Москву лёгкую станицу с подробным известием об успехе казачьего оружия. Казаки просили царя и бояр принять от них крепость Азов. В Азове, они готовы были умереть все до единого, но не уступить врагам, ни пяди родной казачьей земли, обильно политой кровью братьев-товарищей. Царь послал на Дон милостивую грамоту и пять тысяч рублей денег двухсот поставов сукна, съестных припасов, свинцу и пороху. Замский Собор и московское боярство не решилось открыто стать на сторону казачества и восстанавливать разрушенную крепость Азов, опасаясь недовольства турецкого султана. Отделавшись царскими подарками казакам, российская власть предоставила казаков самим себе. От принятия Азова Москва отказалась и убеждала казаков вернуться в свои юрты. Не получив поддержки от Москвы, казаки забрали артиллерию, колокола, церковную утварь, крепостные железные ворота оставили Азов, сравняв все азовские укрепления с землёй.
    С восшествием на престол Алексея Михайловича Романова (в1646 году) отношение московского правительства к казачеству изменилось к лучшему, послали казакам усиленное жалованье деньгами, припасами и военным снаряжением. Совершая свою казачью миссию защиты родных земель Дона, казаки рассчитывали только на свои силы. Со второй половины XVII века город Черкасск сделался столицей Донского казачества. В 1665 году случилось событие поставившее казачество в сложное положение. Царь пригласил Донское казачество к участию в походе против Польши. Несколько казачьих полков походного атамана Ивана Разина, старшего брата Степана Разина вошла в состав армии князя Юрия Долгорукова. Осень казаки по обыкновению стали помышлять о возвращении на Дон, считая службу Московскому царю добровольным делом. Князь Долгорукий казаков на Дон не пустил, а когда казаки не послушались и ушли, то Долгорукому князю удалось часть из них вернуть силой, а атамана Ивана Разина он приказал повесить. В войске Донском поднялась буря негодования, вызванное позорной смертью войскового атамана. Московские вельможи в своём высокомерном самомнении недооценили того, на что они замахнулись. В крепостной России при царе Алексее Михайловиче положение крестьян было чрезвычайно тяжёлым. Они были прикреплены к земле, сделались собственностью господ и были на правах рабов и скота, которых можно было покупать и продавать, обменивать на предметы и скот. За малейшую провинность крестьян безжалостно били, сажали в тюрьмы. Мужа продавали от жены и детей, детей – от отца. Дела управления государством царь предоставил князьям, боярам и воеводам.
    Степан Разин в своей мести рабовладельцам-боярам за позорную смерть свободного брата казака, выбрал в союзники закабалённый русский народ. Степан Разин задумал перевернуть рабовладельческую Россию вверх дном. За ним пошла вся казачья голытьба, а затем и всё крепостное крестьянство. «Я иду бить воевод, бояр и приказной люд, со своим же братом мужиком поделюсь последней коркой хлеба», - писал Степан Разин в своих воззваниях к народу. Народ верил ему и пошёл за ним. Вольное казачество он любил самозабвенно, величал их братцами, товарищами, другами. Народ кланялся ему до земли и величал батюшкой. В 1667 году Разин выступил из Черкасска с партией казаков до 1500 человек. На Волге отряд его усилился до нескольких тысяч. На Волге Разинцы завладели несколькими караванами купеческих и царских судов, в том числе и богатого судна патриарха Иосифа. Встречавшиеся суда со стрельцами и ссыльными передавались на сторону Разина. Из Каспийского моря вошел в устье реки Урал, овладел Яицким городом. Два стрелецких полка, посланные ему вслед, частью были Разинцами истреблены, а частью перешли на его сторону. Два года казаки громил персидское побережье и с несметными богатствами явились под Астраханью. В Астрахани царские князья, за его победу над басурманами выдали ему царскую грамоту, в которой прощались казакам все их вины, и разрешалось вернуться им на Дон. Из Астрахани Разин проплыл вверх по Волге, перетащил ладьи на Дон и заложил главный стан на Кагальницком острове, обнёс его земляным валом и поставил пушки. Из Москвы прислали Разинцам царскую грамоту с обещанием прислать казакам за их службу обычные припасы. Но Разинцы почувствовали, что им устраивают ловушку, объявили царских посланников лазутчиками и шпионами, побили их и тела  бросили в Дон. Вскоре Разинцы двинулись вверх по Дону, к ним пристали запорожцы и они подступили к Царицыну, где им открыли ворота города и встретили с почётом во главе с духовенством. Вслед за этим Разинцам перешёл  город Камышин, и Астрахань сдалась почти без боя. Далее Разин двинулся вверх по Волне на двухстах судах, по берегу шла конница.
    Саратов сдался без боя. Народ встретил Разина с великой радостью. В городе было введено казацкое устройство, с казачьим кругом. Атаманом был поставлен Григорий Савельев. Агенты Разина с «прелестными» письмами проникали в Москву, в новгородские и смоленские земли и до Белого моря. В письмах Разина говорилось, что идёт он истреблять бояр, дворян и весь приказной люд и устанавливать по всей Руси казачье устройство с вольным казачьим кругом. «Я не хочу быть царём, - писал Разин, - хочу жить с Вами, как брат». Всюду народ поднимал оружие за свои попранные права. На зов Разина поднялись чуваши, мордва, казанские татары. В Москве предали Разина проклятью и отлучили от церкви. Знатные казаки Черкасска во главе с атаманом Корнилой Яковлевым, заковали Разина в цепи, отвезли в Москву и сдали царю. Как описывает Костомаров,   Разин был удивлён таким вероломством старого казака, атамана Корнилы (крёстным отцом Разина). После страшных «московских» пыток Разина четвертовали на Красной площади 6 июня 1671 года. Перед казнью Степан Разин перекрестился на церковь Покрова Богородицы (храм Василия блаженного), поклонился русскому народу и громко сказал людям «простите». Разин на казни не издал ни звука.
     Корниле Яковлевову и всему войску Донскому была объявлена царская милость за доставление в Москву, скованного цепью Степана Разина. 24 августа 1671 года в Черкасске на казачьем круге Корнила Яковлев объявил царский наказ о присяге на верность царю. Казаки взволновались: «Мы рады служить государю без крестного целования, - отвечали казаки, - и нам присягать не для чего». После многодневных споров сторонники атамана взяли верх: «Если кто  не учинит присяги, того казнить смертью, а имущество грабить».    
    Сподвижники Разина, узнав о его выдаче Москве, делали попытку выступить ему на защиту под предводительством Василия Уса, с целью освободить его. Василий Ус выступил из Астрахани по Волге на 540 стругах. К нему присоединились казаки и стрельцы из Царицыно, Саратова, Самары. Но мятежники потерпели поражение под Симбирском, а затем и под Астраханью. С взятием царскими войсками Астрахани всё Поволжье признало власть царя.  Но казаки свято хранили старое правило «С Дона - не выдавать!» и верны были древней традиции войскового казачьего круга.
    С воцарением Петра Алексеевича на престол (Пётр объявил себя в 1689 году единодержавным государем) остро стал вопрос овладение Азовом. Царь дал повеление Дону «чинить промыслы над азовцами и крымцыми». В начале июня 1695 года Пётр I двинул стотысячную армию на Крым под командованием боярина Шереметьева, а 31 тысячу – под Азов. Войску Донскому предписано было присоединяться к основному войску. Подчиниться московскому военачальнику иностранцу Донскому казачеству было не в радость. Поход был столь неудачный, что о нём долгое время принято было не вспоминать. Со стороны моря Азов русскими был не досягаем (флот в Воронеже ещё не был построен). В воинских частях не доверяли иностранным начальникам, командиры боялись показаться перед войсками, имела место и прямая измена, так любимец Петра гвардии капитан Яков Янсен в самый критический момент осады Азова предался туркам, сообщив им самые гласные сведения о положении русской армии. Осаду пришлось снять и возвращаться в Москву, оставив в Черкасске всю артиллерию ядра и порох. При возвращении русская армия почти вся погибла от голода и болезней. Трупы людей и лошадей валялись на всём пути, деревни были переполнены заразными больными. 
    Успехом в этой войне было только то, что донские казаки взяли при помощи своего казачьего «розмысла» (подкопов) две укреплённых башни с мощной артиллерией, построенные турками по обоим берегам Дона выше Азова. В этих башнях царь оставил трёх тысячный гарнизон под командованием Акима Ржевского. Казакам же было предписано оказывать этому гарнизону помощь. Таким образом, вся тяжесть по защите башен легла на казаков, которые всю зиму и осень провели в постоянных сражениях с азовцами.
    Пётр с пышностью и торжественностью победителя въехал в Москву. Взятию казаками двух башен крепости Азова возвели в ранг блистательной победы русского оружия. Впрочем, народу вскоре стало известно, что это была за победа и люди воспылали ненавистью к иностранцам, командующим русской армией, и вообще ко всему иноземному в России и в должное мере выражали своё неудовольствие царём. Но Пётр вдохновлённый, хоть и незначительной, но победой вынашивал новый план похода с участием нового своего флота (уже не потешного). Пётр обратился к австрийскому императору Леопольду прислать ему опытных минёров, а у Венецианской республики попросил к себе на службу опытных корабельщиков. Прибыли в Воронеж голландские и английские корабельных дел мастера, а со всех русских губерний  были согнаны  около 30 тысяч плотников. Весной 1696 года в Воронеже был построен флот, адмиралом которого был назначен Лефорт, а командование сухопутным армией было поручено боярину Шеину. Дон выставил под Азов 5120 казаков. Пока русская армия и флот были в пути к Черкасску, донские казаки по своей инициативе числом 250 человек во главе с атаманом Леонтием Поздеевым напали на два турецких больших военных корабля, которые открыли по смельчакам бешенную пушечную стрельбу. Казаки сцепились с кораблями, прорубили им обшивку и потопили их вместе со всем экипажем и грузами, не потеряв при этом ни одного человека.   
    По прибытии войск Петра к Азову, на море показался турецкий флот - 15 кораблей и 26 галер; Пётр не решился сразиться с ними, посчитал, что турецкий флот сильнее русского. Но донские казаки на своих ста стругах показали русскому царю, как надо бить турок на море. Они подстерегли турецкий флот в камышах за островом Канаярским, налетели на него со всех сторон, потопили и сожгли большинство турецких судов, остальные спаслись «бегством». Турки в этом сраженье потеряли около двух тысяч янычар убитыми и 270 человек взяли в плен; кроме этого казаки взяли десять полугалер, а десять судов загнали на мель. На судах казаками было взято 50 тысяч червонцев, сукна на четыре тысячи человек, 70 пушек, 3000 бомб, 4000 гранат, 80 бочек пороха, много свинцу и разного оружия. Деньги, сукно и разную мелкую добычу царь пожаловал казакам, а пушки, оружие и снаряды велел обратить в казну. Азов был окружён с суши и с моря. Казаки успешно штурмовали участок крепости, захватили два бастиона. Вскоре Азов решил сдаться при условии свободного выхода из крепости. С взятием Азова доступ к морю на юге России сделался открытым. Сбылась давняя мечта Донских казаков. В Азове остался сильный гарнизон под начальством князя Львова.
    Несмотря на столь значительную роль казаков в успехах русской армии на всех рубежах России, царь Пётр не питал любви к казакам, ни мог мириться со свободолюбивым духом казачества. За свои неисчислимые подвиги казаки не получили от Москвы ничего, кроме ужесточения требований к ним. Бездарных иностранных военачальников царь возвеличивал, называл их своими друзьями-сподвижниками, им раздаривались высшие награды и чины за взятие Азова и триумфальный их въезд в Москву 30 сентября 1696 года, и оказание им высших почестей было столь не правдоподобно щедрым. В то время как у донских казаков царь отобрал грамоту, пожалованную донцам Иваном Васильевичем Грозным за взятие Казани в 1552 году. Казаков лишили казачьей вольности, саму основу казачества и донским казачеством стали управлять назначенцы Москвы. Многие донские казаки, преданные вольной казачьей идее принуждены были скитаться и скрываться на Кубани или уходить за рубеж. Московские порядки с лицемерием бояр и князей были чужды духу вольного казака.
    Уже в мае 1697 году турецкий флот показался в Азовском море, казаки частично потопили его, а оставшиеся их корабли вынуждены были вернуться назад. С началом войны России со Швецией казакам было предписано: не отвечать на набеги татар и турок. Предписано было казакам, жившим по рекам Хопру и Медведице, переселиться в иные места. «А буде вы, атаманы и казаки, нынешнего лета с Хопра и с Медведицы казаков на вышеописанные две дороги в назначенные урочища не сведёте, то по нашему, великого государя указу, те казаки хопёрские и медведицкие поселены будут в иных местах». Насильственное переселение части казачества даже по приказанию царя вызывало их возмущение. Но пришлось подчиниться. Однако, царь на этом не успокоился всех новоприбывших на Дон (после 1695 года) наказать батогами и отослать десятого из них в Азов на каторгу; кроме того было приказано не принимать на Дон беглых людей под страхом смерти. Чиновники, как обычно переусердствовали и стали выселять в Россию не только беглых людей, но и родившихся на Дону. Вскоре Царь сам понял, что переусердствовал и прислал на Дон грамоту с уверением, что никакого гнева на казаков не имеет и переселять их не намерен. 
    Однако на деле казаков притесняли, лишали их исконных мест рыбного промысла. А в 1705 году царь издал приказ уничтожить все казачьи городки с правой стороны Донца. Князь Долгорукий в короткое время сжёг и разорил казачьи городки, пытал, бил казаков кнутом, резал им носы и губы,  надругался над казачьими жёнами и детьми, заковывал в цепи беглых от тяжких казённых работ и отправлял их в Россию. Весть о таких действиях князя облетела Дон, и чаша терпения казаков была переполнена. «То ли мы заслужили у царя-батюшки», - говорили они. И Дон восстал за свободу и честь казачью.
    Казак Булавин возглавил восстание, призывая казаков стать за истинную христианскую веру и за Великое войско Донское. За восстание Булавина стала большая часть Дона. Царь, не желая признавать казачьих прав, приказал: «Все казачьи городки по Донцу, Медведице, Хопру, Бузулуки и Иловле сжечь и разорить до основания, людей рубить и заводчиков сажать на кол и колесовать». Один Дон не мог устоять против всей России.
    После поражения Булавина под Азовом, группа казаков сговорилась сдать Булавина в обмен на царскую милость. Они окружили его курень. Булавин защищался отчаянно и, поняв, что сопротивление далее невозможно, он, со словами «Погибла казачья воля!» - пустил себе пулю в висок. С гибелью Булавина погибла и казачья воля, закончилась история свободного Дона. Отняв у донского казачества его старое народное, освящённое веками, право избирать в вольном казачьем кругу атаманов, Пётр тем самым подорвал и значение самого Войскового Круга, как верховного управления всего Войска Донского.
    Не жаловали казаков и при царствовании  Екатерины II, которая больше была занята своими фаворитами. Несмотря на чудеса доблести казаков в боях с Польшей и со Швецией, у себя на Дону они подвергались насильственным переселениям, а за отказ подвергались наказанию кнутом и ссылкой в Сибирь. Что нередко приводило к волнениям на Дону. При вступлении на русский престол Павла I в 1796 году, на Дону были искоренены все нововведения князя Потёмкина. Атаманом Войска Донского был назначен генерал Орлов; станичное самоуправление пришло в полный упадок. Появилось на Дону жалованное донское дворянство. Дошло до того, что указом сената 2 февраля 1775 года было повеление: «Брать рекрутов из Донских малороссиян». А в 1796 году и для донских крестьян наступил свой «Юрьев день». Хотя не устанавливалось полное крепостное право. Фавориты и доблестные военачальники Екатерины при Павле подверглись опале или гонению, не миновал сей участи и генералиссимус Суворов. Подвергся аресту и посажен в Петропавловскую крепость Матвей Иванович Платов, будучи легендарным походным атаманом донских полков.
    Вершиной гениальности военной стратегии Павла был его замысел подорвать величие Англии, совершив беспримерный казачий поход в Индию, которая являлась Английской колонией. Завладев богатствами Индии, по мнению Павла, подрывалась могущество Англии. На такое богатырское дело годились только богатыри Дона. В случае чего, сам Наполеон, у которого к тому времени была полумиллионная армия,  обещал Павлу всемерную поддержку. 12 января 1801 года Павел дал наказ собрать войско Донское под началом атамана Орлова.   По совету царских советников по этому случаю из темницы был выпущен атаман Платов, отсидевший в Петропавловской крепости три с половиной года, так и не знавший за какие прегрешения. Павлу настойчиво рекомендовали использовать Платова для столь высокой миссии, учитывая, что казаки любят своего легендарного атамана и будут его во всём слушаться.
    О маршруте и цели предпринятого похода в Донском войске не знал никто, кроме атаманов Орлова и Платова. Царь Павел Петрович писал Орлову: «Англичане приготовляются сделать нападение флотом и войском на меня и на союзников моих датчан и шведов. Я готов их принять, но нужно их самих  атаковать там, где удар может быть чувствительный и где меньше ожидают. Заведение их в Индии самое лучшее для сего, подите с артиллерией через Бухару и Хиву на реку Индус. Приготовьте всё к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить и осмотреть дороги; всё богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою…» Донскому Войску предписывалось отправиться в поход всем, кто мог носить оружие; все должны были явиться на сбор в полном вооружении, о двух конь и с запасами провианта на полтора месяца. 20 февраля 1801 года «секретная Донская экспедиция» была полностью готова к походу в составе 22 0167 человек. На эту экспедицию было отпущено 1 670 285 рублей, «кои должны быть возвращены из добычи той экспедиции».
    28 февраля 1801 года казачье войско (44 полка, две роты артиллерии) двинулось в поход; на Дону остались лишь старые, малые, женщины и больные. На подобный поход не решилась бы ни одна армия в мире, кроме Донской армии. В суровую зиму, предстояло идти по бездорожью, через Волгу ускоренным маршем идут и идут неделями подряд. Остался далеко позади родимый Дон, а казакам ещё далече идти, а куда? – никому неведомо. И вот 23 марта в Саратовской губернии атаман получил высочайший манифест о смерти Царя Павла Петровича и восшествие на престол Александра I, предписано было возвратиться казакам на Дон. Так закончился казачий поход в далёкую Индию, получивший название «Восточного похода».

                ОТ ПРОВИНЦИИ ДЕЛИ ДО БОМБЕЯ

Я калик перехожий с песней
Иду вдоль выжженных полей,
Отыскивая град чудесный
Незримой Родины моей.

Была бы мне и смерть желанна,
Но пусть бы только сбылись сны:
Проплыть сквозь пелену тумана
Под жёлтым парусом Луны...

Поют хрустальные хоромы,
Там с явью венчанные сны;
И станут сказки все знакомы,
Что в Звёздной Книге мне видны...

И будет плыть корабль сквозь сон,
Где рок пристать ему назначен;
Уже маяк ему зажжён,
Счастливых слёз своих не прячу...

И мне открылся град чудесный,
И в нём мне видится ясней, -
Как мама напевает песни
Над колыбелькою моей...

Так вот какой он, град чудесный,
Небесной Родины моей!..
Я, калик перехожий - с песней
Иду вдоль выжженных полей...
    Через несколько дней пути Николая Белоножкина по гористой местности, дорога его продолжилась по равнине с бескрайними полями и небольшими перелесками. Шел он от селения к селению, от города к городу, строго придерживаясь маршрута на юго-запад.
    В одном местечке довелось проходить ему через участок, на котором искусственно создавалась кофейная плантация, и производилась расчистка леса. Там срубали все деревья, сожгли подлесок, и когда оставались одни пни, их начали выкорчёвывать. Для этой цели использовались слоны, настоящие великаны. Зрелище было захватывающее. Таких огромных слонов, с помощью которых осуществлялось выкорчёвывание пней, Николаю Белоножкину ещё не доводилось видеть. Эти слоны были поистине гигантами более трёх метров ростом. Пни из земли вытягивались слонами с помощью канатов. Один из слонов заметно выделялся среди этих гигантов, его даже нарядили в царские одежды. Хозяин этого слона был чёрный, как головешка, сухожилый и чрезвычайно резвый индус. Он с любовью обнимал и целовал своего любимца перед началом работы, называл его ласково своим сердцем, своей любовью и самой своей жизнью, своей душой. Такая трогательная словесная церемония доводила до слёз обоих и хозяина и слона. Затем хозяин говорил: «Ну, любовь моя, а теперь мы пойдём с тобой отправляться на работу. Подними меня на свою спину – горы Гималайские, возлюбленный мой, радость моих очей, дитя моё!.. Сегодня после работы ты будешь есть десять вкусных лепёшек, испечённых из самой лучшей муки и политые ромом, весом по десять фунтов каждая. А, кроме того, я угощу тебя целой горой сахарного, сочного тростника...
    Слон удобно подставлял хозяину свой хобот, и когда тот наступал на хобот ногой, то в одно мгновение оказывался на шее гиганта, и они отправлялись на работу. Слон выкорчёвывал пни, вытаскивая их из земли с помощью канатов своими могучими плечами, а хозяин похваливал его за усердную работу, похлопывая его по голове своей костлявой ладонью, называя его самыми нежными сравнениями: украшением цветущей земли Индии.
    Вечером слон получал свои угощения, хозяин также наедался вдоволь рядом с ним и потом пел песни. В выходные дни – один раз в семь дней хозяин водил слона на реку, где слон ложился на неглубоком месте и хозяин шваброй и кирпичом добросовестно мыл слона, прохаживаясь по нему. От удара шваброй посильнее обычного, слон переворачивался на другой бок. Затем хозяин тщательно осматривал всё его тело, нет ли на его туловище ран, заноз или язв. После этого слон поднимался, отряхивался так, что далеко от него проходил ливень, и они на пару довольные возвращались к себе...
    Наконец, Николай достиг Бомбея, портового, шумного города. С крыши на крышу перелетали голуби, гудели машины, по улицам ходили толпы людей, слонялись бродяги, пьяные. Для человека, любящего одиночество и покой, это место представляет собой сущий ад... Вдруг Николаю пришла на ум мысль, что он совершенно выбит из колеи жизни. Здесь у него нет ни одного знакомого, и он, как и тысячи других оказался таким же бездомным, как и эти уличные бродяги. А, по сути, они находились в лучшем положении, чем он – у них, по крайней мере, были какие-то ночлежки и как-то они приноровились к своему, пусть хоть и жалкому существованию. Бомбей, это не то место, где можно было стоять, размышляя над тем, куда пойти переночевать?..
   - Господи, - произнёс Николай, - зачем я здесь? Кто возьмёт меня работником на корабль в каком-либо качестве: без документов, без денег... И куда мне плыть? Где меня ждут?.. Что же делать мне. До наступления темноты надо было бы хоть где-то устроиться для ночлега, а с утра попытаться попроситься на работу в порту. В Священном Писании говорится: полагайся во всём на Господа... Николай остановился, огляделся вокруг. Ему бросилась в глаза реклама на хинди. Он уже научился читать и более интуитивно, чем со знанием дела перевёл рекламную надпись  как «Самоцветы надежд». Как выяснилось позже, здесь некогда находился сувенирный магазин, который разорился и прекратил своё существование, но реклама ещё оставалась на своём старом месте. Это было теперь нежилое, пустое, тёмное помещение, в котором было отключено электричество. Только в одном окне мерцал свет от керосиновой лампы. Николай решил войти на огонёк запустевшего дома и попроситься на ночлег.     Перед Николаем, словно ожидая гостя, стоял во весь рост уже немолодой мужчина славянской внешности. Это удивило и, одно-временно, очень обрадовало Белоножкина.
    - Здравствуйте, - произнёс негромко Николай, - я решил вот зайти к вам на огонёк и попроситься переночевать...   
    - Здравствуйте, - очень просто ответил хозяин. Будем знакомы, меня величают Сергеем Матлашевским. Располагайтесь, будьте, как дома. Мы сейчас будем с вами пить чай с нашим русским вареньем... Николай не удержал своих скупых казачьих слёз, растирая их своими шершавыми ладонями по щекам…      
   
             СИБИРСКИЕ РАПСОДИИ

По тайге с вдохновеньем хожу...
Мне тайга - верный друг и желанный;
Заклинанья на память твержу,
Как учили нас предки-шаманы...

Талисман алой лентой к ноге,
Повязал в знак согласья с медведем;
Я смирился с владыкой тайги,
И дружу с венценосным оленем...

Я в тайге – муравья не убью,
И меня минет страшная участь...
Но ходить по дорогам люблю 
По таёжным, и совесть не мучит...

Мне приветливо кедры шумят,
И река полноводьем ликует, –
Все хороший мне отдых дарят,
И кукушка свой гимн прокукует...

Всё, что слышу, в тетрадь запишу,
Что увижу - в тетрадь зарисую;
Я тайгой и живу, и дышу, -
Посвящу ей поэму большую...

Заклинанья, молитвы твержу,
Как учили нас предки-шаманы,
Лягу на спину – в небо гляжу,
Где плывут облаков караваны...

Жизнь моя, не приснилась ты мне,
Я ценю золотые мгновенья!..
Жизни пир на таёжной земле –
В рай мой ключ золотой, без сомненья!..
    С Сахалина над Русью восходит Солнце. Прибыв на этот удивительный остров, Николай Зажигаев твёрдо решил уединиться и успокоить свою взволнованную душу, жить неприметно и, по-возможности, как можно дольше не возвращаться в Москву – в Содом и Гоморру (рассадник садизма и гомосексуализма). Ему удалось поселиться  в неприглядном, недорогом общежитии на окраине небольшого рабочего посёлка на окраине города  Александровск-Сахалинск. Здешние места поразили его своей девственной необыкновенной красотой. Он облюбовал себе местечко у небольшой безымянной речушки, весело журчащей, бурлящей и кипящей с высокой сопки. Сопка была вся усыпана алыми цветами багульника. По небесной лазури плыли редкие белоснежные, кучерявые облака, подобно стае лебедей. Казалось, что и птицы здесь поют как-то по-особому, совершенно удивительно. Светлые струи безымянной речушки сверкали на солнце и бесчисленное множество капель и брызг переливались всеми цветами радуги, подобно алмазным россыпям. Стремительные водяные струи промыли в горной породе множество самостоятельных небольших водяных рукавов, каждый из которых, подобно флейтам и свирелям, издавал свою неповторимую, небесную мелодию. Отдельные потоки, то расходились веером в разные стороны, то вновь сливаясь в единый поток, с небольшими водопадами и водоворотами. Вода в струях булькала, клокотала и пела на все лады, издавая неповторимые звуки флейт, гобоев и тромбонов. И получался такой слаженный, удивительный оркестр, что вот так бы всё слушал и слушал без конца. По обоим берегам маленькой, быстрой речушки тянулись не слишком широкой полосой каменные плиты, ровные, плоские и такие гладкие, словно их укладывали и отполировывали умелые мастера. Дальше, по обе стороны от берегов простирались лужайки, усыпанные мелкими цветами, и казалось, что это были расстелены ковры: отдельно расстилались красные цветочные поляны, отдельно - голубые, золотые и серебряные, ещё далее – скалистые с малахитовым отливом сопки постепенно переходили в ярко-красные цветения багульника. Мелодичны рапсодии речушки, живописные картины местности навсегда приворожили Николая Зажигаева, очаровали его.
    - Ну и что же? - подумалось ему, - что из того, что здесь живут в основном ссыльные люди или дети ссыльных? Многие из них ни в чём не повинны. Дети и внуки ссыльных пили горькую чашу каторжан своих родителей, проводивших всю свою жизнь в суровых условиях этого дикого края. Многие здесь так и оставались в поселениях до конца своих дней. Недавно доводилось видеть ему в бане одного из молодых потомков ссыльного, на спине и на груди которого было татуировано изображение матери с ребёнком на руках (наподобие Иверской Божьей матери) на фоне сахалинских сопок. Надпись под изображением гласила: «Мать моя сидела здесь за колоски, и я родился и вырос здесь в тюрьме...»
    Николай Зажигаев долго не мог успокоиться от впечатления, полученного при виде татуировки. Ему сразу же вспомнилась его мать Дарья Михайловна, которой было также предъявлено обвинение в 1933 году за то, что она срезала колоски на своём собственном огороде. Большевиками в то время было объявлено, что собирать урожай на своём поле запрещено до особого на то распоряжения. За всеми полями на селе было организовано вооруженное охранение с вышек. За поимку нарушителей охранники имели дополнительные хлебные пайки. Дарья Михайловна, переживая голод, нарушила этот большевистский указ, и ночью срезала колоски на своём поле. Её заметили, арестовали и посадили в сарай. Только чудом удалось ей сбежать из-под охраны, спрятаться у родственников в другой деревне. Её неизбежно ожидала бы ссылка в Сибирь, а Николаю, вполне возможно, было бы суждено родиться, и вырасти в тюрьме...
     После долгих раздумий Николай Зажигаев твёрдо решил не возвращаться в Москву, в её удушливую атмосферу, и, сколько это возможно, оставаться на Сахалине. В Москве ему определённо просто не хватало воздуха и простой теплоты человеческих отношений. Его супруга, красавица Ирина, в поисках неземных благ, давно уже перешагнула через него, как «Макбет мценского уезда», героиня Ивана Бунина, перешагивала через своих супругов.
     У Николая на Сахалине было достаточно времени, чтобы взвесить всё и сделать решительный выбор в своей дальнейшей жизни. Он поступил самым решительным образом: написал заявление об увольнении из Московского НИИ по собственному желанию, заверил его нотариально и вместе с отчётом о командировке послал в институт бандеролью с уведомлением и с просьбой выслать ему на Сахалин его трудовую книжку. Таким образом, он единым махом избавился от всех цепей столичного Содома и Гоморры.
      Немного успокоившись, он закончил написание рукописи книги «Там Русью пахнет», положил её на стол рядом с вазочкой с цветами, в которой красовались несколько голубеньких цветочков, оставил форточку открытой и отправился на прогулку на своё излюбленное место к безымянной речке, которой он сам дал название «Казачка». На выходе из общежития, оставляя ключ от комнаты на вахте, Николай предупредил дежурную, по имени Ксеньо, что форточку в своей комнате он оставил открытой. Ксеньо обладала удивительным приветливым взглядом, доброй улыбкой, но в то же время чувствовалось, что в душе её поселилась едва приметная, тихая грусть...
    - Вы не беспокойтесь, пожалуйста, - сказала она в ответ Николаю и мягко ему улыбнулась, - ваша комната не выстудится. Я как раз собиралась сейчас сделать влажную уборку на этаже, так заодно и у вас протру в комнате пыль и вымою полы, а когда там всё высохнет, я закрою вашу форточку. Так что к вашему приходу в комнате будет чисто, тепло и уютно...
    - Огромное вам спасибо, Ксеньо!.. Я хочу сегодня погулять подольше. Мне вдруг так захотелось прогуляться вдоль речки Казачки...
    - А разве у нас здесь есть речка с таким удивительным названием «Казачка»? – искренне удивилась Ксеньо.
    - Она протекает совсем неподалёку отсюда, - улыбнулся Нико-лай. И он указал рукой в ту сторону, где по его представлениям текла эта удивительная безымянная река, которая так очаровала его. Там очень много цветов и птиц...
    - Ксеньо сдержанно засмеялась и сказала с какой-то необыкновенной нежностью, - это наша милая Бегунья, так мы её между собой величаем, а вообще-то  она не имеет названия... Неизвестно отчего Ксеньо слегка покраснела и добавила: «Так уж вот мы между собою её величаем...»
    - Вот и здорово, - сказал Николай, - теперь и я буду её называть Казачка-Бегунья... Они ещё раз улыбнулись друг другу, и Николай вышел на улицу. Был уже вечер. Солнце огромным раскалённым шаром медленно катилось к горизонту. Облака окрасили полнеба удивительным цветом. На душе у Николая было светло, легко и спокойно. Давно уже ему не было так хорошо. Он твёрдо решил начать всю свою жизнь словно заново. Перед его мысленным взором проплывали картины из его жизни. Иногда Николай останавливался и просил у своей судьбы прощенья и шёл дальше. Иногда он улыбался или качал головой из стороны в стороны или сверху вниз и снизу вверх. Пусть всё останется в прошлом. Кто способен начинать свою жизнь заново, словно с чистого листа, тот, несомненно, чего-то да стоит...
    Ксеньо, тем временем, начала производить уборку на этаже общежития, и вошла в комнату Николая Зажигаева. Приметив в вазе голубые цветы, она как-то мечтатель произнесла вслух: «Эти удивительные цветы Николаю подарила Казачка-Бегунья». Ксеньо решила поменять воду в вазе и обратила внимание на рукопись Николая Зажигаева, осторожно взяла тяжелую папку в руки, прочитала название, повторила его вслух «Там Русью пахнет...» и добавила: «У нас здесь хорошо Русью пахнет!»

                КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ?

Ветер люльку неба раскачает,
Я младенцем в млечный путь гляжу...
Если звёзды мне не отвечают, -
Господу послания пишу.

Господи, мне выпало ненастье:
Нет ответа от моей звезды.

Подари, Отец, коня на счастье,
Но донского... можно – без узды...

Я любовью песенной поглажу,
Гребнем сказок гриву расчешу,
И ячменным золотом уважу,
И донской волною остужу...

Загляну в глаза – протуберанцы,
И скажу ему не для словца:
Пусть любовь услышит в этих стансах
Все сердцебиения донца...

Пусть она не сердце трон воссядет
Ненадолго – времени там нет...
Пусть она добром меня помянет,
И подарит ласковый привет...

Если хочет, пусть не отвечает;
Видит Бог, - я в мыслях не грешу...
Ветер люльку неба пусть качает,
Больше ни о чём не попрошу...
     Сколько лет прожил Николай Белоножкин в Бомбее? - он уже и не помнил, тем более что смена времён года в Индии не так явственно воспринимаются, как в России. Вот уже столько времени прошло, но ему хорошо помнились, какие бывают в России зимние рождественские и крещенские морозы, какие на зимнюю Николу бывают там метели, но уж если наступает весна, так уж это весна. Когда не реке ломается лёд, Боже ты мой, какой треск стоит окрест, потом начинается половодье, заливаются водой все луга. Солнце светит всё ярче, день становится длиннее, на косогорах появятся проталины, зеленеет первая трава. Начинаются детские игры – сколько тогда счастья, радости и веселья. Распускаются липкие листочки на тополях, зацветают сады, появляются певчие птицы. Весной и сердце бьётся чаще и сильней. На душе становится так хорошо-хорошо. И всякий раз, когда наступает весна в России, кажется, что вот такой весны точно никогда ещё не было. Постепенно наступают летние дни, какие вырастают травы! сколько цветов, сколько солнца и тепла, сколько надежд!.. И труд в радость, и отдых приятен. Кажется, что лету не будет конца... Но незаметно, незаметно приближается осень. Как хорошо подмечено поэтом: очей очарованье!..
    Да, на Руси смена времён года, это сказки, это чудо, действительно русское чудо!.. Николай Белоножкин выглянул в окно, пробудилось утро. Вот уже первые лучи солнца осветили крыши высоких домов. Улицы оживали: спешили рикши со своими изукрашенными тележками на пристань, к первым, прибывающим туда пароходам...
    На улице Кавираджа, в небольшой комнатке вот уже несколько лет прожил Николай Белоножкин один, как отшельник. Сергей Матлашевский, увлекающийся живописью, два года тому назад уплыл в Японию и обосновался там. Первое время он довольно часто писал Николаю Белоножкину письма в Бомбей, но постепенно письма стали приходить всё реже. Однако связь между ними всё ещё продолжалась.
    Николай Белоножкин работал в порту грузчиком, зарабатывая себе на жизнь, разгружал пароходы. У него появились новые знакомые среди индийских моряков и портовых рабочих, которые вели простой образ жизни. Николай постепенно свыкся со своей участью изгнанника и благодарил судьбу, что у него есть приют. Он во всём положился на Господа, горячо молился и писал Богу письма. Такое его необычное общения с Отцом небесным приносило ему внутреннее удовлетворение, он чувствовал, что получал благословение и тихое счастье...
    Вот и в это тихое утро Николай пробудился рано до восхода солнца. Причиной его раннего пробуждения явилось сновидение, которое сильно взволновало его и потревожило своей неспокойностью. Он вспомнил, что вот уже несколько дней не писал Господу своему писем. Он искренне раскаивался в этом. Облившись прохладной водой, и, помолившись Богу, он решил незамедлительно записать этот сон, пока ещё образы сновидения были свежи в его памяти. Он сел и начал писать: «Господи, Отец мой Небесный, сегодня приснилось мне, что я прибыл на Дон, зашёл в своё жилище, в свой родной курень в станице Островской, хутора Каменный, что возвышается на высоком берегу реки Медведицы, впадающей в Дон. Когда я зашёл в свой курень, то обнаружил, что он занят чуждыми мне, неприятными посторонними людьми, и что мне негде даже присесть. Долго я не мог понять, что всё это значит: кто эти люди? Как они посмели войти в мой курень и обосноваться в нём без моего разрешения. Пришельцы начали на меня громко кричать, обвиняя меня в том, что я сам виноват в том, что не принимал участие в распределении этой жилой площади. В каждом углу и посредине куреня расположились как хозяева татарские, еврейские, узбекские и ещё какие-то чужеземные семьи. Я не верил своим глазам. Не было предела моему возмущению такому вероломству. Когда я начал говорить, что всё это помещение принадлежит мне по праву казачьего наследования, что я никого сюда не звал на жительство. Как же вы посмели так бесчинно и вероломно поселиться здесь и утверждать что вы хозяева в этом доме, а я здесь - никто?.. «Где моя кровать?- закричал я, - где все мои вещи? Где всё моё самое святое и родное с детства, нажитое честным трудом моих родителей и трудами всех моих предков? Куда вы всё это подевали? Это вопиющий произвол... Сейчас уже вечер, что же вы мне прикажете делать - уйти из родного куреня на баз и ночевать у чужого плетня? Вы что думаете, если вас много, а я один, так вы можете безнаказанно воспользоваться правом силы? Вы думаете, что  это всё я так оставлю и без борьбы уйду из родного крова?..»
    Но они только нагло улыбались мне в лицо, вытолкали меня на улицу и захлопнули за мной дверь... Все мои хуторяне молча смотрели на меня, пожимали плечами, качали головами и потихоньку все разошлись в разные стороны. Я остался один на улице и не знал, что же мне теперь делать, как поступить, что предпринять, кому идти жаловаться? От этой безысходности, от бурного потока мыслей, мне стало так обидно, в горле обида стала комом и из глаз моих полились ручьями слёзы. От такого безутешного горя и обиды я проснулся... Вот такой сот приснился мне нынче ночью, и я невольно взволновался и крепко задумался... Теперь я хочу попросить у Тебя поддержки, Отец  мой небесный, Утешитель сердец... Ты единственный мой заступник и советчик. У меня ничего не осталось кроме молитвы и Твоего Святого имени. Проясни мне смысл этого сна. Я знаю, что это не простой сон, что в этом сновидении мне обязательно следует разобраться. Так ли мне надо понимать этот сон, что в моём родном отечестве нет уже мне места и надежды на моё возвращение на Родину тщетны?.. И что нет у нас изгоев и самого этого отечества? Кому на Руси жить?.. Подскажи мне, Господи, проясни мне моё разумение. Я не устрашусь услышать от тебя всей правды, какой бы горькой она не была. Но мне нужна только ясность. Если тебе так угодно, чтобы жизнь моя закончилась в изгнании, то пусть и будет так: пусть я проведу остаток моих дней в изгнании на чужбине... Слава Тебе за то, что ты посылаешь мне ещё этот солнечный, тёплый день. Пусть будет так, как Ты того желаешь...»
    Закончив письмо к Отцу своему небесному, Николай Белоножкин стал горячо молиться Ему... После молитвы он подошёл к окну, и широко распахнул его. В лицо ему пахнул лёгкий ветерок, долетавший сюда с побережья океана. Слышалось разноголосое пение птиц из ветвей сандалового дерева, росшего прямо под его окном... На одной из засохших ветвей он увидел удивительную птице Чатаку и вспомнил красивую индийскую аллегорию, связанную с этой удивительной птицей: «Жители Индии утверждают, что Господь привлекателен, как прекрасное облако, а глаза, истинно влюблённых в Господа подобны птице Чатаке, которая умирает от жажды, но не берет, ни капли воды с земли. В поисках воды она устремляет взор к облакам... – Каплю чистой воды! – взывает она и ждет, не закрывая клюва, обращённого к небесам. Она не обратит своего взора к земле и не опустит клюва даже под угрозой смерти... Красоту Тела Господа верующие Индии сравнивают с грозовой тучей перед сезоном дождей, когда приятно начинает погромыхивать гром; сладкое звучание набежавшей лёгкой грозовой тучи напоминает нежные звуки флейты. Заслышав этот звук, павлины начинают танцевать. Долго не видевшая ни облачка птица Чатака, готовая умереть от жажды, вдруг начинает ловить своим клювом долгожданные первые капли дождя в начале сезона дождей…»
     Николай Белоножкин улыбнулся этой прекрасной птице Чатаке, го взору вдруг предстала любопытная, удивительная картина: на песке во дворе дома лежала опрокинутая вверх дном, дырявая лодка, к которой подошёл индийский странствующий брамин. Борода его и волосы на голове свились в единую копну, которая отдельными клоками свисала на его грудь, спину и плечи. На нём была одна лишь набедренная повязка. Одной рукой, придерживая за край свою набедренную повязку, второй своей рукой он аккуратно складывал в неё небольшие камешки, которые поднимал с земли своей свободной рукой. Закончив это своё любопытное занятие, он присел на край перевёрнутой лодки, снял со своей шеи деревянные чётки и стал с молитвой перебирать их бусинки...
    Николай Белоножкин решил подойти к нему и спросить, не нуждается ли он в чём-либо этот добрый человек? Николай подошёл к брамину, подождал, пока он закончит свою  молитву с чётками, и обратился к брамину на хинди; к этому времени Николай умел немного объясняться на этом языке...
    - Почтенный странник, - обратился Николай к брамину, - не могу ли я быть тебе чем-либо полезен?..
    - Брамин направил свой взор на Николая. От этого взгляда Белоножкин невольно взволновался. Такого взгляда ему ещё не доводилось встречать в своей жизни. Вообще во всем облике этого странника, в его манере держаться было столько возвышенного неземного величия и в то же время было столько естественности и простоты, что Николай поначалу просто растерялся...
    - Таков мой обет, - ответил брамин, - совершать путешествие, обходя всю Индию по побережью океанов и морей. Когда на моём пути встречаются крупные города, мне становится труднее совершать своё паломничество и чтобы приобрести хоть немного фруктов и предложить их Господу, мне приходится немного отвлекаться. Я вынужден потратить моё драгоценное время на то, чтобы собрать немного камешков и поменять их на фрукты...
    - Николая такое признание брамина несколько удивило, но он не подал вида и, указав рукой на распахнутое окно в своей хижине, сказал: «Здесь, в этом убогом жилище я обитаю и готов поделиться с тобой своим кровом и едой...»
    - Прости меня, - ответил брамин, - по условию моего обета я не могу заходить в жилище людей и брать из их рук подаяний. Если тебе будет угодно совершить благое деяние, и у тебя есть немного фруктов, ты принеси, пожалуйста, мне их и положи вот здесь (брамин указал рукой на край днища лодки), а я подарю тебе мои собранные камешки и, таким образом,  мы совершим справедливый обмен с тобой.
    Николай, не раздумывая, вошёл в дом и быстро вернулся; он держал в своих руках несколько бананов, которые ещё прошлым вечером он купил на рынке себе на завтрак. Положив свои бананы на то место, где указал брамин, Белоножкин собрался, было возвратиться в свой дом, но странник попросил его: «Не позабудь мои камешки взять с собой...»
    - Мне приятно бескорыстно поделиться с тобой тем, что я имею, - сказал Николай и хотел удалиться...
    - Нет, - сказал брамин, - наш уговор был другим. Возьми, пожа-луйста, мои камешки, в противном случае, я не приму твои дары...
    - Хорошо, - согласился Николай, - пусть будет так, как ты этого желаешь. Он протянул к брамину свои ладони...
     Странник аккуратно насыпал Николаю в ладони своей набедренной повязки полную пригоршню камней-самоцветов. Такие щедрые дары очень смутили Белоножкина. «Разве стоят мои бананы этого сказочного богатства?» - произнёс Николай.
    - Тебе не следует беспокоиться об этом, - ответил брамин, - мне собрать эти камешки не составило большого труда, так что тебе не в чем себя упрекать... Брамин улыбнулся и внимательно взглянул в самую глубину глаз Николая. Я вижу, что ты благородный человек и много в своей жизни страдал. Мне хочется отблагодарить тебя за твою доброту. Во-первых, я поставлю тилаку* (знак, нанесённый глиной со священных рек Индии) у тебя между бровями. С её помощью ты обретёшь знание понимать язык птиц...
    - А зачем это мне, понимать язык птиц?..
    - В своё время ты узнаешь, как это знание тебе сгодится... А во-вторых, мне хочется дать тебе возможность отдохнуть в райском саду...
    - Разве это возможно, - сказал Белоножкин, - в этот наш безум-ный век, разве можно отыскать местечко для рая?..»
    -Да, - ответил странник, - это возможно прямо здесь и сейчас...
    Николай огляделся вокруг и, вздыхая, произнёс: «Мне с трудом вериться в такую возможность»
    - Посмотри внимательно мне прямо в глаза, - сказал с улыбкой брамин, - и постарайся заглянуть, как можно глубже.
     Николай посмотрел брамину прямо в зрачки глаз. Поначалу ему показалось, что глубже заглянуть ему не удаётся, но мало-помалу он начал вглядываться всё глубже и глубже и почувствовал, что начинает куда-то лететь. Он проносился в тёмном пространстве всё быстрее и чувствовал, что Земля остаётся далеко внизу; понемногу тьма начинала рассеиваться. По мере приближения его к какой-то далёкой звезде, которая вскоре выросла до огромных размеров и на ней постепенно появлялись очертания океанов, морей, рек и озёр.
     Николай уже перестал удивляться этому происходящему путешествию, но с каким-то упоением, жадно вглядывался  в возникающие всё более удивительные картины. Появились до боли знакомые места его детства, но они были не такими серыми, как прежде, но переливались всеми цветами радуги. Вот и его родительский дом, залитый солнечным радужным светом.
    В необычайно красивом саду, под тяжестью необыкновенных плодов, ветви свисали до самой земли. В саду было множество удивительных цветов – одни краше других.    
    Самым удивительным было, что на пороге,  отчего дома Николая встречал его родной отец, которого, как считал Николай, давно уже нет в живых. Но сомнений быть не должно, ибо только у родного отца глаза могут излучать столько радости, теплоты и счастья от встречи с любимым сыном. С великой радостью встречала здесь и его родная мама, такая необыкновенная, с такой благородной статью, которую он прежде не замечал в ней. Были тут его любимые, родные сестрица Таиса и брат Анатолий. А также во множестве присутствовали здесь его двоюродные братья и сёстры. Гостили у его отца также  дорогие его сердцу друзья и знакомые. И чувствовался во всех и во всём праздник и святое торжество. Плескался в золотистых песчаных берегах лучезарный тихий Дон. Было явно, что даже каждый листок на ветвях деревьев, каждая травинка или цветок в этом удивительном райском саду посылали ему свой ласковый привет и словно шептали какими-то музыкальными звенящими напевами, словно выговаривая слова какой-то совершенно удивительной песни, от которой сердце замирало от счастья.
    Жужжали пчёлы и шмели над цветами, а с Дона ветерок доносил ароматную водяную пыльцу. Маленькие птахи радостно носились вокруг весёлыми стайками, нежно касаясь его своими трепетными крылышками, играя и ликуя.
    Боже, как все близкие и родные ему люди были бесконечно внимательны, милы и ласковы с ним, они были исполнены чистой человеческой красоты с какой-то детской непосредственности. Они брали его за руки и с радостным смехом водили по этому удивительному райскому саду и старались всеми силами успокоить и вдохновить его на новую жизнь в этом сказочном мире. Они ни о чём его не спрашивали, им хотелось только одного: сгладить и устранить с его лица все остатки грусти, печали и страданий. Их любовь изливалась на него лёгкими прохладными струями и осыпалась лепестками цветов. Не стесняясь, они гладили и целовали его...
      - Как полна эта жизнь, - подумалось Николаю, - как, в сущности, немного нужно человеку для ощущения всей полноты счастья.  Чтобы тебя понимали и любили таким, каков ты есть. От этого невольно хочется стать лучше и чище; хочется отвечать любовью на их любовь, заботой на их заботу; хочется любоваться друг другом, вдохновлять друг друга и стать простым и искренним, как ребёнок. Вдохновенная влюблённость не знает пределов.
    Николай Белоножкин вернулся из этого волшебного путешест-вия, сразу же, как только вспомнил о брахмане, которому он заглянул в самую глубину глаз. Брахмана рядом с ним уже не было. Ладони Николая были наполнены каменьями-самоцветами. Сердце его было переполнено от упоения и несказанного счастья, оттого, что он видел истинный рай во всей его полноте. Ему захотелось поделиться этим счастьем с другими людьми; помочь людям излечиться от воинственного бездушия, царящего на земле, от которой он излечился сам.
    - Я видел Истину такой, какой показал мне её этот удивительный брахман, - подумал Николай, - это будет служить мне лучом света, маяком в этом мрачном царстве зла, алчности, ненависти и безбожия. Я чувствую, что смогу передать другим всё то, что мне довелось пережить в раю вплоть до мельчайших подробностей.

                СИБИРСКИЙ СКАЗ      

Эй, Сибирь, - голубая таёжная ширь!
Снег на солнце сверкает, искриться...
Велика, велика ты, планета - Сибирь, -
Широки, неоглядны границы...

Сколько тайн сохраняют глухие леса!..
Сколько сказок у дивной Сибири!..
Звоном кедров, какие ты песни несла
В этом хвойном таёжном эфире?!

Племена казаков покоряли тайгу,-
Поколения за поколеньем...
Эту древнюю сказку – Сибирь берегут,
С её песнями сосен и елей...

И прославился вольный народ богатырь,
Облик вольной Сибири, рождая;
Велика, велика ты планета Сибирь,
Ни конца тебе нет и не края!..

Эй, Сибирь, – голубая таёжная ширь!
Снег алмазом на солнце искриться...
И стоит на дозоре казак-богатырь,
Как невесту лелеет границы!..
   Николай Зажигаев после долгой экспедиции закончил рукопись «Сибирский сказ» тихо произнёс: «Если б кто-то знал, как мне хочется, чтобы как можно больше людей прочитали это. Желание моё не ради славы моей. Родина должна знать о героическом беспримерном подвиге Казачества, при завоевании и освоении Сибири. Вот она правдивая краткая история этого героизма «Сибирский сказ». Пожалуйста, люди добрые, прочтите эту главу...
   «Приросла Русь богатством Сибири и стала сказочно богатой державой. А как эта великая сокровищница Сибири стала русским достоянием? Такие подарки с небес не падают. Живут теперь люди на Руси и горя не знают: богатство Сибири такое, что уже веками его растаскивают и никаких растащить не могут. Это ли не чудо? Где теперь американские золотые прииски Эльдорадо? Что от них осталось? Ничего, только лишь звук один. А Сибирь? Весь мир от зависти с ума сходит, что кус этот - никому не по зубам...
    А кому честь и слава за Сибирь, за Приамурье, за Чукотку и Камчатку, за Сахалин и Курилы, за Русский Север за Аляску? Казакам честь и слава, великим потомкам древних Ариев. Но умалчивается об этом, словно Сибирь нам сама с небес упала. Надо воздать должное первым Российским путешественникам - землепроходцам и мореплавателям, торившим путь к Приморью и Сахалину через Сибирь и вдоль побережья Студёного моря (Северного Ледовитого океана).
       Уже за несколько лет до покорения Ермаком Сибири в 1567 году посетили эти земли донские казаки Иван Петров и Бурнаш Ялычёв «со товарищи». Они совершили весьма смелую и рискован-ную экспедицию на Восток, прошли Сибирь до Кореи, побывав в Китае, в Монголии и в Тибете. В своём «Сказе о хождении в далёкую Сибирь» они подробно описали о своём путешествии...
       26 октября (по старому стилю) 1582 года «Ермак Тимофеевич сбил с куреня царя Кучума», то есть завладел его столицей – горо-дом Искар. Но не только Ермак оставил о себе память, как леген-дарный герой при покорении Сибири. Было ещё немало славных
казаков землепроходцев, - Иван Москвитин, Василий Поярков, Семён Дежнёв,  Ерофей Хабаров, Владимир Атласов, Михаил Стадухин, Юрий Селивёрстов, Аркадий Адамов, Максим Перфирьев, Дмитрий Копылов, Иван Козыревский и многие другие. Со своими казачьими дружинами они освоили всю Сибирь, побережье Арктики и береговую линию восточных границ материка  до устья Амура, а также Приамурье и Даурскую землю. В 1646 году казаки первооткрыватели пересекли пролив, разделяющий новый и старый свет, то есть Азию и Америку. Далее   исследовали «Студеное море» (Ледовитый океан) и чукотскую землю. Впервые от казаков появились сведения о племенах чукчей (в подробном описании о них Михаилом Стадухиным в 1644 году). Были успешно предприняты экспедиции от Аляски до Мексики.
     Казаки исстари имели свою гребную и парусную флотилии. У Степана Разина и Ермака Тимофеевича были Бусы-корабли и челны, Семён Дежнёв плавал на кочах, Стадухин, Поярков, Хабаров и Бузе - на стругах покоряли Сибирь.  Интерес к экспедициям Ермака никогда не иссякал. История его открытий и освоения обросла множеством легенд. Предводитель казаков Ермак стал одним из самых любимых героев народных песен и сказаний. Жизнь и подвиг Ермака были настолько удивительны, что после его трагической гибели в жёлтых водах Иртыша, он сразу же стал достоянием беспримерных легенд. Ермак Тимофеевич нанёс сокрушительный удар последнему отсталому татарскому ханству, которое несло с собой лишь бедствия и страдания завоёванным Кучумом сибирским племенам. После присоединения Казани и Астрахани под ударом Ермака пало царство Кучума, «Презренного царя Сибири» (по выражению декабриста Рылеева автора песни «Ермак»). Смерть Ермака потрясла и его врагов. Татарские легенды, сохранённые замечательным сибирским летописцем XVII века Семёном Устиновичем Ремизовым, передают нам, как воины Кучума, стреляли в мёртвое тело атамана Ермака из луков, но кровь лилась из него, как из живого. Птицы не смели клевать тело Ермака, испуганно шарахаясь в сторону от него. С наступлением ночи над могилой великого казачьего атамана сиял огромный огненный столб. Перепуганные татары, боясь Божьей кары, похоронили Ермака с почестью под «кудрявой сосной» на своём древнем Бегишевском кладбище, и насыпали над ним высокий курган. Чтобы успокоить грозный дух они устроили богатую поминальную тризну, на которой было съедено множество быков и баранов. Такими тризнами издавна чтили обитатели степей память своих героев-богатырей.
       Итак, с легкой руки Ермака в Сибирь один за другим пускались небольшие отряды казаков и служилых людей. Сибирский поход Ермака был предвестником многочисленных экспедиций в XVII веке, позволивших открыть, обследовать и освоить огромные пространства на Северо-востоке Азиатского материка. На их долю выпала честь осуществить блестящие географические открытия в Сибири и Дальнем Востоке. Несмотря на невообразимые трудности и препятствия, возникавшие перед землепроходцами, они  продвигались успешно и необычайно быстро. Потрясает  размах освоения казаками невиданных миру до Ермака земель Северной и Восточной Азии. Это был век героических великих открытий Сибири. Не было в судьбе России ничего более счастливого, чудесного и грандиозного, чем открытие и освоение Сибири, Дальнего Востока, Приморья, островов Курильской гряды, Камчатки, Чукотки и Аляски. Были составлены замечательные чертежи сибирских земель и городов. Русские казаки-землепроходцы за короткий срок дошли не только до Амура, но шагнули далеко на север  и на восток, вплоть до Курильских островов  и до Аляски. Неиссякаемой мощи народа хватило не только на борьбу с внешними врагами, на восстановление разрушенных городов и сел, но могучим потоком она разливалась все шире по просторам неведомых земель неудержимой, победоносной и преобразующей силой. Всего за пятьдесят  лет из мифической страны мрака и загадочных пёсиголовцев страна была превращена в суровую, но вполне реальную русскую Сибирь, с русскими городами и селами. Ермак вступил в Сибирь в 1581 году, при жизни царя Ивана Грозного, а уже в 1639 году Иван Мос-квитин с отрядом Дмитрия Копылова достиг побережья Охотского моря. В 1648 году  мореплаватель казак Семён Дежнёв со своим отрядом  освоил северный морской путь.  Ему первому из мореплавателей удалось проплыть на своём утлом коче вдоль всего  побережья Арктики. В этот же период Василий Поярков двинулся по реке Зее на Амур и вернулся в Якутск с известием: «...Земли по Амуру людны, хлебны, собольны; всякого зверя много, и те реки рыбны и государевым ратным людям в той землице скудности не буде...»
     В 1649 году землепроходец казак Ерофей Хабаров, имея в своём отряде 150 казаков служилых и «охочих людей» двинулся на Амур с верховья Лены. Ему подчинились дауры, их князьки обязались платить ясак (дань) и, закрепившись в Албазине, Хабаров пошёл дальше, обкладывая население ясаком, ставя остроги, оставляя в них людей для пахоты.
      Так в 1649 годах завершилось присоединение Приамурья к русским владениям, и стали появляться там русские переселенцы.   Экспедиции, совершенные на протяжении десяти лет (с 1639 по 1649 год), охватили, как бы обвели чертою по внешним границам, морским и сухопутным, Северо-Восточную Азию. Речь идет о четырёх основных экспедициях казаков землепроходцах - Иване Москвитине, Василие Пояркове, Семёне Дежнёве и Ерофее Хаба-рове.   
   Русский землепроходец Иван Москвитин с отрядом казаков первым достиг Охотского моря: открыл его побережье и Сахалинский залив. Из недавно основанного казаками Якутска, отряды «охочих вольных людей» осуществляли поиск «новых землиц» не только на юг и на север – вверх и вниз по реке Лене, но и прямо на восток, отчасти под влиянием случайных рассказов, что на востоке есть Теплое море. В мае 1639 года Тюменский казак Москвитин снарядил экспедицию на разведку пути к «морю-океяну», состоящую из отряда казаков  в тридцать человек с проводниками эвенами. В отряде был казак Нехорошко Иванович Колобов, который, как и Москвитин представил в январе 1646 года «скаску» о своей службе в отряде Мосвитина. Эти «скаски» являются важнейшим документом об открытии ими Охотского моря. Неделю Москвитин с отрядом спускался по реке Алдану до устья реки Маи. Далее по реке Мае казаки шли на плоскодонном дощатнике – где на вёслах или шестах, а где бичевой  поднимаясь к верховью реки. В устье небольшой мелкой реки Нюдыми казаки построили два струга и за неделю поднялись вверх по реке до её истоков. Далее продолжили путь через  перевал хребта Джугджур, построили новый струг и на нём за неделю спустились по реке Улье до водопадов. Обойдя опасные пороги, казакам вновь пришлось строить судно байдару на тридцать человек. Через неделю пути отряд впервые вышел на «Большое море-окиян» (на тунгусском языке – Лама). «...Казаки, до Ламы идучи, кормились деревом, травою и кореньем, на Ламе же можно рыбы много добыть, и можно сытым быть». В устье реки Ульи казаки  поставили зимовье и обследовали побережье на север до Тауйской губы и на юг до реки Уды. Возникла необходимость строить морское судно  (коч), ибо их утлое судно было непригодно для морского плавания. И с наступлением зимы, в устье реки Ульи было положено начало строительства русского Тихоокеанского флота. Казаки построили два крепких коча с мачтами, так чтобы можно было ходить по морю. От эвенка Москвитин узнал о существовании на юге устья реки «Мамур» (Амур), и что вверх по течению живут «гиляки сидячие», бородатые люди дауры. Живут они дворами, имея лошадей, коров и свиней, а также птицу домашнюю. Курят вино, прядут шерсть, ткут полотна, так что живут «со всего обычая русского». В конце апреля 1640 года Москвитин с  казаками отправился морем на юг, захватил с собой эвенка в качестве проводника и они прошли вдоль всего западного гористого берега Охотского моря до Удской губы. Обошли с юга Шантарские острова, проникли в Сахалинский залив. В устье реки Уды Москвитин собрал подробные сведения  об Амуре и его притоках - Чие (Зее) и Омути (Агмуни), а также об низовых и островных народах – «бородатых людях – Даурах. Им же составлено было первое географическое и этнографическое описание Охотского побережья. Оно называлось "Роспись рекам и имяна людям, на которой реке какие люди живут". Географические данные, собранные Москвитиным, использовал К. Иванов при составлении первой карты Дальнего Востока (март 1642 года). Дальнейшие следы Ивана Москвитина бесследно теряются. Поход Ивана Москвитина стал одним из самых значительных в русской истории – он позволил оценить пределы Российской земли. Было открыто Охотское море, пройдено почти две тысячи вёрст, вдоль его побережья. Москвитин пер-вым увидел Шантарские острова и Удскую губу, отделяющего их от материкового берега и вернулся в Якутск с первыми достовер-ными сведениями об Амуре. Москвитин открыл дорогу многим русским землепроходцам.
      Донской казак, землепроходец, первооткрыватель Нижнего и Среднего Амура Поярков служил правителем канцелярии при якутском воеводе. С отрядом в 130 человек Поярков в июле 1643 года отплыл на стругах из Якутска и по Алдану и Учуру к осени добрался до реки Гонам. Здесь он оставил 40 человек с грузами зимовать, а с остальными пустился через Становой хребет. После трудного похода он достиг Зеи и по этой реке спустился до областей, населённых даурами. В построенном наскоро острожке отряд Пояркова провел несколько бедственных месяцев. От голода погибло около 40 человек. Подошедшая партия, остававшаяся на зимовке, выручила казаков. И Поярков, построив струги, пошел вниз по течению реки Зеи. После множества приключений казаки, которых оставалось не более 65 человек, добрались до устьев Амура, где они "объясачили и привели под цареву руку" гиляков. Возвращаться обратно вверх по течению с поредевшим отрядом Поярков не стал, а решил на гиляцких лодках идти к северу вдоль берегов Охотского моря до тех мест, где, как он знал, находились русские зимовья.  Плавание Пояркова продолжалось около 12 недель. В устье реки Ульи он построил острожек на месте зимовья Москвитина и снова зазимовал. Весною, оставив 20 человек в острожке для более прочного утверждения здесь русского владычества, Поярков двинулся сначала по реке Улье, потом волоком перетащил лодки на реку Маю, и в июле 1646 года вернулся в Якутск. Он привёз богатый ясак, заложников и разные трофеи (ясак - дань, налагаемая казаками на народы, признавшие себя подвластными России). Он привез также обстоятельное описание своего пути.
       Известия о богатствах Приамурья, о щедрости тамошней природы, показавшейся казакам после суровых сибирских стран просто раем, всколыхнули, взволновали первых сибирских землепроходцев. И не только землепроходцев - многие крестьяне и поселенцы, бросая обжитые места, отправлялись на Амур.
      Дежнёв Семен Иванович, закалённый казак землепроходец-первооткрыватель, прославил Россию тем, что первыми проплыл из Восточно-Сибирского моря в Тихий океан, открыв пролив между Азией и Америкой. Летом 1648 Попов и Дежнев на семи кочах вышли из устья реки Колымы в «Студеное море» (Восточно-Сибирское), взяли курс на Восток. По распространенной версии, до Берингова пролива дошли только три судна, остальные  пропали во время шторма. Оставшиеся от экспедиционного каравана суда благополучно проплыли по проливу, разделяющему два материка Азию и Америку, обогнули Чукотский полуостров. Осенью в Беринговом море снова разыгрался шторм, раскидав кочи в разные стороны, далеко друг от друга, и они потерялись из вида. Коч Дежнева отбросило к Олюторскому полуострову, и только через 10 недель, потеряв половину землепроходцев, они добрались до низовьев реки Анадыря. По данным самого Дежнева, Берингов пролив прошли шесть судов из семи, а в Беринговом море или в Анадырском заливе в "морскую непогоду" погибло пять кочей, включая судно Попова. Дежнев со своим отрядом казаков, прибившись к берегу, преодолев Корякское нагорье, "холодны и голодны, наги и босы" добрались до устья реки Анадырь. С трудом пережили казаки суровую зиму, но сумели к весне, построили крепкое судно и летом 1649 года отправились на нём в плавание вверх по реке Анадырь на 600 вёрст. Здесь Дежнёв основал ясачное зимовье, куда весной пришли отряды Семена Моторы и Стадухина. Во главе с Дежневым они пытались достичь реки Пенжины, но, не имея проводника, три недели проблуждали в горах. Поздней осенью Дежнев направил людей в устье Анадыря за продовольствием. Но отряд заготовителей был по дороге ограблен и избит. Казаки Дежнёва с трудом дожили до весны, а с лета и до осени решали продовольственную проблему и занимались разведкой "соболиных мест". Летом 1652 они обнаружили огромное лежбище моржей на отмели Анадырского залива, усеянное моржовыми клыками ("заморным зубом"). В 1660 Дежнев с грузом "костяной казны" сухим путем перешел до берега реки Колымы, а оттуда морем добрался до низовья реки Лены. После зимовки в Жиганске он через Якутск добрался до Москвы к осени 1664 года. В Москве с ним был произведен полный расчет: за службу и промысел 289 пудов (чуть более 4,6 т) моржовых клыков на сумму 17340 рублей получил Дежнев 126 рублей и чин казачьего атамана. В Москве его назначили приказчиком по сбору ясака на реках Оленек, Яна и Вилюй. Во время второго приезда в Москву в 1671 Дежнёв доставил соболиную казну, но заболел и умер в начале 1673. За 40 лет пребывания в Сибири, преумножая богатство России, Дежнев получил множество ранений. Он отличался надежностью и честностью, выдержкой и миролюбием. Благодарные потомки увековечили память о нём. Его имя носят: мыс, который является крайней северо-восточной оконечностью Азии (названный Дежневым), а также именем его названы остров, бухта, полуостров и село. В центре Великого Устюга Семёну Дежнёву в 1972 установлен памятник.   
      Узнав об успешном, хотя и трудном походе Пояркова в даурские земли, Хабаров стал просить нового воеводу снарядить сильный отряд в даурские земли. Францбеков  согласился послать отряд казаков для прииску новых землиц, и отпустил Хабарову в кредит казенное военное снаряжение и несколько пушек. Больше того, воевода из своих личных средств дал деньги всем участникам похода, под разумные проценты. Мало того, воевода предоставил экспедиции суда якутских промышленников, и снабдил экспедицию хлебом. Напоследок, Францбеков дал такой наказ Хабарову: «Призвать богатых даурских князей Лавкая и Батогу под высокую государеву руку...». Хабаров набрал к себе в отряд около 70 человек и поспешил с казаками покинуть Якутск осень 1649 года.
     Дорога была только одна - по воде, и Хабаров двинулся по рекам Олёкме и Лене на юг - как можно ближе к верховьям притоков Амура, решив таким путем - где по воде, а где и волоком - дойти до Амура. Идти против течения быстрой Олёкмы с её бурливыми порогами было очень трудно. В борьбе со своенравной рекой люди выбивались из сил, но продолжали двигаться вперед. Когда их застали первые предзимние холода, Хабаров остановил отряд у реки Тунгири, правого притока Олёкмы. Здесь они срубили острог, отдохнули немного, и в январе 1650 года двинулись дальше на юг, на нартах под парусами вверх по реке Тунгири. Затем перевалили отроги Олёкминского Становика и весной 1650 года добрались до реки Урки, первого на их пути притока Амура.  Отсюда отряд Хабарова пошел вниз по Амуру. Сохранившиеся отписки Ерофея Хабарова якутскому воеводе повествуют о том, как верно и точно описал богатство Амура этот смелый землепроходец.  "...А вниз по славной, по великой реке Амуре живут даурские люди пахотные и скотные, и в той великой реке Амуре рыба - калушка (белуга) и осетры и всякой рыбы много против Волги. А в градах и улусех луги великие и пашни есть, а лесы по той великой реке Амуре темные, большие, соболя и всякого зверя много... А в земле сибирской - на каждом шагу злато и серебро виднеется".
     Быстро разнеслась слава о завоеваниях Хабарова и о несметных богатствах Даурской земли. Царь за все успехи и  лишения пожаловал казака Хабарова в боярские дети и назначил управителем Приленских деревень от Усть-Кути до Чечуйского волока. Но вскоре Ерофей Хабаров вдруг исчез без следа, пропал. Так с тех пор ничего о нём,  о его дальнейшей судьбе нам неведомо. Неизвестно, когда, где и как  умер заслуженный казак Ерофей Павлович Хабаров, один из первых исследователей Амура. Но имя его свято чтят потомки: его именем назван самый большой город на Амуре - центр Хабаровского края - названный Хабаровск. Установлено несколько памятников в честь великого казака первопроходца Приамурья - Ерофея Павловича Хабарова.
    В 1667 году в столицу Сибири в город Тобольск пришел из Москвы указ царя Алексея Михайловича: составить первую карту Сибири - «Чертеж Сибирской земли». Воевода Петр Годунов энергично принялся за дело. В Тобольск были вызваны землепроходцы и старожилы. В канцелярии воеводы их подробно расспрашивали обо всех известных им местах: за сколько дневных переходов лежат они, и в какой стороне находятся, ориентируясь по солнцу, - полуденной (на юге) или полуночной (на севере)? Расспрашивали о Больших камнях (горах), о сухопутных, речных и морских путях, о волоках. Сотни людей трудились над такой картой, это было дело большой государственной важности. К тому времени казаки и «охочие люди» уже прошли всю Сибирь от Урала до Охотского моря, уже Поярков и Хабаров побывали на Амуре, а Семен Дежнев прошел от устья Колымы до устья Анадыря, обогнув северо-восточную оконечность Азии. Все эти великие географические открытия нашли отражение в карте Годунова, недаром за ней охотились и тайно ее копировали разведчики-иностранцы. На карте Сибири Годунова впервые появилась река Камчатка, хотя самого полуострова к тому времени на карте ещё не было указано. Откуда взялось это название «Камчатка», кто из землепроходцев успел побывать к тому времени на Камчатке? - неизвестно. Первые достоверные и подробные сведения о ней доставил спустя тридцать лет Владимир Атласов.
    В августе 1695 года из Якутска был послан управляющим в далекий Анадырский острог смелый и энергичный человек, казацкий пятидесятник Владимир Атласов. На следующий год казак Лука Морозко принес ему сведения о неведомой земле, лежащей будто бы далеко на юге. Атласов решил организовать на свой страх и риск большую экспедицию для открытия этой земли. В начале 1697 года он выступил из Анадырского острога во главе большого отряда в 120 человек. Перевалив на оленях через «Великие горы», как тогда называли «Корякский хребет», Атласов вступил в совершенно незнакомый, неизведанный русскими путешественниками край. Вскоре Атласов разделил свой отряд надвое: Лука Морозко с частью людей пошел вдоль восточного побережья Камчатки, а сам Атласов - вдоль западного. Таким образом, казакам удалось осмотреть почти весь полуостров. Атласов был любознательным и дальновидным человеком, он внимательно знакомился с бытом и нравами местного населения и с окружающей его флорой и фауной. Даже мелочи не ускользали от его внимательного взгляда. Отряд двигался на юг, переезжая по льду многочисленные речушки, впадавшие в Охотское море, иногда уходя от побережья в глубь полуострова. Всюду казаки встречали поселения камчадалов-ительменов. Это были невысокие, смуглые люди в одежде изготовленной из собачьих шкур. Зимой ительмены жили в больших землянках, а летом - в больших шалашах, крытых ветвями с дощатым полом. Шалаши сооружались на высоких столбах. Двигаясь на юг, Атласов вскоре столкнулся с новым народом - курилами, или айнами. В 1695-1700 годы Камчатка была покорена Атласовым, описана и "положена на чертеж". Атласов привез известия о Курильских островах, об острове Сахалине, о Японии. В 1711 году один из спутников Атласова, Козыревский, побывал на Курильских островах, собрал ясак с жителей четырех островов и привел всё их население "под цареву руку". Козыревский составил несколько карт Камчатки и Курильских островов, сыгравших известную роль в развитии представлений об этих землях. Атласов и Козыревский исчерпали запас "непроведанных землиц", лежавших в пределах досягаемости сухопутных казачьих экспедиций.  Во время своих походов в глубь полуострова «Камчатка» казаки впервые увидели действующие вулканы. Владимир Атласов о вулканах Камчатки записывал в свои «скаски»:  «...Если идти по Камчатке-реке неделю, есть гора, подобно хлебному скирду, велика гораздо и высока.  Другая гора - близ её ж, подобна сельскому стогу и высока гораздо, из нее идёт дым, а ночью зарево и искры...». В «скасках» Атласова подробно говорилось о  горячих сернистых источниках на Камчатке, о травах и ягодах, о пушных зверях и рыбах. В июле 1699 года отряд вернулся в Анадырский острог и вскоре Атласов отправился в Москву с государевой казной. Там в награду за «прииск новых землиц» он был назначен казацким головой. Атласов сообщил много важных сведений о Камчатке. Его рассказами заинтересовался Петр I и приказал установить с Камчаткой постоянную связь морским путём. Велика заслуга перед отечеством казака Владимира Атласова. Его «скаски» об открытом им Камчатском крае сохранили до сих пор огромную историческую ценность.
     К этому времени по реке Амуру, где Ерофей Павлович Хабаров основал город Албазин и поставил ряд укреплённых острогов, быстро возрастала численность населения. Было создано Албазинское воеводство. По течению Амура и впадающим в него рекам строились остроги Кумарский, Зейский, Ачанский, Косогорский и другие. Возле острогов и на других удобных местах выросли деревни, был построен монастырь близ урочища Брусяной Камень. И начинался новый этап деятельности отважных казаков-первооткрывателей - морской.
     Началом русского мореплавания на Тихом океане следует считать 1714 год, когда был открыт "морской ход" из Охотска на Камчатку и впервые на мореходном судне пересечено Охотское море опытными архангельскими мореходами Невейцыным и Трескою совместно с пленным шведским матросом Андреем Вушем. Это плавание состоялось по указу правительства, но вызвано к жизни оно было необходимостью, которая возникла после того, как были осуществлены выдающиеся открытия, совершенные по собственной инициативе и на свой страх и риск смелыми и отважными путешественниками казаками: Атласовым, Козыревским, Москвитиным, Хабаровым, Дежнёвым и многими другими "простолюдинами". С 1717 года сухопутная связь тогдашнего центра Восточной Сибири Якутска с Камчаткою почти совсем прекращается. Более удобный и безопасный морской путь осваивается с необыкновенной быстротой. И уже не только "государевы мореходы" плавают из Охотска впересечку Охотского моря, но и целые партии предприимчивых людей отважно пускаются в этот путь на самодельных "шитиках" - судах, сшитых ремнями, за неимением гвоздей.
    Взоры предприимчивых землепроходцев, ставших море-проходцами с легкой руки Петра I, обратились в восточную, туманную, загадочную даль "окияна". Взволнованные взоры обратились туда, откуда, вот уже полстолетья неиссякаемым потоком идут сведения от казаков первопроходцев "о сказочной, необъятной земле, омытой теплыми морями, богатой лесами, ценным пушным зверем и населенной многочисленными необъясаченными народами». Вскоре на Тихом океане появляются и настоящие русские военные корабли, построенные здесь же. Выявлены и первые русские учёные мореплаватели: Беринг, Чириков и Чаплин. В 1728 году из Нижнекамчатска на боте "Святой Гавриил" они отправляются в свою знаменитую первую экспедицию, во время которого был вторично открыт пролив между Азией и Америкой. Записки путешественника Семёна Дежнева об открытии этого пролива, лежали забытыми в архивах Якутска и  были позже обнаружены Миллером случайно, несколько лет спустя. К изустным сведениям о том, что вокруг Чукотского полуострова казаки в прежние времена хаживали морем в Анадырь, казались правительству недостоверными.   Беринг, основываясь на рассказах и записках путешественников, ходивших в Сибири, летом 1728 года плавал "миль на 200" к востоку от Камчатки, в океан, отыскивая "Большую землю" - Америку. Но поход его на этот раз был безрезультатен.
     В 1730 году участники экспедиции - казачий голова Афанасий Шестаков, подштурман Фёдоров и геодезист Гвоздев, на боте "Св. Гавриил" побывали на островах Диомида и прошли вдоль берега Аляски. Это были первые русские, составившие грамотную карту американского побережья на основании собственных наблюдений. Но они были далеко не первыми русские путешественниками, увидевшие Аляску и побывавшие в Америке. Губернатор Аляски Джон В. Трой в своем отчете 1937 года сообщил, что на Кенайском полуострове найдено довольно значительное древнее русское поселение (31 дом), которое по исследованиям специалистов насчитывает до 300 лет давности. Существует еще несколько бесспорных свидетельств о том, что за много лет до основания Шелеховым поселений в Аляске там уже жили русские казаки. В 1738 году участники второй экспедиции Беринга побывали в Японии и сделали опись Курильских островов.
     В 1741 году Беринг и Чириков на пакетботах "Петр" и "Павел" совершили плавание в Америку и открыли некоторые из Алеутских островов. Это плавание было последним отголоском деятельности Петра I. После него на десятилетия прекратились всякие правительственные экспедиции в эти воды.
    Только после смерти Екатерины (в 1796 году) началась новая эпоха в развитии Русской Америки. К этому времени вся цепь Алеутских островов и береговая линия Северной Америки на большом протяжении была изучена, освоена и даже заселена русскими промышленниками. Участники иностранных экспедиций (Кука, Ванкувера и др.), появившиеся в этих водах в конце XVIII века, с удивлением обнаружили, что здесь уже давно и прочно обосновались русские. Пользуясь картами, составленными русскими мореходами, эти иноземные путешественники не стеснялись, начали обозначать уже названные русскими мысы, заливы и острова новыми наименованиями.
     После продажи в 1867 году  земли Российского владения – Аляски за тридцать тысяч долларов «Русская Америка» стала всего лишь русской исторической достопримечательностью и частью русского культурного наследия  Аляски и Калифорнии. Хочется надеяться и верить, что нашими современниками не будут обделены вниманием имена казаков первооткрывателей - землепроходцев и мореплавателей, которые пролагали путь через Сибирь и вдоль побережья Ледовитого океана к Аляске  и далее от Аляски  до Мексики через Калифорнию и Канаду.
    Казаки побывали на Аляске задолго  до открытия «Русской Америки» В.Й. Берингом и А.И. Чириковым. Следует воздать должное  казакам первопроходцам, торившим путь к северо-западной части американского континента: Ермаку Тимофеевичу, Ивану Петрову, Бурнашу Ялычёву, Михаилу Стадухину, Семёну Ивановичу Дежнёву, Ерофею Павловичу Хабарову, Василию Ивановичу Пояркову и другим неутомимым землепроходцам, рыцарям казачества.
    Они нередко терпели кораблекрушения, исчезали бесследно, не оставив о себе ни единой памятки, и зимовали не по разу в местах, называемых ныне полюсами холода, и теряли рассудок в полярных ночах... что и говорить! - Сибирь взяла с них свою дань сполна. Они выходили в пути крепкими и телом и духом казаками, готовыми к любым лишениям, из которых едва ли могли предвидеть и десятую часть.   Они успешно заканчивали свои легендарные путешествия, кому удавалось закончить, людьми какой-то особой, сверхъестественной силы и выдержки, людьми, под которыми должна была преклоняться земля. 
    После них подобных людей, кажется, уже и не случалось, они были тем, что можно назвать «самострелами» русского духа. Потому что это было движение по большей части стихийное, народное, устремленное на свой страх и риск, за которым не всегда поспевали правительственные и даже воеводские постановления.
     Для осознания их изнурительного подвига не хватает воображения, оно, воображение наше, не готово следовать теми долгими и пешими путями, какими шли сквозь Сибирь эти герои. Что же вело их на восток, что заставляло их, пренебрегая учениями и опасностями, так торопиться? Обычно выставляют одну причину: жажда наживы, необходимость отыскать новые земли, где природные богатства, и особенно пушнина, оставались еще нетронутыми, и желание, служа царю и воеводе, поставить им под ясак новые народцы.
    Дело, разумеется, отчасти могло быть и в этом, но будь это единственной причиной, казаки-первопроходцы так не торопились бы. Казаки спешили, потому как не в характере вольнолюбивого человека вести мещанскую спокойную жизнь. Разве усидеть казаку на месте, если ведано ему от кочевников, что впереди великая река Енисей, потом великая река Лена, по которой живет большой и мастеровитый народ (якуты), а затем реки и вовсе поворачивают встреч солнцу.
    Нет, не в казачьем характере здесь усидеть в спокойствии, ожидая указаний, не в казачьей стихии быть благоразумным и осмотрительным, подавляя в себе вольный казачий дух. Можно быть уверенным, что не только корысть и дух соперничества направляла казаков «на подвиг и на смерть зовущих», но нечто значительно большее.
    Здесь было словно волеизъявление самой истории, низко склонившейся в ту пору над этим краем и выбирающей смельчаков, чтобы проверить и доказать, на что способен этот вольнолюбивый народ. Тут немалой частью энергии для столь могучего порыва явилось необоримое желание искать себе чести, казачеству – воли и славы, а великой России - величия!.. Да будет так!.. Слава казачьей вольнице и ныне, и присно, и вовеки веков!..             
   У казаков, рыцарей первооткрывателей землепроходцев, искавших воли, чести и славы народной была своя эпоха великих географических открытий, собственное «Эльдорадо» - Сибирская землица и не за морем, а за камнем – Уральским хребтом. Было там и своё золото – пушнины, без которого на Руси тяжелее, чем в Испании без золота, ибо зимы на Руси «зело люты и долговременны».
    Освоение Северного морского пути занимает особое место. Он на много короче пути из Европы в Индию и Китай вокруг Африки или пути из Атлантического океана в Тихий океан вокруг мыса Горн по Панамскому каналу. Постепенно рассеивалось представление о Севере, как стране вечного мрака, населённой полулюдьми – полузверьми. Первопроходцам необходимо было обладать незаурядной смелостью, отвагой, мужеством, силой и смекалкой при покорении Арктики, приумножая славу России. Кочи Дежнева и Попова впервые в истории прошли из Ледовитого океана в Тихий океан проливом, ныне носящим имя Беринга. Русские мореходы и землепроходцы обследовали, таким образом, все северное побережье Евразии и омывающие его моря. Вклад, внесенный ими в летопись Великих географических открытий, фактически разрешил проблему Северо-Восточного прохода в страны Востока. Плавание Дежнева и открытие им пролива между Азией и Америкой не случайно сравнивали с подвигом Христофора Колумба...»
    Возвратившись в своё общежитие с продолжительной прогулки вдоль речушки «Казачка-бегунья»,  Николай Зажигаев заметил у себя на столе записку, в которой большими буквами было написано: «Уважаемый Николай, прошу Вас, не посчитайте за труд, зайдите, пожалуйста, ко мне сегодня ненадолго по указанному адресу, хочу показать вам рукопись своего сочинения. Мне очень важно узнать ваше мнение о нём. Я буду ждать вас сегодня».  С глубоким уважением Ксеньо...
    Прочитав эту записку, Николай решил идти сразу же.  «Если Ксеньо нужна моя помощь, - подумал он, - то почему надо откла-дывать в долгий ящик? И он  незамедлительно пошёл по указан-ному адресу.
    Войдя в дом, Николай почувствовал такой удивительный пьянящий запах, которого ему никогда не приходилось ощущать. Это был не запах духов или цветов, нет, это было что-то совершенно другое, необъяснимое, но нежное и трогательное. Ксеньо приветливо и просто, без кокетства и многословия пригласила пройти гостя к дивану и сказала, что хочет дать почитать ему кое-что из своих воспоминаний, очень сокровенных... «Но, прежде всего, - сказала она, тихо улыбаясь, - мне хотелось бы угостить вас своим любимым блюдом».
     Она зажгла свечи, поставила на стол своё угощение и попросила рассказать ей о его сегодняшней прогулке к речке «Казачке-Бегунье». После угощения и милой, незатейливой беседы, они перешли на диван, и Ксеньо дала посмотреть Николаю альбом.
    - Раскройте его, - сказала она, - полюбуйтесь на женщину на этих фотографиях.
    Николай как только увидел фотографию Ксеньо, ему стало сразу ясно, что она прежде была актрисой. На фотографии она была красива неправдоподобно. В сценах из многочисленных спектаклей вставали её удивительные, словно ожившие образы.
    - Красива ли эта женщина? - спросила она с какой-то загадкой в голосе...
    - Да, очень даже красивая, просто необыкновенная...
    - А вы знаете, я давала себе обет никогда, ни при каких обстояте-льствах не встречаться наедине с мужчинами, но почему-то для вас я сделала исключение... Вы не подумайте, я не хочу вас ничем обольстить, нет... Я действительно хочу дать вам прочитать кое-что, но только не сразу. Мне хоть немного надо привыкнуть к вам... Вы меня понимаете?..
    Николай ненадолго задумался и как-то неопределённо в ответ ей, лишь только слегка улыбнулся... Голос Ксеньо становился всё слабее, словно удалялся куда-то всё дальше в глубину комнаты. Наконец она умолкла совсем... Неожиданно она спросила: «Что это вы всё крутите в руках какую-то бумажку, неужели вам совсем не интересно посмотреть мне в глаза? Мне нравится, когда вы смотри-те на меня...» Они пристальней посмотрели в глаза друг другу, она встала, подошла к зеркалу и спросила: «Я вам нравлюсь?..»
    - Вы у меня спрашиваете или у всех своих зрителей? - ответил Николай, сам не зная почему...        
    Её голос стал каким-то особенно мягким, словно осыпались с куста лепестки цветов. Николай увидел, как она улыбается. Так она ему ещё никогда не улыбалась. Это была загадка, какая-то её женская тайна, которую никому не дано разгадать, раньше време-ни... «Вы действительно пришли ко мне, чтобы прочитать мою рукопись?» - спросила она, уже не улыбаясь так, как всего лишь  минуту тому назад...
    - Да, вы же сами мне написали, – смутился Николай, - я же не вероломно ворвался к вам...         
    - Да, конечно, я сама вам написала, - скороговоркой проговорила она, - сами-то вы такой недогадливый, и прямо-таки такой глупый, с вами просто решительно невозможно ни к чему, никакого ума приложить. Ксеньо вернулась от зеркала и села рядом с Николаем.
    - Хотите кофе, - улыбнулась она своей прежней улыбкой, - а может быть, выпьете немного вина? Ради Бога, скажите же мне что-нибудь, не стесняйтесь, отбросьте скованность, это вам так не к лицу... Голос её становился всё тише и постепенно сошёл почти на шёпот. - Я очень смешной кажусь вам правда, - спросила Ксеньо и засмеялась, - ну, что же вы всё молчите? Вам не терпится почитать мою рукопись?..» Обеспокоенный Николай поднялся с дивана...
    - Садитесь, - сказала она, - но только не так далеко, как вы сели сейчас... Садитесь ближе ко мне... ещё, ещё ближе садитесь. Вот, это совсем другое дело. Она положила свою ладонь ему на колено. Николай взял её ладошку в обе свои руки и почувствовал, что её крошечная тёплая ладошка затрепетала у него в ладонях, словно маленький птенец. Она как-то по-детски засмеялась и словно замерла. Николай взглянул на неё и заметил, что она сидела с закрытыми глазами, лицо её наполнилось счастьем и покоем...
    - Вот теперь, - сказала она совсем тихо, - самое время мне дать вам почитать мою рукопись... Она одной свободной рукой взяла лист бумаги, лежавший на спинке дивана, и протянула его Николаю. - Прочитайте, пожалуйста, вслух предисловие к моей повести «Женская загадка». Николай в одной своей руке держал её руку, а другой своей свободной рукой взял у неё лист и начал тихо, почти шёпотом читать.
    «Вот моя загадка для тебя, любимый. Я хочу сейчас с тобою быть так, словно я одна во всей вселенной. Я плотно зашторила окна, подошла к зеркалу, медленно сняла с себя одежды. Провожу своими руками по плавным изгибам профиля своего тела. Ложусь на кровать, покрытую скомканным шелковистым бархатом, подобно сорванной, измятой хризантеме. Обнажённая мечусь я на бархате, остужая её прохладой своё пылкое молодое тело. И вот, словно утята плывут по воде мои маленькие золотистые груди, а руки, как два лебедя нерешительно ищут увлажнённую мшистую травку... И долго сдерживая стоны, вдруг вздрогну, затрепещу всем телом и вскрикну, всплеснув руками, и стихну...»
    - Мне холодно, - прошептала Ксеньо, вздрагивая всем телом, так что и ему передалась её дрожь. Она положила его руку себе на грудь и снова прошептала умоляющим голосом: «Милый, мне очень, очень холодно... Любимый мой, что же ты?!»
    Голос её растворялся в полумраке. Николай Зажигаев был зачарован этим голосом.
    - Согревай же, согревай меня, хороший мой, - шептала и шептала она всё тише, пока вовсе не смолкла...

                ПТИЦА ГАРУДА

    Ближе к вечеру Николай Белоножкин возвращался домой после трудового дня в порту Бомбея. Была весна накануне сезона дождей. Вся природа в этот период изнывает от жажды: земля, животные, птицы и люди. В Индии есть очень гордая птица чатака, которая умирает от жажды, но не берёт ни капли воды с земли. В поисках воды она устремляет свой взор к облакам: «Каплю чистой воды! – взывает она и ждет, не закрывая клюва, обращённого к небесам. Она не обратит взора к земле и не опустит клюва даже под угрозой смерти... Заслышав первые раскаты грома, и при появлении первых дождевых капель при  наступлении сезона дождей, павлины и птицы чатака начинают танцевать от счастья...
   Солнце было ещё достаточно высоко, когда Николай Белоножкин подошёл к своему жилищу и вдруг он заметил, что на солнце надвигается тень. Туч на небе не было,   поэтому Николай очень удивился тому, что становилось темнее. Он поднял голову и очень удивился, что прямо на лужайку перед его домом величественно опускались две огромные птицы, впрочем, одна из них была заметно меньше второй... Николай присел под окошком и решил наблюдать: что будет дальше?..
    Птицы сели рядом с дырявой перевёрнутой лодкой и Николая охватил ужас: птицы заняли собою всё пространство во дворе дома. Они были такими высокими, что Николаю пришлось задирать свою голову, чтобы рассмотреть их полностью...
    Может быть, мне всё это сниться? – сразу же подумалось ему, - но нет, явно это было в действительности. Будь, что будет, - решил он, - двум смертям не бывать, а одной – не миновать...
    Птицы завели между собою разговор и, к великому своему удивлению, Николай ощутил, что понимает их речь, и он невольно прошептал: «Так вот что имел в виду почтенный мудрец, когда, на этом самом месте некоторое время назад, он поставил мне на лбу тилаку и сказал, что отныне я буду понимать речь птиц, и что это мне очень пригодиться...» Николай стал прислушиваться к их  птичьему языку.
    - Так, где же эти камешки, которые ты приносил в клюве к этой лодке? – спросила более крупная птица Гаруда у своего детёныша.
    - Мама Гаруда, я приносила эти камешки, и складывала их вот сюда, у самой кармы этой лодки, - отвечала младшая Гаруда...
    - Но здесь их нет, как видишь! Без них мы не можем лететь далее через весь океан. Ту пищу, которую мы с тобою целый месяц клевали, нам не переварить без этих камешков и мы не сможем преодолеть океан. Время не ждёт, нам пора лететь...
    - Младшая Гаруда виновато опустил голову...
    Николай Белоножкин стал лихорадочно размышлять над смыслом их беседы: «Ясно, что всё это не случайно. Мудрец вложил какой-то тайный смысл в свои слова, когда говорил мне о понимании языка птиц... Уж не эти ли камешки  ищут птицы, которые мудрец превратил в самоцветы?..» При этой мысли у Николая часто-часто забилось сердце: «Как мне быть? Как поступить?..» Самоцветы были у него в небольшом мешочке, который он привязал к своему поясу. «Может быть, судьба мне дарит шанс, пересечь океан на спине этой могучей человекоптицы Гаруды? - размышлял он,  - если это не сон и не видение картин воспламенённого ума, то мне надо идти на риск, вернуть птицам эти камешки-самоцветы и будь, что будет...»
    - Вот ваши камешки! – громко сказал Николай, протягивая могучим птицам мешочек с самоцветами. Николай удивился тому, что совершенно не узнал своего голоса и своих слов, просто мысли его высказались сами собою на странном птичьем языке...
    Старшая птица Гаруда с большим удивлением внимательно посмотрела на человека, сидящего под окном дома. – Как же ты выходишь на улицу в такую гиблую, знойную погоду? – произнесла птица Гаруда, - в такое пекло люди предпочитают оставаться дома до самого вечера... - Вот камешки, которые вы ищите, - повторил свои слова Николай вместо ответа на вопрос Гаруды. Он бросил мешочек с самоцветами от себя ближе к удивительным птицам Гарудам...
    Гаруда подошла к мешочку, и ловко своим клювом высыпал самоцветы на землю.
   – Да, это те самые камешки, - подтвердила младшая Гаруда, только они стали самоцветами...
   - И это хорошо, - поддержала Гаруда старшая, - они стали чище и благороднее.
    - Чем же нам отблагодарить тебя по достоинству? - обратилась Гуруда старшая к Николаю Белоножкину.
    - Перенесите меня через океан, и я буду вам несказанно благодарен за это, - не задумываясь, ответил Николай...
    - Что ж, и просьба у тебя достойная. Не будем же терять даром времени, сейчас же и отправимся в полёт...
    Птицы быстро склевали самоцветы. Гаруда старшая подхватила своим могучим крылом Николая,  словно пёрышко, и, усадив его себе на спину, произнесла: «Держись за мои перья покрепче и накройся ими, чтобы тебе теплее было».
 - Ну, в добрый путь, - сказала она своей питомице!.. Они начали медленно подниматься над землёй, и с каждым мгновеньем ускоряли свой полёт... 
         
                УЗЕЛКИ НА ПАМЯТЬ

Словно нить живых жемчужин,
Слово к слову напишу;
Мне, как перл созданья нужен,
Как молитвой дорожу...

Расскажу тебе об этом
Под напев моих свирелей,
И под звуки птичьих трелей,
Под сердечный звук поэта.

Ты послушай песнь, родная,
Слышишь: иволга поёт,
Этим утром, утром мая.
Сердце к жизни оживёт...

Если в сумерки ночные
Взвоет буря, грянет гром,
Мы друг друга, как впервые
Крепко за руки возьмём...

Песни лучшие слагая,
С мыслью ясной и простой,
Я тебя не забываю
С этой песнею святой.

Мне как перл созданья нужен,
Как молитвой дорожу,
Словно нить живых жемчужин,
Слово к слову нанижу...            
     Николаю Зажигаеву сделали заманчивое предложение по заведованию кафедрой журналистики в университете  Владивостока с перспективой получения квартиры в строящемся доме университетского городка. Ксеньо с пониманием отнеслась к решению Николая отправиться во Владивосток. Это предложение руководства университета было многообещающим и перспективным. Но это произошло так неожиданно, что Ксеньо долгое время была в состоянии глубокой задумчивости. Вскоре она овладела собой, и перед его отъездом поведала Николаю о практических советах японского мудреца Мусаси, которого глубоко почитают в каждой японской семье, и прививают его навыки с самого детства. 
     - Послушай, мой друг, что я хочу тебе сказать, - обратилась Ксеньо к Николаю, - в своей практической жизни я строго следую рекомендациям Мусаси, и никогда не была огорчена неуспехом. Вот и во взаимоотношениях с тобой я видела, что ты наглухо решил закрыться в своей крепости, сделав её неприступной для женщин. По-видимому, сильно ты пострадал от слабого пола, коль решился на затворнический образ жизни. Я всё это видела и в нужный момент, в нужном месте, вооружившись средствами, которые рекомендовал Мусаси, применила их на практике по отношению к тебе, и твоя крепость рухнула, как карточный домик. Почему я это говорю тебе сейчас? Чтобы ты острее понял, сколь могущественен метод Мусаси. Вооружись им и ты и твоя университетская карьера увенчается блестящим триумфом...
     Дорогой мой старший брат, не пренебрегай моим советом, попытайся хоть немного вникнуть в её суть и у тебя появится вкус к этой древней традиции. Это ещё более укрепит твой дух и разум. К сожалению, я не могу дать тебе это знание в полном объёме, на это мне пришлось бы предложить тебе слишком обширный ресурс, и ты, скорее всего, просто махнул бы на него рукой. Однако самый необходый уровень этого знания тебя не обременит, и окажет тебе неоценимую поддержку. С этими знаниями не рекомендуется нам, японцам знакомить иноплеменников, но знай, что ты мне ближе всех на свете, и я могу поведать тебе о них. Думаю, что они пригодятся тебе на твоих жизненных путях.
     Мусаси перенимал жизненный опыт не только у знаменитых мастеров  меча, но также учился у монахов, стратегов, художников, ремесленников. Его «Книга пяти колец», стала практическим пособием, как в средневековой Японии, так и в наши дни. Её выводы приемлемы к использованию для любых рас и народов. Дух её можно выразить тремя словами: скромность, упорный труд и напористость. Его описания различных аспектов «Кендо» мог с лёгкостью изучать новичок, но и для мудрецов-монахов она является настольной книгой. В этом труде можно почерпнуть высокий уровень знаний, применительно к любой жизненной ситуации, где требуется тактика и стратегия поведения. Так что и в наше время бизнесмены с успехом широко используют «Книгу пяти колец»  («Го Рин Но Се»), как руководство по деловой практике с использованием энергичных методов.
    Большинству людей успехи отдельных личностей, их  чрезмерно глубокий и широкий круг деятельности, кажутся непременно нескромными и даже бессовестными, и вызывают у них  бурную реакцию его сдерживания, вплоть до клеветы на него, выливания на него целое море лжи. Советы Мусаси, в качестве защиты от всех превратностей жизни, просто неоценимы. Не знаю только, смогу ли передать тебе в точности их дух, поскольку мне трудно найти русские эквиваленты японским словам и изречениям, но думаю, что ты многое сможешь понять интуитивно... Поскольку у вас, у казаков, насколько мне известно, очень сильно развита интуиция, в связи с тем, что вы постоянно жили на границах, и неизменно находились в зоне повышенной опасности.
    - В жизни во всём надо действовать, как на поле битвы, исполь-зуя те же боевые энергичные методы, - учил Мусаси. Иероглиф, означающий «Путь», эквивалентен китайскому «Дао», и его следует понимать, как Путь Космоса. Это не просто комплекс этических норм художника или монаха, но следы Бога, указующего дорогу. При первой возможности следует подниматься на гору или высокий холм, чтобы помолиться Природе, другими словами не упускать возможности общаться с Богом, когда ты находишься наиболее близко к небесам и звёздам... «Тен» - «Небо» означает религию Синто, которая включает «Бог-Дух» и «Путь». В религии Синто почитаются Прабожества предков и святых, покровительствующих ремёслам и процессам.
    Прежде чем начинать какое-либо дело, в начале надо сосредоточиться на четырёх заповедях, и устранить себялюбие, тогда неудача станет невозможной. Вот эти заповеди:
    - Не опоздай стать на путь воина;
    - Стремись быть полезным своей Родине;
    - Чти своих предков;
    - Поднимись над личной любовью и личным страданием, но существуй на благо своего народа;
    Нередко бывает так, что люди с лёгкостью умирают, чтобы избежать позора, но это не то... Надо изучить путь преодоления в достижении победы, не для себя, но для своего народа. В жизни нередко творчество становится предметом торговли. Люди в своём изобретательстве стремятся извлечь скорую выгоду, искажая при этом путь, происходящих с ними изменений. Здесь уместна аналогия с орехом и с его цветком. Превознося достоинство цветка, мы нередко умоляем достоинство ореха. Но надо иметь в виду также ещё и то, что цветок создан Природой не только лишь ради цветка, но, главным образом, для зарождения ореха. Другими словами, не следует быть слишком озабоченным стремлением поразить всех окружающих тебя людей блеском мастерства, похваляясь своим совершенством. С другой стороны, не следует пытаться ускорять расцвет цветения, провоцировать завязь плода, это никому не под силу. Рассуждая о преимуществах чего-то, люди ищут лишь свою корысть, личную выгоду. Но незрелая стратегия – причина всех несчастий. Вот четыре пути, по которым мужчины должны идти в своей жизни:
    - Путь земледельца;
    - Путь торговца;
    - Путь воина;
    - Путь художника, зодчего, строителя.
    И вот основные тезисы Мусаси: «Если хочешь заниматься ремёслами, то вначале займись их тщательным изучением. Учитель – игла, ученик – нитка. Необходимо постоянно и настойчиво практиковать свои знания, чтобы в совершенстве познать своё ремесло и не делать множество лишних движений...  В любом деле нужно неизменно стремиться к тому, чтобы дело выходило с каждым днём хоть чуть-чуть лучше, хоть чуть-чуть дешевле. Следует постоянно действовать в соответствии со своими способностями, со своими навыками и не стремиться в одночасье, сразу делать что-то невероятное. Недостаточно иметь хороший клинок, необходима соответствующая его заточка и полировка, только тогда он будет рубить в совершенстве. Овладеть ремеслом, уметь глубоко размышлять о планировании своего дела, видеть в деталях целое. Изучая путь, следует размышлять о вещах, проделывая большую умственную работу.
    Сратегия пяти колец «То Рин Но Се» означает пять элементов космоса: «Землю», «Воду», «Огонь», «Воздух» и «Пустоту». Где пустота символизирует иллюзорность природы вещей.
    В основе учения Мусаси пять книг: «Книга Земли», «Книга Воды», «Книга Огня», «Книга Воздуха», «Книга Пустоты».
    «Книга Земли» позволяет познать самые малые и самые большие земные вещи, сравнивать самые мелкие из низ с самыми глубокими, и тогда перед тобой откроется прямая дорога, ясно очерченная на твёрдой почве.
    «Книга Воды» характерна истиной о том, как уподобить свой дух изменчивой животворной жидкости. Вода принимает формы любого сосуда. Иногда она – ручеёк, иногда – бурное море. Её признак – чистый голубой цвет. Душа также должна исполниться чистоты. Необходимо учиться тому, как через маленькую вещь постигать большую, как скульптор создаёт большую статую, по маленькой, миниатюрной модели. Я не могу пояснить подробно, как это происходит, но цель такова: имея один предмет, понимать десять тысяч других предметов.
    «Книга огня» посвящена вечной схватке. Дух Огня –  это ярость, независимо от того мал или велик огонь. То же самое  характерно и для сражения: дух боя одинаков, как для поединка, так и для большого сраженья. Необходимо принять положение, что дух может быть малым и великим. Легко заметить великое, малое трудноразличимо. Большой массе людей труднее изменить позицию, её перемещение легко предсказать. Движение одиночек предвидеть труднее. В жизни необходимо впитать это и научиться принимать быстрые решения. Такая тренировка должна стать для мужчины частью его нормальной жизни и укреплять свой дух необходимо постоянно.
    «Книга Ветра» посвящена традициям старины, новым веяниям и семейному укладу повседневной жизни в настоящем. Трудно познать себя, если не имеешь представления о других. У всех дорог есть ответвления. Изучая какое – либо направление, легко заметить, что твой дух отклоняется, хотя искренне считаешь, что находишься на правильном пути. Даже следуя истинным путём, необходимо постоянно устранять малые погрешности, иначе они будут превращаться в большие отклонения. Следует очень твёрдо усвоить это особенно путешественникам.
    «Книга Пустоты» предполагает, что пустота не имеет ни начала, ни конца. Постижение этого принципа означает, что пустота не постижима. Путь стратегии это путь Природы. Когда почувствуешь силу Природы, ощущая ритм каждой ситуации, будешь, способен атаковать противника естественно. Это и есть «Путь Пустоты». Чтобы познать, как следовать ему, согласуй порывы своей души и Природой. 
    «Мой старший брат, - обратилась Ксеньо к Николаю, когда заваривала неторопливо золотистый чай, - мне подумалось, что, если к лучшим традициям твоих предков прибавятся знания японских традиций, которые передаются в наших семьях из уст в уста, тебя это только обогатит и укрепит твои силы. Как сумела, попыталась я изложить кратко учение Мусаси на бумаге, и даю их тебе в дорогу.  Я не претендую на совершенство изложения своих мыслей в переводе его учения на русский язык. Не посчитай, что это примитивное знание, как может показаться с первого взгляда,  но попытайся почувствовать это своей интуицией, и я уверена, что тебе это сослужит добрую службу. Я искренне желаю оказать тебе поддержку, чем могу, поскольку предвижу большие трудности, с которыми тебе придётся столкнуться в твоём нелёгком новом поприще.
    Расставанье Николая и Ксеньо было настолько трогательным, что я даже не стану пытаться его описывать, полагаясь на душевность и чутьё читателя; скажу только, что столько души, любви и трепетного чувства при расставании мне за мою жизнь не доводилось встречать...
    - Пиши мне письма во Владивосток,  как можно чаще, - попросил на прощанье Николай, обнимая Ксеньо, я же буду писать тебе каждый день...

                МЕТАМОРФОЗЫ РАЗЛУКИ

Ты меня любимым называла,
Верю я, - воистину любя;
Что б со мною, Дульцинея, стало,
Если б в жизни не было тебя?

Осень с клёнов листья разметает,
Листопад откружит золотой...
Как же мне невесело, родная
Дульцинея, нет тебя со мной.

Песне из души не достучаться,
Поневоле в сердце сберегу,
Милая, не плакать, не смеяться
Ни с одной другою не могу.

Как тебя другие называют, -
Не желаю знать и ведать я...
Ты моя ромашка полевая,
Ласточка весенняя моя.

Этой думой ясной и простою,
Как бальзамом сердце оболью:
- Нам бы только встретиться весною,
Зиму без любви перетерплю...
   И вот Николай Зажигаев в плаванье на пароходе. Вот первые строки, написанные им в пути: «Песня моя, поспеши на поклон к человеку. Нарядись красивей и лети, поклонись до земли. Если ж кто спросит, что ж он сам на поклон не явился? Ты им так отвечай, что поклонники песен не пишут. Торопись, поспешай, моя песня, слышишь, кричит в рупор капитан: торопитесь, корабль никого ждать не станет!.. Лети, лети, моя голубка-песня, расскажи сколь велико Казачье Сибирское царство!..»
   
                Письмо первое Ксеньо
     Любимый мой, я могу называть тебя любимым, слава Богу, хоть это я могу!.. Я, ни на миг не отвлекаясь, смотрела, как удаляется корабль, на котором ты отправился открывать свой новый  творческий Свет... Угнаться ли мне, смеренной голубице за степным орлом?! 
    С самого раннего детства я была в душе поэтом и мне хорошо понятен твой порыв - освещать славу своего Отечества, славу своих мужественных предков донских казаков. Это не случайно, что мы повстречались на Сахалине, откуда в хорошую погоду видны острова моей любимой родины Японии. Училась я в России и стажируюсь сейчас в России на Сахалине. Всё это не случайно, милый, это судьба подарила мне счастье узнать и полюбить тебя... Любимый мой, мой старший брат! этими первыми строчками я хочу сказать о себе для тебя одного. Мне казалось, что я расстаюсь с тобой на всю жизнь! Проводив тебя взглядом, я с горечью подумала, что вот приходится возвращаться туда, в это общежитие, предназначенное  для тяжело заболевших заключённых из лагерей Сибири, Дальнего Востока, Сахалина. Их направляют к нам для поправки их здоровья перед отправкой  домой, после отбытия наказания в тюремных казематах.   
     Грусть спрятана глубоко в сердце моём, я ещё сдерживаю слёзы, которыми наполняет мои глаза горечь разлуки. Мне хочется думать только о своём любимом, который отправился по новому зову судьбы. Хочется прижаться к тебе, крепко-крепко взять тебя за руку и уже никогда больше не отпускать тебя. Я хочу, чтобы ты навсегда стал моим, чтобы ты всегда был со мною рядом... Но нет... ты сейчас от меня далеко, я осталась одна, совсем одна, хочется умереть – сейчас поскорее. Нет, не то я говорю – я ведь знаю, чтобы ты без достаточных на то причин так не поступил бы со мной, не оставил бы меня одну. Не такой ты человек и потому я должна смириться с этой разлукой. Когда я вернулась с пристани к себе домой, то сразу уединилась и долго-долго смотрела в окно, туда, где много-много огней пронизывали своими холодными лучами сумрак ночи. Они блестели, словно большие глаза, полные слёз; другие огни были похожи на далёкие факелы рыбаков, они едва видны были сквозь густой туман и готовы были погаснуть в любую минуту...
     Ты сейчас в прекрасном большом городе, сверкающем прекрасными огнями, но, сколько забот ждет тебя там, где ты никого не знаешь? Я мысленно возношу к небу молитвы. Это ничего, что я другой веры, всевышний в мире один для всех нас. Какое это драгоценное, неоценимое сокровище иметь надёжного друга, которому ты можешь поведать все свои тайны, все свои слабости. И душа очищается, когда ты молишься одна или вместе с таким неоценимым другом. Брат мой, прошу тебя, молись и ты за меня...
                Письмо второе
     Мой любимый, неповторимый мой!.. Трудно подыскать слова признательности тебе за всё, за всё!.. Как донести до тебя то, чем полнится моё сердце?!   
     Вот и пролетел мой небольшой отпуск, как сон. Дни опадали, как лепестки с цветущей вишни... На берегу моря были новые знакомые и старые приятели, но не было тебя и не было восторгов, которые ты мне дарил... Любимый мой, почему мы не встретились с тобой раньше? Почему я полюбила тебя? – не могу этого понять, как не пытаюсь. Почему со мной случилось такая безумная страсть? Не сердись на меня... Говорят, что в любви все средства хороши, только я до конца не совсем уверена в этом. Милый, прошу тебя: сохраняй мой приют под сенью своего огромного сердца.
    Мне так совестно, что деньги, которые ты оставил мне, я почти все потратила. Ты же знаешь, насколько я бедна, и мне очень захотелось, хотя бы самую малость, себя побаловать... За мой каторжный труд мне платят ничтожное жалованье.
    Вся моя жизнь принадлежит тебе, не суди меня строго. Я готова покинуть всё  на свете и следовать за тобой, куда тебе угодно. Молю Бога, чтобы он послал тебе, моему возлюбленному много счастья, и я ничем бы не опечаливала тебя...    
                Письмо третье
     Брат мой возлюбленный! Когда ты был рядом, жизнь мне каза-лась радостным и светлым праздником. Сердце моё было согрето надеждами. Но как одиноко стало мне теперь, когда я лишилась опоры. Мне кажется, что я так уже устала, что мне лучше бы умереть. Но могу ли я умереть, не увидев больше тебя? Нет, это невозможно...
     Мне не даёт покою мысль, как страшно я грешила с тобой в первый день нашей встречи и потом несколько дней, проведённых на берегу моря, когда мы были скрыты от всех глаз... Ты пом-нишь?.. Прости меня за это безумство любви... Я так чувствую себя виноватой, что хочется молить тебя о прощении... Боже, какая я женщина, куда я тебя увлекала?! Но что теперь говорить об этом? Что было, то прошло. Я теперь приложу все усилия, чтобы начать жизнь сначала и ничем не омрачать наши души. Мы будем давать друг другу силы, чтобы утешить свои души... Будем делиться друг с другом всеми горестями и радостями.
    Лучше направить все свои силы на духовное и эстетическое совершенствование и, несмотря на все препятствия, чинимые другими, следует идти своим неизменным путём... Любимый, чем бы я не была занята, помню о тебе, и только о тебе. Это стало, как молитвой, которой я молюсь за тебя...

                Письмо четвёртое 
    Вчера я получила от тебя целую стопку писем от тебя. Любимый мой, если бы только знал, сколько счастья и радости принесли мне твои послания. Они словно очистили всю накипь с моей многогрешной души... Видел бы ты моих подруг, когда они увидели столько писем от тебя: их словно в воду опустили... Но это ладно... Я так и знала, что ты, прежде чем прибыть во Владивосток, успел объездить и обойти всё приморье. Как я рада за тебя, что многое удаётся тебе в этой жизни сделать: ты достойный потомок Ермака. Я потрясена сказками и сказаниями камчадалов жителей Камчатки. Когда возвратишься на Сахалин, непременно расскажешь подробно сказки о Куте - Боге Камчатки, о его ссоре со своей женой; сказки о ветрах, о зорях, о волнах с белью в полсотни метров вышиной, называемых там «когач», то есть – хребет и «комуй», то есть Бог. Понравилась мне и легенда кончадалов о молнии, которая, по их мнению, происходит оттого, что Бог Кут разбрасывает из своего костра головешки и бросает в сердцах оземь свой заветный бубен – это гремит гром...
    Любимый мой, от твоих стихов я в восторге. Особенно три последних стихотворения, я напеваю их, как песни, вот они:
                Прекрасен встречи нашей миг,
Тебя, любимая, целуя,
Слезою терпкой, может быть,
Твою щеку вдруг обожгу я...

Слеза такая, милый друг,
Естественна, как дождь в ненастье,
В ней одиночества недуг,
Копился до безумной страсти...

Я посылал тебе стихи,
Быть может, не совсем понятны;
Ты их потрогай и они
Тебе в сто крат станут приятней.

И все понятные тебе
Слова и чувства станут сразу.
И в нашей будущей судьбе
Любовью все зажгутся разом.

Слезою терпкой, может быть,
Твою щеку вдруг обожгу я...
Прекрасен встречи нашей миг,
Тебя, любимая, целуя...
     Мне так захотелось переадресовать это стихотворение-романс от меня к тебе, поскольку все чувства, которые вложены в слова романса, это мои чувства...
              Расскажу тебе об этом
Под напев моих свирелей,
И под щебет птичьих трелей,
И под сердца стук поэта.

Ты послушай песнь, родная,
Слышишь: иволга поёт?!
Этим утром, утром мая
Сердце к жизни оживёт...

Если в сумерки ночные
Будет буря, грянет гром,
Мы друг друга, как впервые,
Крепко за руки возьмём.

Песни лучшие слагая,
С мыслью ясной и простой,
Я тебя не забываю
С этой песнею святой...

Словно нить живых жемчужин –
Слово к слову нанижу:
Мне, как перл созданья нужен,
Как молитвой дорожу...
      Любимый, пусть это стихотворение станет твоим романсом. Это моё не только горячее желание, но приказ. Слышишь, как только мы встретимся, сразу исполнишь мне этот романс...
Луга на родине моей -
Цветами разодеты,
Зову тебя, в который раз:
Родная, где ты? Где ты?..

Была ты юностью моей,
Была цветеньем ранним...
Где песни этих давних дней?
Где их благоуханье?

Опять на родине весна,
И снова чудо это:
И птицам ночь всю не до сна,
И не до сна поэту!..

Ты помнишь, как ковром цвели
Ромашки вдоль дороги?
Не шли, а плыли по пыли
Босые наши ноги...
Пусть песня былью станет нам,
Она нам счастьем стала!..
Все песни я к твоим ногам
Шлю, как цветы, бывало!..

Зову тебя, в который раз:
«Родная, где ты? Где ты?»
Луга на родине моей
Цветами разодеты...
          Ты, наверное, сейчас совсем измучился? Но самое главное, что ты добрался до Владивостока, что ты цел и невредим, и мне теперь можно успокоиться. Хороший мой, ты тот, кого я буду вечно любить. Пусть ничто тебя не отвлекает от твоих занятий в достижении твоих целей. Я буду молить Бога об этом. Первое время я без тебя просто места себе не находила, но сейчас, когда я уверена, что с тобою всё в порядке, я могу успокоиться...

                Письмо пятое
    Любимый мой! Как сон в летнюю ночь промелькнул мой отпуск. Вспоминая наши с тобой встречи, мне кажется, что это была одна из глав нашей жизни, и жизнь, продолжаясь, пишет новую главу... Может быть, ты думаешь иначе?.. Какое-то странное у меня появилось чувство: когда я увижу, каким красивым и ясным становится на небе двурогий месяц, мне становится так совестно, что я не смею на него устремлять свой продолжительный взгляд...
    Мои ночные дежурства изматывают меня. Вспоминая о тебе, мне иногда хочется бросить всё и босиком убежать к тебе. Сегодня во время дежурства я вспомнила, какая я великая грешница, меня охватывает ужас, при мысли, что вдруг придётся за всё это ответить перед Богом. Я воспитывалась в верующей семье, и часто в минуты раскаяния мне припоминаются слова из Евангелия от Иоанна (начало главы 8) «Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив её посреди, сказали ему: «Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?..» Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Тогда же продолжали спрашивать Его, Он, воскликнул им: «Кто из вас без греха, первый брось в неё камень». И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то, и, будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших и до самых младших; и остался один Иисус и женщина, стоящая посредине. Иисус, восклонившись, и, не видя никого, кроме женщины, сказал ей: «Женщина! Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?» Она отвечала: «Никто, Господи...»  Иисус сказал ей: «И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши...»
     Я стала горячо молиться Господу. Молитва наполнила мне сердце радостью, покоем и благодарением. Теперь я могу работать, не ведая усталости. Я верю – какими бы великими не были наши прегрешения, если молиться искренне и с полным раскаяньем, что и слёзы благодати польются из самых глубин сердца. Начнём же новую благочестивую жизнь, испытывая стыд перед другими. Неизбежно на нашем пути будут соблазны, но, падая и поднимаясь с раскаиванием, мы достигнем высокой цели.
    Друг мой, что ты думаешь об этом? Сейчас, когда я в одиночестве, мной овладевают сомнения: что, если мы погрязли в грехе так, что им нет прощения?.. Мне становится страшно... Когда я ложусь спать, на душе становится тоскливо и одиноко, подолгу не могу уснуть, вспоминая ушедшие дни, которые мы провели с тобою вместе. Я несколько раз начинала писать письмо священнику, но после долгих раздумий не решалась посылать его. Лишь ты один, да Господь знают тайну нашей первой ночи, проведённой вместе, и никому её я больше доверять не стану. Я хотела ещё очень многое сейчас поведать тебе, но у меня нет слов. Главное сейчас для меня пытаться не вспоминать о прошлом. Я прошу тебя, друг мой, пожалуйста, и ты забудь обо всём – совсем забудь!.. Думай так, что я для тебя всего лишь младшая сестра. Не думай так, что я для тебя чужая. Нет, я для тебя младшая кровная сестра. Начиная с нынешнего раннего утра, я молю Господа, чтобы ты был всегда счастлив...
    Я ещё ничего не говорила о тебе своим родителям и вообще никому, никому не говорила о наших отношениях. Думаю, что ещё не наступило для этого время...

                Письмо шестое 
    Милый Николай! Получила твои письма. Огромное тебе за них спасибо! От всей души благодарю тебя, теперь я знаю, что ты спокойно занят своим творчеством, и я могу не волноваться. Когда сердце спокойно, я могу выдержать самый изнурительный труд. Я стала хорошо засыпать, буду чувствовать себя постоянно бодрой и здоровой. Хочу, чтобы и ты никогда, ничем не болел, - это приказ, слышишь!.. Следи за собой!..
    Два твоих стихотворения, которые ты прислал мне - хороши. Вряд ли сейчас можно встретить стихотворение, которое можно было бы положить сверху твоих стихов; я много раз их читала, - они звучат, как гимны. Прочти и ты их ещё раз:
Доброму сердцу и в горе поётся, -
Доброе сердце песней живёт;
Доброму сердцу любовь улыбнётся –
Флейтой весны ему птаха поёт!..

Песен на свете хороших немало,
Птица-певунья в груди не молчи...
Жизнь наша - песней друзьям прозвучала,
Жизнь наша - песней любимым звучит...

Доброму сердцу песня порукой,
Дружит с любовью, как с чайкой – волна...
Пусть его минет печаль и разлука,
Горе, невзгоды, а пуще – война...

Пусть его минут невзгоды и боли,
Пусть его радует колосом поле;
Небо лазурное – песней любви,
Да не умолкнут в садах соловьи!..

Доброму сердцу любовь улыбнётся –
Флейтой любви ему птаха поёт...
Доброе сердце песней живёт,
Доброму сердцу и в горе поётся...
    И вот ещё одно стихотворение, любимый мой «Свеча»
Горит и слёзы льёт свеча.
И тает мгла в её лучах...
Гори, пылай, свети, свеча,
В груди поэта – горяча!..

Слезой исходишь ты - на нет,
Сгорая, даришь людям свет...
Свети без слёз, моя свеча,
В груди поэта – горяча!..

Гори, свеча, покуда ночь,
России ты должна помочь...
Свети, покуда - тьма, свеча,
В груди поэта – горяча!..

Горенье не достойно слёз,
Горенье свет и радость грёз...
Гори, пылай, свети, свеча,
В груди поэта – горяча!..

Гореть, светить и жить – всё то ж,
Свеча, с любовью ль слёзы льёшь?!
И ты с любовью слёзы лей,
Свеча любви души моей!..

Свеча, отринь в душе испуг,
Тебя заметит верный друг,
И светом множества свечей
Сердца зажгутся горячей!..
       Друг мой, я не говорила тебе, чтобы ты, посылая мне письма, имел в виду, что ни одно письмо мне не дадут, пока его не просмотрит женщина, которая проверяет всю переписку.
    Сегодня из Токио ко мне приезжал мой отец. Он очень ревностно относится к тому, что я начала исповедовать христианство. Мой отец ведает духовной миссией буддизма северо-восточной части континента. В южной части Сахалина проходит духовное собрание миссионеров-единоверцев. Он приходил ко мне, чтобы уговорить меня вернуться в Японию.
    Его визит очень встревожил меня... но это касается только меня. Я охвачена таким горем... Я отказалась от своих родителей. Отец сказал мне, чтобы я бросила этот каторжный труд и начала счастливую жизнь на родине. Но я ответила ему, что никогда не вернусь обратно! Я всегда была своевольным ребёнком в доме. С самого детства всегда стояла на своём. Родители буквально извелись со мной ещё с детства. Он назвал меня непочтительной, неблагодарной дочерью. Мне было больно слышать это от своего отца. Я плакала, и он тоже плакал, но я не изменила своего решения.
    Дорогой мой, если бы это случилось до нашей встречи с тобой, я не смогла бы причинить своему отцу столько страданий своим дерзким отказом. Но после той нашей первой ночи и тех дней, которые мы провели с тобой на берегу моря, я не могла принять другого решения, как быть с тобой. Я принадлежу тебе душой и телом. Я хоть и каюсь за тот страшный грех, который теперь сулит мне погибель, но клянусь тебе, что никого и никогда не буду никого любить, кроме тебя. Никого и никогда...
    Отец на прощанье сказал мне: «Запомни, чтобы не случилось с тобой, где бы ты не умирала, ты никогда не должна терять человеческого достоинства; сохрани чистоту души для вечной жизни, не меняй драгоценность души на мишуру этой жизни. Рука соблазна очень велика, паутина искушений спутывает человека. Один неосторожный шаг и душа будет вечно падать в пропасть. Будь осмотрительна и очень осторожна...»
     Эти слова отца меня буквально парализовали. Ведь он не догадывался о моей греховности, но говорил так, словно видел меня насквозь. Боже мой, как же я низко пала. Я не знаю, как переживу всё это, тем более что тебя нет со мною рядом. Милый, мне одной приходится нести это непосильное бремя страданий...
    Уходя, он сказал мне, что двери его дома всегда открыты для меня. Ты можешь вернуться домой в любое время. Живи так, чтобы тебе не пришлось стыдиться людей. И не обольщайся надеждой, что можешь счастливо выйти замуж здесь, на Сахалине, в этом проклятом  мучениками-узниками краю. Но главное, чтобы ты осталась настоящим человеком. Больше мне нечего тебе сказать. 
    Он ушёл от меня какой-то совсем придавленный горем. Я не знаю, как не упала без чувств. Любимый, я потеряла всё: Родину, дом, родителей и моя любовь висит на тоненьком волоске. Но я верю тебе, я доверила тебе свою судьбу. Надеюсь на твоё великодушие. Я готова идти за тобой всё равно куда. В этом мире столько невзгод и огорчений, что не хватит никаких слёз. Будь настоящим рыцарем по отношению к своей возлюбленной. Пожалуйста, разорви это моё письмо, как только ты его прочитаешь, я в таком состоянии сейчас, что сама не знаю, что пишу тебе... Прими мой поклон.

                Письмо седьмое 
    Мой милый друг! Сегодня я получила твоё письмо. Оно, как никогда кстати. Я так нуждаюсь сейчас в твоих нежных, ласковых словах, Это такая для меня поддержка, тебе и представить себе это нелегко. Я перечитывала его снова и снова и не могу начитаться. Оно мне слаще мёда. Ты прав, дорогой мой, надо обо всём неприятном забыть. Надо, надо забыть... И ты не печалься ни о чём. Я  буду послушной. Всё, что со мной случилось, давно ушло в прошлое и не станем его теребить. Будь всегда так добр ко мне. Сегодня я ходила на берег, где мы простились с тобой более трёх месяцев тому назад.
    Я очень устаю на работе, особенно в ночные дежурства. Всё чаще я начинаю мечтать о необитаемых островах... Чтобы там никого, никого не было. Слишком жесток этот мир, в котором приходится улыбаться, когда тебе хочется плакать. Я устала от этого безумного мира. Скажи, мой друг, а ты устал от него?.. Единственная моя отрада – это молитва. Знаешь, когда мне становится очень трудно, я начинаю молиться, и от этой молитвы у меня вдруг польются слёзы. Это сладкие слёзы очищения. Как я благодарна судьбе за такой дар мне, которого, как мне кажется, я не достойна. Это так смягчает мои страдания, я так признательна судьбе за такой дар. Я даже не знаю, что станет со мной, если я лишусь этого дара Божьего... Но вот что меня удивляет, чем строже к себе относишься, тем горше плоды страданий и нет от них никаких избавлений, никуда от них не спрятаться, не скрыться, не уплыть, не улететь, ни уехать. Только молитва облегчает наши страдания. Любимый мой, денег мне не присылай, не надо, не беспокойся, пожалуйста, обо мне. Я ещё могу жить одна, только ты береги себя и стремись к осуществлению своей мечты... Только ты один даёшь мне сила, только на тебя могу я опереться. Не обременяй себя излишне мыслями обо мне, больше времени уделяй своим вдохновенным делам.
    Мне вспомнился эпизод из романа  Фёдора Достоевского «Преступление и наказание». Студент в кабачке разговорился с пожилым мужчиной и тот искренне признался ему, что пить начал оттого, что всюду его преследовали неудачи. Каким бы занятием он не начал заниматься, его отовсюду выгоняли и не потому, что он плохо работал, а потому, что везде чувствовали его превосходства и не могли ему этого простить... В конце концов, он не выдержал и пустился в запой. Так вот и выходит, что падшими людьми нередко принято считать лучших людей, которых хамы вначале выгоняют из общества, а затем вешают им ярлыки: падшие, грешные, никчемные и тому подобное. И вот написано далее у Фёдора Достоевского «Где дщерь, что отца своего земного, пьяницу непотребного, не ужасаясь зверства его, пожалела?» И скажет: «Прииди! Я же простил тебя раз... Прощаются и теперь грехи твои многие за то, что возлюбила много...» Здесь мне видится главная мысль Достоевского в том, что, как бы мы низко не пали, но своим горячим устремлением к добру можно искупить все преступления. В этом главная великая искупительной силы любви. Человека спасает не религия, а любовь и добродетель. Человек вынужденный быть униженным, но ищущий самоусовершенствования, очищения, исполненный сострадания, любви и милости к падшим, достоин прощения. Будем же и мы трудиться ради этой новой светлой жизни в очищении своей души. Нечестность, неискренность по отношению к людям – вот главное семя зла для души... Прошу тебя, простить меня и забудь всё! И ещё раз прошу тебя, не присылай мне денег. Не беспокойся обо мне. Как ты там сейчас?
    Каждый день я думаю о тебе? Мне кажется, что я хорошо тебя изучила и знаю все твои слабые и сильные стороны. Я твёрдо знаю, родной мой, пока ты живёшь на земле, я буду, счастлива, и этот мир для меня прекрасен... Любимый, я восхищаюсь тобой. Не может быть, чтобы у тебя не было огорчений. Но ты никогда о них даже не упоминаешь. В этом мы женщины слабее вас мужчин, нам не хватает мужества...   
               
  Письмо восьмое
    Мой милый, несравненный друг! Сегодня я снова получила твой денежный перевод и заказной письмо от тебя.
    Любимый, прошу тебя, только скажи правду – всё ли у тебя в порядке со здоровьем, по тону твоего письма я почувствовала, что ты не здоров. Может быть, мне бросить всё и приехать к тебе? Прошу тебя, как можно быстрее сообщи мне об этом... Я прошу тебя, относись ко мне в точности так, будто я настоящая твоя сестра, доверяйся мне во всём, особенно в состоянии своего здоровья. Я так хочу быть вместе с тобой и стать послушной, ласковой и кроткой, какой и подобает быть любящей женщине. Я хочу поведывать тебе всё, что у меня в сердце и в разуме, всё до мелочей, ничего не утаивать от тебя, даже если тебе в этом, что-то не понравится. Лучше вести скромный образ жизни, но сохранить свою душу, нежели, заложив свою душу дьяволу, тянуться за сильными мира сего. У меня скромное жалованье, но я довольст-вуюсь немногим. Чтобы жить скромно, много средств не требуется, а для роскошной жизни - никаких средств не хватит...
    Милый, прошу тебя, не забывай меня, ведь в тебе вся моя жизнь!.. Брат мой, ты пишешь, что подыскал для нас подходящую квартиру,  чтобы я приехала к тебе во Владивосток,  в чудесный сказочный край, как ты выразился. Мне безумно хочется туда, к тебе, но для нас обоих будет лучше, если я не приеду. Я не боюсь за себя, если получится что-нибудь не так, как нам хотелось бы, но я не могу допустить и мысли, что стану тяжким бременем для тебя... Моему обожаемому старшему брату поклон и почтение.

                Письмо девятое 
    Друг мой, прости, что так долго не отвечала тебе? Как у тебя дела?  Как твои успехи? У меня какое-то безотчётное переживание за тебя. Я стараюсь чаще молиться за тебя. Ты мне уже давно не писал. Я ждала от тебя весточки, но видимо у тебя сейчас какие-то трудности. Я не стану дознаваться и докучать тебе. Я бесконечно благодарна за всё, что ты сделал для меня. Я постоянно чувствовала твою опору и постепенно окрепла духом... Береги себя, мой любимый, горячо любимый брат.
Письмо десятое
    Горячо любимый друг! Спасибо за твоё чудесное письмо! Прости меня, любимый мой, но выходит так, что наше расставание на полгода, обернулось расставанием, может быть, навсегда. Любимый мой, я навсегда уезжаю отсюда, как не горько мне говорить тебе об этом, но не сказать я не могу, не имею права. Я долго колебалась, всё не решалась сказать тебе о том, что меня пригласили работать на один из островов в тёплых морях. Ещё в августе мне сделали такое предложение, я долго колебалась, сдерживала привязанность к тебе. Сегодня я дала согласие, хоть это было мне сделать нелегко. Хороший мой, я желаю, чтобы всё у тебя было хорошо. Знай, что я всегда буду с теплотой вспоминать своего искреннего друга и молиться за тебя. Береги себя и не огорчайся.  Прости меня, хороший мой, верный мой старший брат. И ещё напоследок скажу: верь мне, я любила и люблю тебя искренне и нежно. Прощай!..
               
 КАЗАЧИЙ ПУТЬ - ПУТЬ ПРЕДКОВ АРИЕВ

«За мхами зыбучими, за лесами дремучими. На поле-поляне, на высоком кургане стоит Капь, небом покрыта, белым Светом огорожена! У ней столбики точёны, полеши золочёны. А в Капи той – Яр Огонь горит... Богорадно есть дело сие - Капь ставить. 
Насказал Мороз мне песен, наносил мне песен дождик, мне навеял песен ветер, что поднял морские волны, мне слова вложили птицы, речи, создали деревья...»
 (песнь шамана Веемейнен в Калевале)

Получив и прочитав письмо от Ксеньо, Николай Зажигаев просто опешил, и буквально лишился дара не только говорить, но и мыслить... Мало-помалу, он начал приходить в себя и, перечитывая вновь и вновь это письмо, слышал, как внутренний голос в нём всё только и твердил: «Да не может этого быть? Да это не она?..» Николай начинал чувствовать, что сознание его, словно раздваивается.
 - Как не может такого быть? – говорил в нём второй голос, - вот же оно её письмо, написанное её рукой...
  - Ну, так и что ж, что написано её рукой? - упрямился первый голос, - ей стало просто невыносимо быть одной, вот она и написа-ла тебе это злополучное письмо...
  - Да ведь я же позвал её приехать ко мне во Владивосток  - настаивал второй голос, - от Сахалина-то до Владивостока не далеко и  не трудно добраться...
   Николай поник головой и долго не в состоянии был ни думать, ни что-либо предпринять. Неосознанно он вышел из дома и побрел, куда глаза глядят... Долго он шел, не разбирая ни тропинок, ни дорог, перепрыгивая через ручьи, продираясь сквозь заросли и, наконец, совсем измученный присел на поваленное дерево, чтобы перевести дух... То ли осенняя природа своей неописуемой красотой повлияла на него, то ли какое-то вдохновение свыше, но он почувствовал, что только стихами может скрасить своё угнетённое состояние. Он достал из кармана записную книжку и карандаш и записал стихотворение, которое уже было готово в его памяти:
Сегодня на рассвете дня,
Покинут, был подругою, друзья...
Так опечален, что признаться,
Решил я с миром распрощаться...
И, стать затворником, молиться,
В землянке ото всех укрыться,
Но даже мысли не пришло
Ей сделать что-нибудь назло...
В конце решил: пойдёт мне впрок
Такой классический урок.
Я к ней проникся уваженьем, -
Победу, выиграв в сраженье,
Переиграла простака,
И осмеяла казака...
Но болью пусть не отзовётся ей
Пораненное сердце-соловей...
Пусть Бог её на счастье метит,
И звёзды ей пусть ярче светят!..
Мой ум, пусть места не находит,
Как пьяный месяц в тучах бродит...
 Николай пришел в себя не скоро, но как только успокоился, поднялся со своего места и решил возвратиться назад, но понял сразу, что заблудился. Немного поплутав, решил идти наудалую, в том направлении, где путь был, хоть немного легче, потому что чувствовал сильную усталость. Была ещё средина дня, солнца за тучами не было видно. Мысли его путались, да и можно сказать, что и мыслей-то не было никаких, а так какие-то несвязанные между собою обрывки... Долго так он шёл по первозданному, нетронутому рукой человека, дикому лесу и почувствовал, будто запахло дымом. Так это или не так? – поначалу ясности не было, но потом стало очевидно, пахнет дымком, а дыма без огня не бывает, стало быть, по близости могут быть люди. День уже клонился к вечеру, и Николай поторопился и вскоре к великому своему удивлению увидел Капище «Круга Языческой Традиции». Николай слышал, что в России в настоящее время возрождается язычество, но ему не доводилось встречаться с её представителями.
    Николай подошел к Капищу. На большой поляне, на его наиболее возвышенной части был огорожен довольно большой участок земли высоким деревянным частоколом. Высокие столбы с затёсанными на верху концами, были плотно подогнаны друг к другу, оставался свободным только вход в Капище. На противоположной стороне от входа стоял высокий четырёхлицый идол Дажьбога, стоящий на восточной стороне Капища. Толщина деревянной статуи Дажьбога в диаметре  не менее метра, высота её составляет примерно около пяти метров. По центру Капища был разведён костёр, который уже догорал. Справа от Капища Дажьбога был сооружен восьмигранный шатровый храм и лабиринт судьбы или, как его ещё называют «Сварожий круг», выложенный из камня и невысоких деревянных столбов на которых установлены небольшие каменные шары и навиты железные кобры. Были там, по-видимому, и другие символические объекты, оставшиеся незамеченными Николаем. У Капища никого из людей не было. Как, немного позднее выяснилось, за восьмигранным шатровым храмом, на лесной поляне, ближе к лесу, была сооружена довольно просторная землянка с накатом из брёвен и покрытая дёрном в три слоя. Высоко над землянкой возвышалась дымоходная труба. К входу в землянку были сооружены ступеньки, на которых лежали плоские камни. Над ступеньками возвышался неширокий навес, крытый ветками камыша, которые были придавлены длинными деревянными жердями.
 Николай Зажигаев постучался во входные двери и, пригнув голову, зашёл в землянку...
- Мир и благоденствие дому сему, - произнёс Николай, - и вежливо поклонился.
- Мир да слава и тебе, добрый человек, - отозвался хозяин, в красивой старославянской рубахе навыпуск, украшенной обере-гами, и расшитой  удивительными узорами преимущественно красной нитью. Красный цвет символизирует Солнце, Огонь, Кровь, жизнь, потому сопутствует человеку до самой его смерти. Красным цветом украшаются многие вещи, одежды и жилище по древнеславянскому обычаю.
- Меня здешние люди зовут Доброславом, - сказал приветливым голосом хозяин жилища, после небольшой пауза, во время которой он испытывающим взглядом посмотрел в глаза гостю, - а как мне тебя величать?
- Меня зовут Николаем, - очень просто ответил Зажигаев и искренне улыбнулся Доброславу. Сказать по совести, я заблудился в здешних местах, потому, как пребываю здесь недавно...
- Располагайся, свободно, здесь ты дома у Сварога. Хлеб да квас на столе, ночлег - на скамье. Захочется ознакомиться с моим хоромом, не стесняйся, ходи свободно, смотри, можешь что-то почитать, что тебе приглянется... Завтра у нас здесь будет праздник Таусень (овсень), с утра прибудут гости, захочешь, можешь и ты принять участие в торжестве. А теперь я вот занят подготовкой к празднику, так что не обращай на меня внимание. Будь, как у себя дома. Доброслав занялся своими делами по культовому приготовлению, а Николай ознакомился с жилищем.
  В красном углу восточной стороны жилища установлен алтарь Сварога с подношениями, украшениями, цветами с символами в виде перекрещенных четырёхугольников и кругов с восемью лучами исходящих из единого центра. Слева от алтаря установлен вертикально меч, а справа - большой топор, красочно расписанный узорами. Сверху над алтарём искусно вырезанный из дерева образ Солнца, красочно расписан масляными красками. Ближе к двери установлена печь в изразцах. Вдоль всех стен установлены самодельные, искусно выполненные скамьи. Посреди комнаты стоял длинный стол, вдоль которых с обеих сторон стояли лавки во всю длину стола. На бревенчатых стенах крепились полочки с книгами, газетами, журналами, папками с листами бумаги. На столе лежала небольшая книжка с ярко-красной обложкой без автора «Манифест языческой традиции». Как выяснилось позже, этот «Манифест» был первым черновым вариантом рукописи, и его предполагалось опубликовать, после ознакомления с ним всеми участниками языческого Круга. Считаю возможным и уместным вкратце привести в данной книге его основные положения.               
 «Язычество – не столько религия, сколько древнейшее природное мировоззрение. Пока существует этот Мир, пока светит живое Солнце и вращается живая Земля, пока струят свои воды живые реки среди живых гор и равнин, деревьев и трав, язычество будет живо в глубинах души и сознания каждого человека, кем бы он не был и кем бы себя не считал... Сколь бы кто не говорил: «Язычество кончилось, нет его!», - природное мироощущение не может исчезнуть, умереть, пока человек существует на этой Земле и под этим Солнцем из поколения в поколение. Поэтому к нему возвращались до нас, возвращаемся мы, и будут жить наши потомки... Цель язычников – жить в согласии с Родом и Природой, в соответствии с богами, сохраняя веру и заветы предков. Человек может и должен жить так, чтобы человеческая жизнь не противоречила Природе. Язычники обязаны и будут защищать родных и близких, род и семью, Отечество, веру в богов, в саму светлую память Пращуров... Пока русский народ не вернётся к родовому самосознанию, не будет успеха ни самому русскому народу, ни России. То же касается и любого другого народа.
 Для настоящего человека нет ничего превыше его семьи, его рода в настоящем и будущем. А также сохранения доброй памяти о своих предках. В противном случае человек живёт не по Правде: он предаёт свой род, а род отвергает его. Тогда истирается связь времён, Традиции, Памяти. Наши Боги  одновременно есть Мировые Силы, создавшие и поддерживающие Творение. Всё в природе движется по кругу. То, что случилось однажды, непременно произойдёт вновь. Так в каждое утро начинается новый день, лето сменяет весну, а зима – осень. Так и человеческая жизнь, словно ниточка, вплетённая во всемирное полотно событий. Все отдельные ниточки жизни связаны с Мировой Нитью и всё конечное одновременно является бесконечным. Потому события повторяются, а у каждого события своя череда, свой оборот. Всякий конец чего-то является началом нового. Так было замысленно Богами, так замыслил Бог богов. Он - всему начало, он же - всему завершение, всему мерило. Он начинает отсчёт времён, Он же их сворачивает. И так без конца. Круговращение времён, событий и вещей можно предугадать, предвидеть, предвосхитить.
  Основа язычества - знание, унаследованное от предков, прошедшее проверку временем и делом. Поэтому, язычество в далёком прошлом владело знаниями, которые нынешняя фундаментальная наука считает своими новейшими открытиями. Мировоззрение язычника направлено на самосовершенствование личности: 1.Физическое и нравственное здоровье, умение жить в гармонии с законами Природы; 2. Свобода выбора пути духовного развития; 3. Власть над своим организмом и разумом; 4. Способность творческого взаимодействия с Силами Природы и Мира...
Современная цивилизация породила великие блага жизни – свет, тепло, книги, связь, но она же породила и смертоносное ядерное оружие, экологический кризис, психоз в человеческом обществе... Язычники не могут принять такую цивилизацию как разумную...
Цели Круга Языческой Арийской Традиции:
- возрождение и распространение исконных народных верова-ний, традиций, природного образа жизни своих народов;
- добиваться государственного признания традиционных языческих верований в соответствии с их самоопределением, защиты прав язычников и их объединений;
- обращение Родовых и Природных ценностей, принципов и методов на пользу своей стране, Земле и человеческому Роду;
Круг состоит из добровольных коллективных участников (общин, групп, центров, клубов и т. д.) и индивидуальных участников. Каждая из групп действует самостоятельно, по собственной инициативе в соответствии с принятыми на себя обязательствами перед Советом Круга Языческой Традиции и не вступающая в противоречие с законами стран, на территории которых действует Круг. Членом Круга может стать любой совершеннолетний человек, разделяющий языческую веру, цели и задачи. Вот в самом кратком виде положения «Манифеста языческой Традиции».
Утром на праздник Таусень (Овсень) собралось порядка ста человек. Среди них была и молодёжь, и «ветераны», прошедшие школу «Родолюбия». Лидер «Родолюбия» волхов Доброслав рассказал о творческом пути общины и вёл обряд Богопочитания.
Капли росы на траве сверкали при появлении первых лучей Солнца, под ногами шуршали опавшие листья. У всех присутствующих царил праздничный настрой. Мозаикой пожелтевших листьев и в сохранившейся ещё зелени деревьев и трав, царила осень на солнечной поляне, окружённой со всех сторон густым лесом. Перун-батюшка накануне щедро чинил зарод проливными тёплыми дождями и вместе с матушкой Землёй и ласковым Солнышком обещает хлеба ярые да снопы густые.
Празднующий народ собирал дрова, ставили костры да готовили кашу. Не спеша, но уверенно, каждый был занят работой. Когда же всё было готово, волх Доброслав начал общий обряд. Зазвучал громкой славой кощун Световиду Великому да самой Макоши – землице-Матушке. На четыре стороны ставили четыре стихии. Возгорелся огонь праздничный под песни да хоровод. Немало народу собралось, дабы восславить Богов Родных и наипаче Урожай сам да Землицу – Матушку круговой братиной. Ветром полетела Трислава над поляной, над лесом густым; ярым огнём возносилась высоко в светлый мир царства Ирия... Гой! Слава!..
Возложив длани на душистый хлеб, каждый делился мыслями да чаяниями своими, тем, что до Богов родных донести хотел. Лился хмель душистой Сурьей во славу Воителя Светлого, во славу Богов-Покровителей, кои нас Силою да Мудростью своею наделяют во славу предков наших Великих, что землю нашу для нас сберегли, не жалея живота своего ради грядущих поколений, ради жизни самой.
 Обряд завершился хороводами да играми славными. После все собрались у костра кашу есть да беседу чинить. Пели песни. Настроение после обряда было отличное. Обсуждали совместные дела, говорили о планах на будущее и даже не заметили, что Солнце давно уже опустилось за лесом. Праздник удался на славу! Спасибо тому, кто был на этом празднике не просто так, но ощущал природу вокруг во всей её красе и великолепии, слышал шелест ветра и его молчание, внимал музыке вечности, радовался сам и делился своей радостью с другими, шутил или просто улыбался... Благодарение Духам Лесным за приют, Землице – Матушке за урожай, Солнышку за тёплые, ласковые лучи... Слава Световиду! Слава Земле-Матушке! Слава Роду! Возрадуйтесь Деды и Прадеды – жива Русь! Земле Руси Святой – Слава! Богам Родным и предкам нашим - Слава! Всем людям добрым да гостям честным – Слава! И быть сему вовек!
    Николай Зажиргаев, после празднования Таусеня (Овсеня) на Капище волха Доброслава, пробыл у него в гостях еще несколько дней. Эти дни стали решающими в его духовном поиске, словно он приобрёл тот золотой ключик, с помощью которого открылась волшебная музыкальная шкатулка, заиграла музыка, и словно ожили в ней все фигурки. Реальность в происходящей действитель-ной жизни виделась вся, как на ладони. Произошло полное переос-мысление реальности и видны были положительные перспективы развития Отечества. Николай Зажигаев твёрдо и решительно стал на путь древнеславянской традиции «Родноверие». Много нового, полезного для себя  открыл он в беседе с Доброславом.
    - Ты в русском народе, - говорил Доброслав, - и русский народ в тебе. В условиях, когда существует реальная угроза дальнейшему существованию народа, а власти, наследнице старой эпохи, чужды её интересы, остаётся одно – самоорганизация нации. Сейчас перед простыми людьми встаёт вопрос, что делать? Как реально жить дальше? Ресурсы катастрофически истощаются, всё перекачивается за рубеж в обмен на пустые зелёные бумажки. Первое что необходимо на текущий момент, это не вступать ни в какие организации, все они созданы на деньги наших врагов для выявления и вырывания с корнем наиболее здорового цвета нации. Важнее заниматься своим личным здоровьем и благосостоянием семьи, обучением детей, самообразованием, чтобы сохранить генофонд русского народа. Будучи живым, здоровым и образованным лучше сможешь помочь себе и своему народу.
    - Не стоит  тратить свои силы и драгоценное время в системе, где полностью отсутствуют морально-нравственные устои. Лучше отыскать место, где твои действия, мысли и слова могут возыметь реальные действия
    - Не позволяй запугать себя слухами о всевозможных концах света, это специально нагнетаемый страх, чтобы парализовать волю народа к сопротивлению власти олигархов (крокодилов).
    - Действующие законы в России защищают только узко клановые интересы в распределении национальных богатств между ними. Не укрепляй их своими усилиями и талантом, не продлевай век разрушителям России.  Свои свободные ресурсы не относи в банки, лучше потрать их на приобретение средств собственной защиты и выживания, на образование и устройство жизни своих детей. Не употребляй алкоголь, табак и прочие средства дурмана, не становись зависимым от средств воздействия на тебя изготовленными нашими врагами.
     - Необходимо безошибочно определять волков в овечьей шкуре, отличать друзей от врагов. Не надо нам выискивать вождей – спасителей России. Вождей легко осёдлывают, подкупают или уничтожают. Надо нам, каждому на своём месте, стать воинами и быть всегда начеку. Сложившийся порядок вещей существует до тех пор, пока мы миримся с ним, признаём и подпитываем его своим талантом, потом и кровью.
    Возрождение России и русского народа начинается не с создания новых вождей и партий. Начинать надо с себя и своего ближайшего окружения, со своего естественного поведения, как хозяина своей родной земли.
    На первом месте должны быть поставлены личные семейные и общинные ценности, и все возможные ресурсы надо направить на здоровье, образование и развитие наших детей. Научи детей думать самостоятельно и отличать, что нам полезно и что вредно. Больше беседуй со своими детьми, изобретай свои сказки, дети с удовольствием их слушают. Прививайте у детей вкус к чтению книг вслух, прививай детям русский дух и русскую культуру, прививай у них навыки самостоятельного выживания в критических ситуациях, в естественных природных условиях и искусственно созданных городских условиях. Первый авторитет у детей их родители, подавай им хороший пример поведения, чтобы дети с детства видели в тебе только положительные качества, достойные подражания. Есть такие вопросы в жизни, которые детям могут сказать только их родители.
    Все цели для народа достижимы, если у народа есть свое отечество, своя идея развития, вокруг которой может сплотиться народ. Надо быть осторожным в выборе друзей и соратников, каждый в праве сомневаться в искренности тех, кто пытается набиваться в друзья нашего народа.  Искренне помогай в работе и в жизни только тем, кому доверяешь в искренности их намерений по отношению к нашему народу. Не словам доверяй, а только по делам суди их. Не страдай от сознания того, что тебе придётся лишиться некоторых так называемых «друзей», лучше сразу с ними размежеваться, нежели ожидать предательства с их стороны. Будь уверен: останутся и те, кто искренне захочет остаться рядом с тобой и сблизиться с тобой, это увидится по их делам и их поступкам.
    Всемерно надо поддерживать наших молодых, талантливых подростков, способствовать организовывать пусть и небольшие кружки, клубы, студии, мастерские. Помогать русским паренькам и девушкам, стремящихся к творчеству, полезному начинанию, искренне способствовать укреплению прочных связей в русском обществе и возрождать национальное самосознание.
    Не исключено, что в современной России произойдёт быстрое крушение всех систем связей, а нынешний государственный аппарат будет не в состоянии удержать ситуацию под контролем. Неожиданно для людей может наступить время жестоких бедствий и лишений. Надо быть готовыми к этому и выйти из хаоса с наименьшими потерями для нас. Властные структуры кинуться спасать свои награбленные сокровища. В такой ситуации бесценными могут быть истинно народными структуры, пусть их сейчас ещё немного, но они есть (в противовес извращённым структурам «демократии»). Дело каждого русского человека, не желающего на своей земле быть в качестве изгоя - освободиться от влияния инородцев (в каждом доме, на работе, на улице), не давать возможности им подпитываться «русским духом». Это окажет более действенным, нежели постоянная борьба с ветряными мельницами, установленными нашими недоброжелателями.
    Надо проникнуться до глубины души чувством патриотизма за свою землю, свой народ: «Я - в русском народе и русский народ – во мне. Я силён его силой, мои помыслы и действия обращены к нему. Будем помнить о земле русской, и небесные покровители поддержат нас. Россия-Русь – с нами!.. Родина-Мать не позволит, чтобы мы все в своём отечестве стали изгоями...»
    Каждый должен определить в своём кругу практические цели и задачи, исходя из своих собственных возможностей, интересов и проблем. Не должно быть противоправных действий, но следует настойчиво отстаивать свои интересы в своём отечестве – это долг каждого гражданина, патриота своей Родины. Следует помогать друг другу, чем только можно, в этом успех нашего процветания. Не следует ожидать поддержки от власть имущих – это кабала, при которой придётся нам плясать под чужую дудку и быть мишенью для врага.
    Надо ставить перед собой лишь выполнимые задачи. С единородцами надо быть доброжелательными, предельно корректными и честными, а с недругами следует поступать так, как того требуют обстоятельства для твоего личного выживания и победы нашего народа в борьбе за свою землю. Следует всемерно стремиться расширять круг знакомств со своими соотечественниками, входить в новые ресурсы Интернет, способствовать пробуждению русского самосознания. Бескорыстно делись полезной информацией с как можно большим числом русских людей. И даже небольшой вклад в наше общее дело принесёт свои плоды. Надо быть крайне предус-мотрительным на случай опасности для нашего народа и запастись всеми необходимыми средствами для выживания. Необходимо научиться упреждать действия недругов нашего народа, не позволить им развязать кровавую бойню и не дать им возможности сбежать с награбленным золотом за рубеж. Мы живём на своей родной земле, и она нам поможет... Николай Зажигаев простился с Доброславом, и они договори-лись, что в скором времени встретятся.
          
                КАЗАЧИЙ КРУГ
    
Под Новочеркасском, на лугу зелёном,
На лугу широком, у родной реки,
Ярко развиваются русские знамёна:
Едут, собираются в лагерь казаки.

Припев:
Эй, коней, коней напоим мы водой,
Казаки готовы к бою, если будет бой.

Казаки усатые, казаки безусые,
Эй, да развесёлые казаки-донцы!
На виски удалого льются кудри русые, -
Соколы степные Дона удальцы!

Припев:
Эй, коней, коней напоим мы водой,
Казаки готовы к бою, если будет бой.

Под Новочеркасском песни боевые.
До огня отточат остриё клинков.
Казаки лихие, кони вороные
Разнесут по ветру даже тень врагов.

Припев:
Эй, коней, коней напоим мы водой,
Казаки готовы к бою, если будет бой!..
(Песня Донских казаков)

       На Дону, в станице Островской, на хуторе Каменный, - у родителей Николая Белоножкина была большая, дружная семья. Все младшие его братья и сёстры были трудолюбивые, если не считать приёмного сына Ефимушку, хитроумного и ленивого. Братья недолюбливали его.
     Братья в поле работают, а Ефимушка - знать ничего не хочет, знай себе - прохлаждается: то - его в поясницу прострелило, то – в животе у него урчит или голова раскалывается. А если за какое дело примется, так хоть руки у него за такую работу оторвать и выбросить – не жалко.
     Осенью братья собрали хороший урожай пшеницы: что на посев оставили, что – на еду, а остальное решили продать. Запрягли лошадь, положили в телегу мешки с пшеницей и отправили Ефимушку на базар.
      К вечеру вернулся Ефимушка с базара, а братья его и спрашивают: «Продал пшеницу?»
     - Всё продал, - ответил Ефимушка, - и пшеницу, и кобылу, и телегу...
     - Зачем же ты телегу и кобылу продал, - удивился Отец Леонид Фёдорович, - что же мы теперь делать станем?
     - Не волнуйся, батя, - успокоил его Ефимушка, - я всё это выгодно продал, а когда наступит весна, мы выгодно купим кобылу и телегу.
     - Как же ты с базара домой добрался? Дорога-то дальняя...
     - Меня сосед подвёз на красной телеге...
     - Ну что ж с тобой можно поделать, - пожал плечами Леонид Фёдорович, - я пока что ничего не понял, потом разберусь, а сейчас давай деньги, которые ты выручил от продажи хлеба, лошади и телеги... И к великому удивлению всего семейства Белоножкиных, Ефимушка развёл только руками: «Все вырученные деньги я отдал соседу за то, что он подвёз меня до дома на своей красной телеге...»
     По просьбе отца, все братья вышли, оставили его с Ефимушкой наедине. О чём они беседовали? – об этом братьям ничего не известно, но с этого дня отец Леонид Фёдорович часто стал ездить с Ефимушкой в город на красной соседской телеге и, возвращаясь поздно ночью, были оба изрядно навеселе.
     - Да что же это такое происходит в нашем доме? – жаловались братья своей матери Христине, - этот Ефимушка пустил нас по миру, а отец ему во всём потакает...
     - Дети мои, - взмолилась мать, - прошу вас: не спрашивайте меня об этом, а тем более не спрашивайте этого у своего отца родного и у Ефимушки. Это теперь стало небезопасно для вас... Отец стал слишком стар и болен, он попал под влияние хитромудрого Ефиму-шки. Не станем мы искушать и отягощать свою судьбу, но положимся во всём на Господа Бога.
     - Почесали братья свои затылки, подтянули потуже свои ремни и решили: чему быть, того не миновать... 
     Когда на пороге родного куреня появился Николай Белоножкин, его младшие братья и матушка его Христина повисли у него на шее, обливаясь слезами. Ефимушка украдкой вышел из куреня и исчез, не ведомо, куда и с тех пор, словно сквозь землю провалился, пропал без вести раз и навсегда. Отец Леонид Фёдорович долго плакал и каялся, что не устоял от соблазна перед выпивкой. - Видно бес меня попутал на старости лет, - жаловался он Николаю, но теперь, слава тебе Господи, появился ты, наконец, бери всё оставшееся хозяйство в свои руки, а мне уж пора на покой... 
    Николая Белоножкина пригласили на казачий круг, на котором выступил казачий полковник, глава народной национальной партии А.К. Иванов. Главная идея его выступления, если сказать кратко, выразилась примерно в следующем:
    «Настала пора громко заявить о едином ордене – Казачества, и, при этом, необходимо проявить волю, выдержку, инициативу. Наши родные братья великороссы, украинцы, белорусы всё настойчивее проявляют свою волю к единению. Казачья идея свободы, идея вечевого вольного круга не подвергает сомнению ценность высоких моральных идеалов. Казачья идея свободы подразумевает господство большинства на собственной земле. Казачество способно показать высшую нравственность и её торжество в стремлении к истинной свободе, в отличие от существующей безнравственности в судах, прокуратуре, адвокатуре. В плачевном состоянии находится финансы, которые просто перекачиваются в зарубежные банки олигархами-крокодилами и не принадлежат русскому народу, создающему их и используются против русского народа.
    Казачество должно стать реальным, а не «ряженым» казачеством. Оставшиеся в живых потомки казаков снова призваны нести на себе тяжкий долг ответственности перед будущими поколениями русского народа и стать опорой и главной силой русского народа. Казаки не должны забывать, что в 1919 году тогдашний президент или председатель Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Янкель Мойшевич Свердлов издал указ о «расказачивании» Дона. Свердлова нет, но дело его живо. Нельзя более откладывать решение вопроса о казачестве, о восстановлении державности в полной мере и не довольствоваться фикцией. Необходимо незамедлительно провозгласить создание собственного казачьего комитета, и претворить в жизнь закон о реабилитации русского казачества.  Комитет призван восстановить все права казачества и призвать к покаянию перед казачеством нынешних правителей, как правопреемников большевистской власти. Необходимо настаивать на выплате компенсаций за геноцид казачества, на возмещении полного ущерба нанесённого казачеству, осуществлению полной компенсации всем потомкам репрессированных казаков. Донская область должна стать снова областью войска Донского. Запорожская сечь должна быть полностью восстановлена в территориальных, имущественных и иных притязаниях. Добиться от правительства полной выплаты компенсации Донскому казачеству, запорожцам и всем остальным казачьим войскам. Претворить в жизнь Закон о реституции, восстановлении владений собственности, в том числе и на средства производства – заводы, фабрики, дороги, находящиеся в ведении казачьих земель. Казачество должно получить в своё распоряжение безвозмездно самые современные вертолёты и другое тяжёлое вооружение. Все казаки, достигшие совершеннолетнего возраста, после соответствующего медицинского освидетельствования должны быть обеспечены всем необходимым военным снаряжением. Иметь право хранить оружие у себя дома, а также в особых случаях, носить его при себе.
Казачество вправе требовать от нынешних правителей, полного и всестороннего возмещения ущерба нанесённого казачеству, и восстановления всех их прав в соответствии с нормами международного законодательства.
    Казачество не намерено более оставаться в тени в своём стремлении в восстановлении всех прав казаков и получения ими компенсаций в полном объёме. Казачество, как военное сословие заявляет во всеуслышание, что несогласно безропотно ожидать участи Сербии, Ирака, Афганистана. Казачество намерено настаивать и будет предпринимать все законные необходимые меры по восстановлению достойной вольной жизни казачества на Руси...»
     Выступление казака произвело на Николая Белоножкина сильное впечатление, и вдохновили его на живое участие в делах новой казачьей вольницы.
               
               
ПУТИ ЛЮБВИ НЕИСПОВЕДИМЫ

На Амуре парус белеет,
Вот уж осень прохладою веет.
Запою, как люблю я осень,
Хоть печаль она  сердцу приносит.

Было радостно утром мглистым,
Слушать шорох, ступая по листьям,
Отчего же осенняя благость
Мне теперь стала болью и в тягость?

Но спокойной улыбкой светлой
Встречу осень с угрозами ветра.
Ни любви, ни печали, ни страха,
Только пела бы в сердце птаха.

Запою, как любил я осень,
Хоть печаль она в сердце приносит,
Вдалеке, только парус белеет,
Да осенней  прохладою веет...
     Николай Зажигаев вернулся от Доброслава в свой временный уголок на окраине города Владивостока, и обнаружил у себя новое письмо от Ксеньо. Николай поспешно распечатал его, и начал с жадностью его читать, с трудом сдерживая своё волнение.  Письмо её было более чем странным и написано оно было в стихотворной форме.
Уехал милый мой на долгий срок,
И я, забившись в тёмный уголок,
Переносила тяжкий гнёт разлуки,
Мне виделись лишь арестантов муки.

На острове средь водяных просторов
Скрывалась я от их, с прищуром взоров,
От неуёмных слёз, что я лила рекой,
Твердила про себя: «Прости, прости, родной!..»

Но кто оценит, кто поймёт меня? –
Лишь море, Бог да каторга моя...
И твой отъезд – не праздная забава,
Винить тебя я не имею права...

Родился сын твой, пусть мне будет трудно,
Но быть обузой для тебя не нужно...
И всё ж послушай песнь мою, герой,
Что приключилось далее со мной...
 
С тобой, мой брат, я прожила недолго,
И вот поэма: по веленью долга,
Домой, на родину явилась с сыном я
И онемела вся моя семья...
И в доме долго-долго шла война,
Я  слёзы лить была принуждена...
О, рыцарь мой! О, мой казак достойный! –
Живи, как жил ты на Руси привольной!..

Ты подарил, со мною расставаясь,
Сплетённый из своих волос браслет...
И я скажу, и в том святая тайна,
Что ничего дороже в мире нет...

Твой труд окончен, видится заранее,
Как счастлив ты за творчеством своим,
Не думай, милый, о моих страданьях,
Любима я и ты, мой друг, любим!..

В уединении под солнцем Сахалина,
Я плод своей любви произвела,
Когда ж отец мой, твоего взял сына
На руки, чуть с ума я не сошла...

И вот пишу тебе я эти строки...
Мы были вместе... помню, как сейчас...
Зачем, зачем наш мир такой жестокий?
О, сколько слёз я пролила из глаз!..

Отец меня вдруг по лицу ударил,
И обзывая, снова бил меня...
Людей на помощь звать пыталась я,
И он сказал: «Взгляните, вот змея!..»

И потеряла я тогда сознанье,
Когда же вновь пришла в сознанье я,
Сказали мне соседи в назиданье,
Чтоб убиралась я в свои края...

Грешней меня отыщется едва ли,
Но сердцем я не охладела, нет...
Живу в семье, в тревоге и печали
И с радостью твой целовала б след...
Утешила меня сестра родная,
В моей коморке чисто и светло.
Со вкусом прибрано и всё освещено,
И каждый день цветов у нас полно...

И мы с отцом простили уж друг друга,
И мама тешит, как дитя меня,
Все окружили теплотой меня,
И мы с сестричкой спим друг возле друга.

Казак растёт твой, крепнет час от часу,
Такого больше в целом свете нет...
И освещает он надежду нашу,
И шлёт тебе свой доблестный привет!..

Навек тебя я полюбила, милый!
И думаю с тобою в рай попасть.
В раю могла бы стать я Магдалиной,
И признавала бы твою лишь власть!..

Грешней меня отыщется едва ли...
Искала счастье, потеряла след...
Мой старший брат, в тревоге и в печали, -
В любви к тебе не огрубела, нет...   
 
Достоин будь ты звания мужчины,
Храни любви достойнейший сосуд...
Неправда, что мы созданы из глины,
Наш дух любви все ангелы несут.

Мой милый, это слишком безрассудно, -
Отчизну бросить на алтарь любви.
Есть грань страстям и даже, если трудно
Гаси огонь страстей в своей крови!..

Прощай, казак, и будь таким же сильным,
И горячо люби родимый край!
Настанет срок, найдём тебя, мой милый,
Ты не ищи нас, но не забывай!..

              ЖИВАЯ ВОДА

Я, Садко – в Сибири гость,
Никому здесь неизвестен;
Не товары вам привёз,
А свои казачьи песни...

    Николай Зажигаев решил, во что бы то ни стало отыскать свою возлюбленную Ксеньо. Он прибыл на Сахалин, беседовал с людьми в общежитии, где работала Ксеньо, но всё было безрезультатно. Никто не знал её адреса и, сколько он не старался, всё это было пустыми хлопотами. Он пришел к берегу речушки Бегуньи, где они с Ксенньо часто встречались. Долго Николай слушал журчащий разговор реки Бегуньи, сердце его готово было разорваться на части, и невольно ронялись в реку его скупые казачьи слёзы ...
    Вернувшись во Владивосток, Николай приступил к завершению своего литературного замысла о Вселенском казачестве с названием «Живая вода». В предисловии он отметил, что название «Живая Вода» нужно понимать, как Живая Ведическая Община Дона. Вольные казачьи общины созданы не только на территории России, но и во многих зарубежных странах. Существуют большие казачьи общины в Италии, во Франции, в Германии, в Америке. Есть также казачий круг в  Турции, в  Северной Африке, в  Мексике, в Канаде, в Польше. Живут казаки общинами в Португалии, в Англии, в Норвегии, в Чехословакии, в  Индии, в Югославии, в Венгрии, в Австралии,  в Японии.  Более подробные сведения об этих казачьих объединениях содержаться на сайтах  Интернет, которые сегодня легко найти просто по названию (например, «Японское казачество»). Все эти казачьи объединения бережно хранят свою самобытную культуру, свой язык, свои казачьи песни и пляски.
    У казаков один ответ на прозвание «казак»: источником всего разнообразия является древнеславянский слог «каз», как в силу своей многозначительности, сохранившаяся только в русском языке, а в других языках имеет только однопрофильное содержание. 
    Казна – в смысле «капитал», (казначей, казначейский билет, казённый, заказ), но казной у казаков назывался также и сундук с деньгами, который возился войсковым казачеством;               
   Казус (в переводе с латинского – случай) – указ, приказ, приказ-чик;
   Казино (от латинского Kasa – дом) – казарма, каземат; 
   Сказ – сказка, сказание, показуха, наказ;
   Казбек, Казань, Казимир – имена собственные, заимствованные от казачьего слога «каз». 
    Интересно, что слово «казак» и наоборот читается точно также «казак» и это знаменательно. Существует такая сказка о походе казаков в казино за казной через указы и казусы... Казаки вообще испокон веков могли ходить куда хотели и делали, то, что им надо: выправляли Кривду. Предсказать походы казаков никто никогда не мог, особенно противник.
    Пришло время возрождения в России, Живой Ведической Общины Дона. Пора остановить разграбление России, особенно усилившейся в последние  десятилетия. Несмотря на тотальный грабёж, Россия по своим богатствам превосходит США, Германию, Японию, Арабские эмираты вместе взятые, но при этом по качеству и продолжительности жизни Россия занимает одно из последних мест в мире. Причина такого парадокса становится ясной, если сравнить Россию и Японию. Япония – это маленькое островное государство со скудными природными ресурсами, но уровень жизни в Японии несравнимо выше, чем в России.
    В чём же суть «Японского чуда»? Только не надо говорить, что японцы более трудолюбивы, чем русские. Это сказочки для малышей из детского сада. Дело всё в том, что в Японии  испокон веков и до наших дней исповедуют национальную языческую веру Синто (Путь Богов), там процветает вера в Духа Ками. Существует Ками всего Японского народа, Ками каждой общины, каждой семьи и каждого японского жителя. Духом Ками они познают свой духовный мир, свой образ жизни и образ государственности. Если цель жизни человека совпадает с целью духа, то существует лад, гармония и торжествует Правда. Нетрудно себе представить: что стало бы с Японией, если их заставить жить по законам, навязанным Америкой, насильственно обратить их в христианство. Можно не сомневаться, что в самый короткий срок с Японией случилось бы тоже, что и с Россией. Она стала бы недовольной (недостаток Воли), лишилась бы своей сила, свободы духа, начала бы спиваться и вымирать...
    Мудрецы каждого народа хранили, развивали и передавали духовные знания своему народу. Веды древних Ариев и Древнерусские Веды давали своему народу целостное восприятие духовного и материального сторон мира (живой и мёртвой воды). Наши Веды безжалостно уничтожались, а всё что не удалось уничтожить, тщательно укрывалось от народа. Людям блокировали  образное мышление, одновременно парализовалась и логика мышления. Людей превращали в рабов ложными идеологиями, выработанными жрецами-рабовладельцами древнего Египта при строительстве рабами пирамид, каналов и дамб. Если вооружить людей образным мышлением и логикой мышления (опрыскивая их живой и мёртвой водой), это поможет им быстро исправить свои природные  образ и логику мышления. Человек словно пробуждается после глубокого сна, вызванного воздействием сильного гипноза.
    Русские цари и князья на протяжении многих веков исполняли чужую волю по уничтожению ведической образной науки и впоследствии сами. Образные знания полностью искоренить из сознания народа невозможно, поскольку они содержатся в устном народном творчестве, как генетический код, особенно это сильно проявлено в русских народных сказках и былинах.
    Все религии мира говорят о том, что надо идти прямой дорогой  (Прави, Правды), не ходить вкось и вкривь, вправо и влево. Синто – путь Богов, Дао – путь к Истине, Шариат – наставление на прямой путь, Стезя Правь – правый путь (отсюда корни слов - направление, правда, правоверный и т.д.) В России Дух – Род, в Японии Дух – Ками; в России народное мировоззрение – Веды, в Японии – Синто.    Преобразование России по принципу Ведических Общин Дона должны быть притворены в жизнь мирным путём. Не надо искать ответы на вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?» Сегодня важнее иные вопросы: «Кто прав?» и «Как делать?» Время и события ясно показывают, что правы были наши предки, накопившие огромный опыт ведического образа общинной жизни Дона. Надо безотлагательно создавать на местах общины, используя уже существующий закон Российской Федерации о территориальном самоуправлении.
    Нельзя слепо верить чему-либо, особенно в наше время, когда ложь на уровне руководителей государства стала не только нормой, но и необходимым условием его криминального существования. Они ясно дали понять русскому народу: если вас убивают, то вы не имеете права не только сопротивляться, но и негодовать. Людям нужно чётко разобраться, что с ними происходит. Только знание вручает достойное оружие в священной борьбе. Не следует уподобляться ослу, который попытался расшибить своим лбом тесовые ворота. И вот вам притча об этом.
    «Были ослы вольными когда-нибудь? История умалчивает об этом. Сами же ослы про это и думать не желают, а другим что больше самих ослов надо? Слава Богу, если ослы помнят о своём роде-племени с момента своего рождения, так сказать: помнят о личной ослиной истории. Но истинно мудрыми считаются ослы, не помнящие своего родства. - А зачем? – спрашивается, - поесть, попить хозяин и так даёт, работу свою они любят, с удовольствием таскают вязанки дров из леса на своём хребте, так какого рожна, спрашивается, ещё надо?..  Жил один осёл так же, как все другие ослы живут. Так и прожил бы он свою жизнь счастливо и горя не ведал бы. Да вот на беду приснился ему однажды сон. Вообще-то это был даже не сон, а какое-то смутное видение, из которого понял он, что другая жизнь на земле возможна – более светлая. Очнулся осёл встревоженный. Долго искал он чего-то по серым стенам и  по углам, но ничего не нашёл утешительного для ума и сердца. Начал он вспоминать: что это за сон такой ему причудился? Но ничего путного не мог вспомнить. Какая-то голубая даль и больше ничего: ни очертания, ни образа... Попытался он выведать у своей ослицы: что же это такое могло ему примерещиться? Но подруга его только ушами похлопала на всю эту премудрость и даже осерчала, что он ей спать мешает: «Дожил до плешин, а всё в облаках летаешь, - сердито молвила ослица, - всё молодишься и щеголяешь, всё философствуешь – смех, да и только! Погляди на себя, вон уж вся шерсть облезла». Под конец она обозвала своего мужа умником...
     Время шло. Осёл уж было начал забывать о своём сне. Он только чувствовал, что в его существование вторглось что-то необычайное, какая-то неведомая тревога и тоска, но впечатление от необыкновенного видения притупилось...
     И вот однажды, он пробудился ото сна, вскочил, выпрямился, вытянул шею, поднял голову, «наострил» уши и вздрогнул всем своим телом. Затем, из его груди вырвался воинствующий клич: «И-а-а-а!..»
     Вскочила ослица, забрехали собаки, проснулся хозяин: все всполошились!.. Перед внутренним взором осла ясно промелькнула древняя воля. Душа его было озарена таким блеском радости, что, не колеблясь, он разбежался и ударил своей головой в ненавистные хозяйские ворота, так что они распахнулись, к всеобщей радости всех четвероногих обитателей хозяйского двора. Но в глазах осла помутился весь белый свет, и он упал замертво...
     -Что это с ним такое стряслось? – спрашивали ослицу соседи-ослы, - такой он у тебя смирный был и вдруг на тебе: ворота своим лбом протаранил!..
     - Да приснился ему, сердешному какой-то сон, - объяснила ослица, - будто он очутился на воле, так вот он и восстал...
     - А что это за штуковина такая – воля?! - полюбопытствовали ослы.
     - Да так, какая-то муть голубая, - пояснила ослица».      
    Казачество – это наиболее мужественная и жертвенная часть русского народа, сдерживающее мировое зло. Назрела острая необходимость воссоздания на всей территории исторической России явочным порядком очагов подлинно русской жизни. Не случайно Л.Н. Толстой писал «Вся история России сделана казаками... Народ казаками хочет быть». Казаки, умеющие беспримерно побеждать, никогда не брали дань и никому её не платили, ибо, как никто, могла отстоять свою волюшку. Казачество призвано служить не аппарату насилия, а непосредственно народу. В казачестве обострено чувство братства, свободы, воинской доблести, чести и справедливости. Его без преувеличения можно  назвать живой Великой русской стеной. Степная росса стала неприступной крепостью Руси. В стародавние времена старейшина князь на Вече спрашивал: «Кто охоч, идти за Род в порубежную сторону?» И отвечали мужи-юноши: «Аз!» Вот эти герои крепко держали на замке пограничные засеки, сечи своего Отечества. Русь Великая – это общий союз Белорусов, Малорусов, Великорусов во главе с казачеством. Казачество не  имело таких понятий, как «раб-господин» или «бедняк-богач». Такое ядро имеет нестяжательный характер и другим не позволит стяжать чужое. Казаки сквозь тьму веков пронесли веру в торжество Правды не на небе, где она и без того есть, но на Земле. В этом главное отличие народного Православия.
     Настоящая казачья душа ищет Живого Бога, общается с ним напрямую без посредников, стремясь достичь Благодати на Земле, и признаёт светскую власть только, как глас народа (Вече, Круг). Вечевая власть общинного казачьего круга способна воскресить и обновить Русь. Казаки всегда стремились обновить мир Правды, и, как рыцари радостного образа шли в бой за Правду, как на Великий Праздник Души, осознавая величие своего дела. Так было с покорением Великого Сибирского царства, Царства Севера и Востока. Истинно селён не тот, кому нечего терять, а тот, чьи сокровища не от мира сего. Страх потерять Правду, Истину Древней Веры – вот настоящая ценность, достойная рыцарского подвига. Крестьяне в своей среде называли казаками тех, кто выделялся, как исправный работник, лучший воин, честного свидетеля в судах, свободолюбивого человека. Казачий круг, Живая Ведическая Община Дона – это мечта подлинного русского народа. Народное Православие – это движение Светила, где Свет Солнца – это и есть  Свет Истины. Казаки искусство связывают с движением Солнца. Атаман избирался на год зимой, в день солнцестояния. По казачьим понятиям, человек свободен, когда он растёт с ростом всего мира и ощущает приток энергии извне. Казачество впитало в себя таинственный русский дух. Цель казачества – передать будущим поколения знание о казачестве и славу наших предков. Для казачества прошлое, настоящее и будущее существует в неразрывной связи. Культ Матери Земли прослеживается в курганах с III-II тысячелетия до нашей эры. Этот же культ прослеживается в древних казачьих песнях, балладах и былинах. В период народного Православия Мать Сыра Земля связывалась с Покровом Пресвятой Богородицы, в Советский период это воплотилось в образе Родины-Матери.
               
    ПОКЛОН РОДИМОЙ СТОРОНКЕ

Выхожу на просторы России,
Расплескал первоцвет тёплый май,
Колокольчик мой синий-пресиний
Прозвенел: обо мне вспоминай!..

И, как в детстве я рад первым грозам, -
Как ты, жизнь, хороша, хороша!..
Распахнул своё сердце берёзам:
Пой, звени, колокольчик-душа!..

Ах, Россия, тебя нет красивей!
Наряжайся цветами полей,
Я тебя, голубая Россия,
Назову незабудкой моей!..
    После долгий странствий по просторам Сибири и Дальнего Востока возвратился Николай Зажигаев на Тульскую сторонку, чтобы отдать последний поклон уже нежилой землянке, навестить могилу своего отца и посетить Ясную поляну.
    Было раннее утро, погода обещала установиться надолго. Утренняя зорька не полыхала пожаром, но разливалась нежным румянцем. Солнце медленно поднималось над горизонтом, и не было таким раскалённым, как в засушливое время, но светло-золотистое, лучезарное всплывало из-за узкой полоски серебристой тучки. Оно словно с осторожностью проглядывало сквозь лёгкий утренний туман. Отдельные играющие лучики Солнца вылетали на миг золотистыми тонкими нитями и словно расписывали небосвод удивительными разноцветными тонами... Всё выше поднималось Оно, ликуя и играя, то словно вращаясь всё быстрей, то, рассыпаясь искрами и яркими лучами. Вот так бы всё стоять и любоваться красотами удивительной энергии Природы и ни о чём не думать, просто наслаждаться  необыкновенным зрелищем чуда рождения нового дня...
    Вот и знакомая тропинка под гору к колодцу и к родному очагу. И невольно подступают непрошенные слёзы, вызванные воспоминаниями, где начиналось и прошло всё его детство.
Топтыковские милые землянки,
Где я в войну родился и возрос,
Где в чижика играл я на полянке,
И трогал прядь девичьих мягких кос.


Я снова здесь – привет, моя подруга!
Землянка театральная моя!
Вот вырвался из суетного круга,
Здесь так отрадно слушать соловья!..

Немало лет, как мы с тобой знакомы,
Тут был мечтою благостной согрет.
Служила ты театром мне и кровом,
Привет тебе, страдалица, привет...

Успех и славу я другим оставлю,
А жизнь свою спрессую на ответ:
Землянка, я тебя благословляю
И на тебя обиды в сердце нет.   
        Чем ближе приближался Николай к своей землянке, тем больнее щемило сердце, и он только всё шептал и восклицал, как заклятие: «Боже мой, Боже мой!  Какое вопиющее убожество! Как можно было здесь жить семье в шесть человек – зимой зимовать, весной и осенью грязь месить, а летом от комаров, муравьёв и мух спасаться? Выше роста человека стояли, словно в дремучем лесу репейники с лопухами, крапива с полынью и лебеда с осокой. С трудом ему удалось найти вход в землянку, да уж лучше было бы его вовсе не отыскать...
    Так вот, значит, как дело-то наше вышло: расказачили Дон, согнали людей в такие вот ямы, и живи, как хочешь и как знаешь. Ни тебе жилища, ни документов, ни тебе работы достойной, ни тебе куска хлеба. Если выжил, скажи спасибо большевикам, что они тебя вообще живьем в могилу не закопали... А пришла пора на службу – иди - служи!.. Настало время воевать – иди на фронт воюй, а воевать не можешь - иди рой траншеи!.. А хочешь не околеть с голоду, работать за кусок хлеба, как проклятый от гудка до гудка: бери тачку, кирку и лопату, иди строить завод и смотри не опаздывай на смену – вышлем на крайний Север и выбросим под ель волкам не съеденье. Через Топтыковские замлянки проходила линия фронта. Сколько здешних жителей было убито, получили увечья и контузии, так никто их и не считал...
    Теперь вот провозгласили о реабилитации казаков и их потомства пострадавшего от геноцида, по восстановлению прав казачества. Но, господа правопреемники большевистского режима, пострадав-шим казакам и их потомству недостаточна эта мера. Казаки вправе требовать от вас соответствующих более действенных практических мер: создание собственного казачьего комитета содействия пострадавшим казакам от геноцида, создание закона о восстановлении всех казачьих прав, а также вашего покаяния перед казачеством, как правопреемников СССР. Казачество вправе требовать выплаты в полном объёме компенсаций за геноцид казачества: возместить ущерб казачеству (в том числе и моральный ущерб) с компенсацией всем потомкам репрессированных казаков...    
    С большим трудом Николаю Зажигаеву удалось отыскать землянку,  в которой всё ещё обитал дед Морозенко. Зрелище, которое предстало перед взором Николая невозможно выразить никакими словами. Ему хотелось воскликнуть: «Стыдитесь господа! Что же вы делаете!.. До какой же степени вы бесчеловеч-ны!..
    О том, как был обрадован дед Морозенко своему гостю, я не берусь высказаться. У старика катились слёзы, у него временами тряслись руки и голова. Заговорил он не сразу и сильно заикался.
    - Парамон Тимофеевич, - первым заговорил Николай Зажигаев, - вы узнаёте меня?..
    - Как же мне не узнать тебя, голубчик Микола, ты ведь вылитый весь в отца своего Александра Фёдоровича... царство ему небесное, исключительной души был он человек. Настоящий был он человек, истинный донской казак...
    - Хочу забрать вас отсюда, Парамон Тимофеевич, если вы согла-ситесь... Вам местные власти обязаны немедленно предоставить жильё в посёлке Криволучье...
    - Да куда мне отсюда двигаться, Микола?.. Нет уж, родимый, тут я и доживу свои последние дни... Мне немного уж осталось жить на этом свете. Да и то, сказать по правде, задержался я слишком долго в этом мире... пора мне уж на покой... пора... А в городе мне жить и даром не хочется...
    - Но ведь там для вас все условия и вода горячая, и газ, и свет...
    - На счет жизни в городе я могу рассказать тебе, Никола, такую притчу, а ты уж сам разумей, где нам на Руси жить хорошо: в городе или в деревне. Вот ты послушай.
    «Была у одного хозяина собака. Много лет служила она ему верой-правдой. Когда состарилась, хотел её хозяин убить, но увидел, что из глаз у неё потекли слёзы, сжалился над ней, не стал убивать, но прогнал со двора и запер калитку.
     Стояла поздняя осень: листья с деревьев осыпались, лужи подёрнулись льдом, по небу плыли тяжёлые тучи.
     Сжалось собачье сердце. Все чужие ворота заперты, в подворотню не подлезешь, а у своих ворот ждать больше нечего. Хозяин так и сказал: «Иди прочь от моего двора без оглядки и чтобы глаза мои никогда тебя больше не видели». Остаётся одно – идти в город, там можно отыскать хороший, тёплый подвал. В городе и пищевых отходов много... Там я уж как-нибудь доживу свой век...
     По дороге в город она останавливалась, садилась отдохнуть на землю и скулила, жалуясь сама себе на безутешную собачью долю... И вот, наконец, показался вдалеке город и ей навстречу из города шёл чей-то собачий сын.
     -Куда тебя нелёгкая несёт? – проскулила собака, - что тебе не живётся в городе?
     - Неужели ты ничего не слышала? – проскулил собачий сын, - теперь в городе на нас собак открылась настоящая охота: из наших шкур люди делают для себя шапки, рукавицы и сапоги, а мясо наше на шашлыки пускают...
     Долго стояли они прижимались друг к другу, чтобы согреться, а когда из-за туч появилась луна, побрели они – каждый своей дорогой, глотая крупные собачьи слёзы. Но всё же будто легче стало, словно каждый поделил своё горе пополам...»      
    - Но всё-таки есть же у нас правосудие, хоть какое-то, пусть невзрачное, но есть же? Разве совсем нет никакого?..
    - А на счёт правосудия так скажу тебе, Никола, только ты уж на меня не обижайся Христа ради: нам, ослам и правосудие ослиное. 
И вот тебе две басни – о судье и о правосудии.               
     «Был на свете один осёл. Именно, не жил, а просто был. Много дум осёл передумал, пока решился поведать своей ослице о сомнениях: «Я честно служу хозяину, а он мучит меня работой и морит голодом. Вот и надумал я войти в дом хозяина, сесть в его кресло вместо судьи и буду его судить. Пусть он мне ответит за все мои страдания...»
     Ослица покачала головой и сказала: «Выдумка твоя может вылиться тебе соком». Спорить ослица не стала, зная его упрямый характер, однако спросила: «По какому закону ты станешь судить своего хозяина? Ведь ослам закон не писан...»
     - Законом будет моя совесть, - ответил осёл. Как надумал он, так и поступил: уселся в кресло хозяина, а когда хозяин вернулся домой, то очень этому ослиному поступку удивился.
      –Что ты тут расселся? - спросил хозяин у осла. Не успел осёл опомниться, как хозяин вытащил его за уши из кресла и проводил в сарай дубиной...
     - Ну, вот, - сказала ослица, встречая своего осла побитого, униженного и оскорблённого, - я так и знала, что этим дело кончится. И вот тебе мораль: Не может, осёл стать судьёй, поскольку у него не только совесть, но и ум - абсолютно чисты...»
    Дед Морозенко немного помолчал, откашлялся и заговорил снова. Это, Микола, я рассказал тебе старую притчу о судьях и хочу поведать тебе также и о правосудии...
    «Был на свете один осёл. Решил он, что осёл не обязан ишачить, и терпеть от людей несправедливости. Он отправился в город искать правосудия. По дороге в город ему повстречалась собака, которая брела из города в деревню в поисках пропитания.
     - Далеко ли путь держишь? – поинтересовалась собака у осла.
     - Да вот иду в город искать правосудия. Я слышал, что в городе есть много судей...
     - Эх, - ответила собака, - плохи твои дела, брат. В городе я много видел судей, но чтобы там было правосудие, об этом я даже и не слышал...»
    Так вот тебе, Микола, отсюда и мораль: Больше судей – меньше правосудия.
     Николай Зажигаев внимательно выслушал деда Морозенко, поблагодарил его за эти его притчи...
     - И всё же, Парамон Тимофеевич, - обратился Николай к старцу, - позвольте мне походатайствовать за вас, чтобы вам предоставили достойное жильё и приглядели бы за вами из общества милосердия?.. Я пришлю за вами машину, и мы увезём вас из этой мерзости запустения...
    - Нет, Микола, дорогой мой человек, ничего мне этого не нужно. Не желаю я от нашей драгоценной власти получать дары. Жить мне осталось совсем немного, и я не хочу, чтобы они мой покой тревожили... За гостинцы спасибо. Передай низкий поклон матушке твоей Дарье Михайловне вдове достойнейшего казака тихого Дона Александра Фёдоровича. Я непрестанно молюсь за упокой его души и за её здравие... Дарья Михайловна частенько навещает меня, приносит мне еду и сменную одежду...
    На прощанье дед Морозенко обнял Николая Зажигаева.
    - Прощай Микола, может быть уже и не доведётся нам с тобою свидеться. На всё воля Божья. Храни тебя Господь. Они расстались.    
    Николай Белоножкин прошёл пешком в Ясную поляну, куда часто по утрам любил с детства бегать босиком. Дорога пролегала мимо погоста деревни Петелино, неподалёку от каменной часовни,  где нашёл свой последний приют его отец Александр Фёдорович. Погост находился на большом возвышении, откуда открывался замечательный вид на поля, холмы и редколесья. Могучие вековые деревьям здесь всегда шелестели листвой, были открыты всем четырём ветрам. Казалось, что и птицы здесь пели негромко, но как-то по-особому сладостно. Николай шел медленно по узенькой тропинке, глядел по сторонам и думы теснили ему грудь. – Так вот он, какой тот мир, - думал он, - тихий и таинственный. Господи, как коротка наша жизнь и в какой суровой борьбе протекает она? Сколько тревог, сколько забот и устремлений, сколько желаний? И сё это исчезает в одночасье... И вот покой, солнечное затишье, лепетанье листьев в ограде этого старого погоста. Только пробегал по листочкам лёгкий ветерок, сверкали солнечные блики и по небу проплывали караваны маленьких облаков. Было много цветов, пело множество птах в кустах, легко и неуклюже порхали бабочки. Вот и могила отца. В этой ограде покоятся его мать Евдокия и брат Леон. Здесь они обрели себе Родину, так и не удалось им переждать лихолетий, чтобы вернуться на свой столь горячо любимый Дон.
    Постоял, помолчал взволнованно и скорбно у могил своих родителей, и подумалось ему: «А ведь никого не минет участь сия. Никого...» Николай огляделся вокруг. Множество могилок было давно брошено и на их месте будут новые захоронения. Вот и кости человеческие лежат, омываются дождями, высушиваются ветром и солнцем, засыпаются снегами... Вот всё, сто остаётся от людей. Всё прах земной: тела,  венки, цветы, кресты, гробы, - всё тлен, всё из глины родится и в глину превращается... Надписи на плитах говорят о любви, об утрате, о покое, о память, о скором свидании здесь в этом таинственном, тихом приюте. Покидая этот последний приют не земле для людей, Николай вышел на дорогу, по которой, просто так, без надобности люди не ходят и не ездят, но только лишь навещая своих родных и близких; а вокруг на полях колосятся хлеба. И подумалось Николаю: «Ну вот, рядом всё и что поддерживает жизнь и что жизнь погребает...
      До Ясной Поляны добирался часа полтора-два, всё ещё не покидала мысль о последнем приюте, о смысле жизни и о своей собственной судьбе... В Ясной Поляне стало скрашиваться впечатление от погоста. Но и здесь, нет да нет, и промелькнёт мысль о вечности и о земной жизни в сравнении. Господи, Боже мой! Вот уж и  лет мне немало, кажется, что бегал здесь только вчера босиком, в заплатанных штанишках. Но ведь совсем же недавно это было. Всё теже липовые аллеи, всё тот же удивительный сад и ульи в саду. И эта барская  усадьба и все эти постройки, как были, так и есть. Вот даже, кажется, что и жеребята резвятся здесь всё те же самые. И этот высохший могучий дуб и скамья в сосновом бору и Калиновый мост через речку Воронку. То есть всё-всё то же самое, только я стал другим. Перешёл через Калиновый мост и пошёл вдоль речушки далеко-далеко до заветного озерка с белыми лилиями. Сколько раз приходил сюда и никого здесь не встречал никогда, ни единой души и решил для себя, что это моё святое место. Сладостно здесь и кажется ближе к небу. Словно живой водой омылся в пруду с белыми лилиями, посидел на своём любимом деревянном мостике, на реке Воронке, и появились здесь как-то сами собой строчки стихотворения «Тропинка в детство»:               
Тропинка милая, ты вьёшься, как живая, -
Навстречу с юностью бежишь, бежишь вперёд…
Ты узнаёшь меня, сторонушка родная?!
Ты узнаёшь меня, зелёный мой «народ»?!

А ты, калинушка, красавица лесная,
Не позабыла ль те завьюженные дни,
Когда синиц и воробьев, проворных стая
Со мной делили гроздья алые свои?!

Споют, бывало, деревенские «куранты»,
А на дворе – ещё ни света, ни зари…

Уже, заплатами сверкая спозаранку,
Спешил послушать, как токуют глухари…

Спешил я в «Ясную поляну» до рассвета –
Смотреть, как льются с лип «червонные дожди»…
Тропинка милая, прими поклон за это
И вновь по детству, тихо-тихо проведи.

                ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

 Журавли из светлой дали
Солнышко на Русь прислали;
Впереди журавль бывалый –
Их небесный проводник.

Ради Севера покинув
Дальней Индии пределы. –
Край таинственный браминов,
Оглашал их трубный крик!..

Позади у них полмира,
И пустыни покорили,
Оставляя тёплый рай,
Славят мой родимый край!..
    Николай Зажигаев ранним утром вышел на прогулку и мысли возникали сами собой, так, что время от времени, их следовало снова и снова направлять в нужное русло...
    «Зима  прошла, - подумалось ему, - и весна взяла все свои права. В Москве всё зацвело и даже странно, что в этом огромном городе, забитом до предела машинами и мигрантами могут ещё цвести цветы и даже кое-где можно услышать щебетание птиц. Что-то меня этим ранним утром поманило на прогулку. В наше убойное время, в нашей убойной стране, где так выхолена преступность и безнаказанность, от прогулок в одиночестве при безлюдье следует решительно отказаться, но если выбирать утро или вечер для прогулки, то всё же предпочтительнее утро. И маршруты прогулок я выбрал для себя давно – парк перед университетом Ломоносова на Воробьёвых Горах. Мне нравится гулять там вдоль фонтанов под их неумолчное журчанье. Их хрустальное журчанье навевает мысли и ласкает слух...
    О чем мои мысли? Бог сотворил людей такими, что не думать они не могут, но очень и очень важно, стать хозяином своих мыслей, задавать им вектор движения; они будут стремиться к отклонению, но их снова и снова следует ставить на разумный путь. О чём мои мысли? Пора, пора им стать зрелыми. Хочу всё же попытаться разобраться в одном – что же я всё-таки есть такое? Уже десятки лет прошли со дня моего рождения, срок немалый по меркам продолжительности человеческой жизни, но стоит лишь окинуть прожитые года, то ясно понимаешь, что будто их и не было вовсе, они просто растаяли, как лёгкий туман с восходом Солнца. Вот мысленно вспомнишь поле или берег реки, где был ребёнком, а через мгновенье оно исчезает, и нет его, как и не было... Да если подумать и само рождение моё, является ли моим началом? Нет. Я был зачат не только до моего рождения, но в каком-то смысле я уже был в моих родителях, и более того, я уже был в моих давних прародителях. Пусть я был в каком-то ином виде, но, несомненно, был с бесконечных времён в глубине веков. Точно так же во мне могут жить мои дети, внуки и правнуки. Разве это не так? А если это так, то, что означает наша смерть, которой мы так страшимся и не хотим верить в неё?.. Пусть меркнут в памяти дни моего далёкого детства, но я знаю, что они были и они повторятся после меня в моих потомках. Наукой точно доказано, что человеческое тело полностью обновляется каждые семь лет, такое же обновление происходит  в каждой частице души уже в других телах моих потомках. В Природе ничто не исчезает, но всё обновляется, переходит из одной формы в другую. Это закон Природы... Память о прожитой жизни венчает саму жизнь.
    Покой воцарился в моей душе. Я знаю, что ещё не раз буду возвращаться к этому вопросу, но на сегодняшний день можно поставить на этом точку... Николай взглянул не небо. Оно просветлело, и звёзды сильно поблекли.         
     Не сладки вольные хлеба, но, если  иметь истинную волю, то никакого сахара не надо.
Как счастлив я – обрёл свободу;
Воистину, она чудесна:
Спешить не надо на работу,
И слушать в сердце звуки песен.

Никто мне больше не прикажет,
И не навяжет чуждых вкусов;
Пусть, стану, есть пустую кашу,
Но буду жить своим искусством.

Когда в окне ночного неба
Звезда взошедшая сияет,
Я знаю, я вполне уверен –
Она привет мне посылает.

 И для меня всего дороже
Сознанье вольного полёта,
И вера в то: молитва тоже
Моя - для неба значит что-то... 
    Никогда никакой религии я не исповедовал, но старался изучать все доступные мне верования. Всякая религия подразумевает церковь – институт душеприказчиков. Для того чтобы вести разговор с силами Мира и жить в согласии с Природой, мне не нужны посредники. Человек имеет право общаться напрямую с Природой, быть с ней на «ты» – это высший путь справедливости. Моя религия Природа, сказки, баллады и былины моего народа, память моих далёких предков. Меня покоряет волшебство ночного леса, звенящая тишина жаркого летнего полудня, торжественное безмолвие заснеженных полей и тоска, сжимающая сердце от осеннего увядания Природы.
   С детства мне живая Природа родная и близкая моему сердцу, она указывала мне истинные пути моих далёких предков. Я отбросил  всякую чушь, придуманную для людей заморскими хитрецами и льстецами, отвергающих древние традиции предков, растоптавших и уничтожавших её. Надо просто благоговейно видеть вечное Небо над головой, Солнце, дарующее свет и тепло, Звёзды, несущие Знания тайн Мирозданья. Понимать, что кормит нас Мать Сыра Земля, поит стихия Воды. Всё это не создаётся и не исчезает, но существует вечно в Пространстве и во Времени. От человека требуется, чтобы он помогал Природе, не брал от неё больше того, что ему необходимо для жизни, не нарушал гармонию мира, жил по совести, иначе человек будет наказан по закону Природы.
    Родовая память народа хранит то, что невозможно уничтожить ни воителям, ни гонителям, ни крестителям. Русский дух – дух вечно юного Народоверия. Традицию не надо доказывать, достаточно взглянуть на небо, там видна наша галактика, вдоль которой летит лебедь (созвездие Лебедя). Это и есть лебединая дорога Ариев. У домов древних Ариев было правое и левое крылья. Дома Ариев могли летать. И в древнерусских боевых полках были правое и левое крыло, а также летучие конные отряды...»
    Так незаметно для себя Николай Зажигаев очутился на Золотой лужайке неподалёку от главного корпуса МГУ. Такое название он сам дал этой лужайке из-за того, что, начиная с весны и до середины лета, она сплошь покрыта желтыми солнечными цветами одуванчиков. Вокруг этой лужайки с одной стороны сплошной живой стеной стоят сосны, с другой - дубы и берёзы, соединяются эти две живые стены раскидистыми многолетними яблонями. В пору цветения яблонь золотая поляна представляет собой настоящее волшебство. Это любимое место студентов, они собираются здесь стайками, и проводят целые дни с утра до позднего вечера: загорают, читают, поют песни, развлекаются...
    Утром здесь всегда тихо и торжественно. Раннее летнее утро прохладное и росистое, в небе ни облачка, только на востоке, откуда выплывает в огненном зареве Солнце, ещё теплятся лёгкие сизые тучки. На листьях яблонь сверкают разноцветные крупные росы. Одуванчики полностью раскрыли свои золотистые цветы, в воздухе разлит густой, здоровый запах трав и цветов, и всё наполнилось неумолчным негромким щебетаньем птиц. Солнце поднималось всё выше и вот уже понемногу начала спадать роса на траве. Только щебет птиц нарушал тишину и великое спокойствие.  Всё это чудесным образом вдруг пробудило в душе Николая нестерпимую жажду такого же спокойствия, такой же звенящей тишины, в нём пробудились мечты казака-путешественника и поэтические грёзы: 
Эх, звякни-ка, что ли звончей бубенцами,
И трогайся в путь поживей, караван!..
В Москве засиделся, не терпится с вами
Пройти по дорогам загадочных стран!..
Прочь, пышные парки, где преданы негам
Меж роз отдыхают поклонники моды,
Мне дайте утёсы, покрытые снегом,
Священны они для любви и свободы!..

Житейские прелести сердцу не сносны.
В зияющих пропастях больше есть чар:
Люблю я утёсы, потоки и сосны,
Смотреть, как закатиться солнечный шар!..

Так звякни же звонче скорей бубенцами
И в путь отправляйся смелей, караван!..
В Москве засиделся, - не терпится с вами
Шагать по дорогам загадочных стран!..
          Николай вдохнул полной грудью утренний свежий воздух, присел на один из низких раскидистых стволов яблони. Одно только беспокоило Николая Зажигаева в данную минуту: в Москве жить ему просто невмоготу, здесь он задыхался, да и жить ему приходится, где придётся, то у друзей, то по общежитиям, то в далёком Подмосковье. А душа и само творчество покоя просят... Сколько ещё сможет выдержать сердце такой жизни? - неизвестно, но ясно одно, рано или поздно, надо что-то делать, прибиваться к какому-то берегу или отправиться в вечные скитания по белому свету...
    Николай оглянулся и увидел, что «Солнечная поляна» стала заполняться студентами: то здесь, то там появлялись они небольшими группами. Студенты шутили, резвились и смеялись. Хорошая это пора – студенческие годы... Одна группа запела студенческую песню «Приходят трамваи»:
Приходят трамваи и уходят трамваи,
А я всё стою и стою.
Стою на углу и тебя ожидаю
Кудрявую радость мою.

И тысячи слов, задушевных и нежных,
Тебя, ожидая, шепчу;
Но только придёшь – улыбнёшься небрежно,
И снова, как прежде молчу.

Порой говорят, что любое молчанье
Дороже, чем тысячи слов,
Но ты не вникаешь в моё ожиданье
Не веришь, что это любовь.

Приходят трамваи – уходят трамваи,
Сегодня я видел во сне.
Стою на углу и тебя ожидаю,
Но ты не приходишь ко мне.      
          Неизвестно отчего, но Николая очень растрогала эта пение студентов. Он захотел,  было встать и уйти, чтобы не портить праздничную атмосферу этого удивительного студенческого сада с ликующей молодёжью... Но тут он обратил внимание, что прямо к нему шёл маленький мальчик лет четырёх - пяти. Мальчик шёл один и непонятно откуда он вдруг появился. Малыш неровно ступал по цветочной поляне. И вот он подошёл к Николаю почти вплотную, молча, нагнулся, сорвал золотистый  цветок одуванчика, споткнулся,  выронил одуванчик их своей крошечной руки. Однако это не остановило его. Он быстро отыскал этот одуванчик в траве, и с какой-то торжественностью, детской непосредственностью молча протянула Николаю этот солнечный цветок...
    Всё произошло так неожиданно и так трогательно, что Николай не нашёл ничего лучшего, как сказать этому ребёнку простое спасибо!.. Но мальчик стоял и смотрел на него широко раскрытыми глазами. Николай взял ребёнка на руки, и крепко прижал его к своей груди. Тут он почувствовал, что кто-то нежно положил ему руку на плечо. Николай оглянулся. Перед ним стояла Ксеньо, как обычно, приветливо улыбаясь, и Николай сразу почувствовал, что его жизнь наполняется новым содержанием и обретает истинный  бесценный смысл...   

ЭПИЛОГ
 
В одну упряжку впрячь, возможно -
Коня и трепетную лань:
Кто платит дань - и как учёный,
И как поэт - заплатит дань…
      Восполнить свой пробел в познании истины никому не возбраняется. Люди считают за счастье побыть на природе в одиночестве, спрятавшись в лесу или на берегу тихой реки от информационной агрессии, где он мог бы сосредоточиться на самом главном в жизни – поиске Истины.
    Николай Зажигаев и Николай Белоножкин встретились на Дону поздней осенью, последние караваны птиц улетали на юг и прохладный ветер рябил гладь тихого Дона. Друзья были тронуты встречей до слёз. 
    - Сколь лет промчалось, дружище, с тех пор как мы расстались с тобой, - произнёс Зажигаев, предлагая закурить Белоножкину.   
    - Вот уж снова вольный батюшка наш Тихий Дон, да мы уже стали не те, - вздохнув Белоножкин, с жадностью вдыхая табачный дым.
    - Знаешь, брат, я не намерен опускать руки. Вот уж и вольный наш край родимый, а сколько предстоит здесь ещё борьбы.
    - Но уже не нам теперь предстоит бороться… Силы уже не те…
    - А голова-то нам на что? – продолжал свою линию Николай Зажигаев. Теперь пора, брат, нам с тобой взяться за перо. Слово наше должно разить врагов не хуже казачьей шашки! А нам с тобой есть о чём сказать Донскому братству, прямым потомкам древних Ариев. Все ли донцы знают теперь, в чём главный корень зла? Не  ветряные мельницы надо разить копьём. Хватит уж с нас обманки… Пора, брат, прозреть. Самое время нынче выдернуть корень зла, он обнажился и шибко смердит… 
    - Да это так, - согласился Белоножкин, - с чего бы ты начал?
    - Я считаю возможным сказать нам совместно: откуда есть  пошли казаки, и куда нам казакам-арийцам плыть дальше…
    - Если можно, покажи наброски будущего полотна крупным, смелым мазком, мне помниться, что ты мастерски умел это делать…
    Зажигаев взял сухую ветку и провёл ею большую окружность на песке.  «Смотри сюда, - сказал он, - видишь: вот на этой огромной площади они, а вот этот крохотный кружок в центре большого круга – это мы. Понимаешь?»
    - Да, это более чем просто для понимания, а что дальше?
    - Ну вот. Мы – это ось в колесе, вокруг которого вся эта махина царей и рабов вращается… Им некогда, они всё торопятся и те, кто дальше от нас суетятся с большей скоростью. Вожди произносят речи, которые не претворяются в жизнь. И вот договорились до того, - какова будет жизнь после России, считая, что с Россией всё ясно. При таком правлении крах её неизбежен. Государственные деньги заканчиваются, и воровать будет больше нечего и начнётся грызня вожаков волчьих стай между собою. А это. Сейчас ещё точно нельзя определить: медведь в берлоге больше жив, чем мёртв или напротив – он больше мёртв, чем жив? – трудно сказать, но признаков дыхания всё меньше, почти кома. Вот уже и престолонаследники обозначились: по германской и британской ветвями царской родословной. И это при ещё действующем президенте Медведеве и премьере Путине. Тут, как в народе говориться: всё путём, полный - вперёд! Народ России безмолвствует.
    - Почему так происходит? – как ты считаешь.
    - Всё происходящее в современном мире можно объяснить только с позиции арийской цивилизации. Следует сразу сказать, что в соответствии с арийской концепцией, этот мир является своеобразной тюрьмой или исправительно-трудовой колонией. Как в любой тюрьме, здесь также существуют законы, соблюдая которые, можно возвратиться к нормальной жизни, но имеются и такие поступки, за которые пребывание в неволе продляется.     Арийское общество всегда существовало параллельно с другими цивилизациями, существует оно и теперь, соблюдая правильное отношение к миру. Принцип современного мира: жить за счёт другого, причём это соблюдается и на физическом, и на эмоциональном уровне. Это принцип грубого сознания: нежелание одних считаться с другими. Но в природе неукоснительно действует закон «действия и противодействия», согласно которому, с какой силой человек действует на живую природу, с такой силой и природа воздействует на человека (ответная реакция). Арийцы хорошо знали этот принцип  и соблюдали меру во всём. В «Махабхарате», священном писании Ариев сказано, что ценность жизни общества в успешном продвижении к Единому Господу, посредством соблюдения религиозным принципов и если это не соблюдается в обществе, то всё остальное не имеет здравого смысла; оно всё больше  погружает людей в нравственную деградацию…
    - Хорошо бы хоть в малой степени почувствовать скрытые механизмы этих религиозных принципов, как бы - потрогать их, хотя бы на уровне мысли, - скажи, брат, как ты их понимаешь?
    - Я затрудняюсь упростить дело до такого значения, чтобы можно было потрогать его скрытые пружины, шестерёнки и винтики, - немного подумав, ответил Николай Зажигаев, -  но следует иметь в виду, что часовых дел мастер не появляется, когда часы ещё не испорчены, в нём нет нужды, мастер появляется. Когда часы полностью выходят из строя и начинает ремонтировать часовой механизм.
   Не понимая того, что в природе всё совершенным образом устроено для поддержания нашего существования, мы, как неразумные дети природы надеемся использовать природные ресурсы, хищнически эксплуатируя их для создания так называемой «полной жизни». В Мировой Драме каждый человек играет свою роль на мировой сцене, освещённой Солнцем и Луной, украшенной бесчисленными звёздами и созвездиями. Перехитрить законы природы не удавалось ещё никому на нашей грешной земле и Ноев ковчег, это душа человека, исполненная любви, сострадания, высокой духовной нравственности, благословлённая самим Всевышним Господом. Когда для большинства участников мировой драмы видимый мир оборачивается адом, в это время для одухотворённых душ очищение и спасение происходит в самом процессе созидания рая в душе, в котором и происходит преображение человека.
    Хороший актёр на сцене всегда имеет успех, какая бы не была у него роль. И даже в этом безумном мире, где кипят нечеловеческие страсти, люди со светлой душой и чистой совестью сверкают подобно алмазам.
    Сегодня многие политики в условиях глобального кризиса предлагают свои проекты по спасению человечества. Но здравый смысл подсказывает, что многие радетели за счастье рода человеческого сильно преувеличивают свои способности и возможности. Более того, ясно, как Божий день, что преследуют они совсем иные, сатанинские цели всеобщего истребления человечества. А между тем, уже явно различимы знаки небес…
    - Какие это знаки, когда они стали различимы? Скажи об этом, если можно короче и доходчивей…   
    - Нарушение арийских принципов и традиций было замечено уже давно и в священном эпосе «Махабхарата» уже были замечены благочестивым царём Ариев Юдхиштхирой пугающие знаки, предвещающие недобрые времена: начала нарушаться регулярность смены времён года. Люди стали алчными, злыми и лживыми; они начали зарабатывать себе на жизнь нечестными способами. Далее в «Махабхарате» сказано, что обман стал омрачать все обычные взаимоотношения и дела, даже между друзьями. В семьях отец, мать, дети, доброжелатели и братья тоже перестали понимать друг друга. Даже между мужем и женой отношения стали напряжёнными и участились ссоры.
    Одновременно в «Махабхарате» так описана встреча последнего благочестивого царя Парикшита в начале падения благостной эпохи. «Царь Парикшит встретил царя Кали, олицетворяющего этот новый порочный век. Кали был облачён в царские одежды, но проявлял при этом самые гнусные качества, которые в дальнейшем проявятся во всех последующих лжецарях, ещё более деградированных.  Лжецарь Кали избивал палкой корову Бхуми, олицетворяющую землю и быка Дхарму, олицетворяющего веру, (религию). Этот негодяй бил их дубиной изо всех сил, как будто у них нет хозяина. Бык был белый, как лотос, а последний из негодяев Кали, избивавший его, вселял в него такой ужас, и бык был так напуган, что стоял на одной ноге, дрожал и испускал мочу. Корову Бхуми сделали несчастной, лишили её телёнка. Кали бил её по ногам. В глазах её стояли слёзы. Она была измучена, слаба и очень хотела поесть хоть немного травы в поле. Царь Парикшит схватил лжецаря Кали за шиворот и обратился к нему громовым голосом: «Ты кто такой? Отвечай, негодяй, - как ты осмеливаешься убивать беспомощных животных в этом укромном месте. Ты облачился в царские одежды и внушил себе, что тебе всё позволено?   
    Кали понял, что царь Парикшит может убить его, он немедленно сбросил царские одежды и стал молить его о пощаде и раскаиваться в содеянном. Махараджа Парикшит был милостив к раскаивающимся преступникам. Он даровал Кали жизнь, но изгнал его из своего царства и позволил ему жить там, где играют в азартные игры, и царствует злато, пьют опьяняющие напитки, занимаются проституцией и убивают и поедают животных».
    - Как всё-таки понять: кого можно считать настоящими Арийцами в наше время, если они ещё уцелели? - объясни мне, пожалуйста, а, кроме того, скажи ещё и об их веровании…         
    Только в Индии арийцы сохранили Знания Вед и чистом виде. Есть все основания утверждать, что древнеарийские Веды принадлежат ни индусам, ни какой другой нации.  Веды были основой образа жизни казаков-арийцев и записаны самими арийцами (не индусами). Веды принадлежат арийцам. Кто следует арийским ценностям; тот и есть истинный ариец. Так утверждают сами Веды. В некотором смысле, арийский ведизм является не столько религией, сколько образом жизни и целостным поведением, в котором может быть и своя специфическая духовная практика. Арийский ведизм – это более наука, нежели религия, и не укладывается в привычные стереотипы, выработанные иудео-христианскими системами; в нём нет церковной или какой-либо иной централизованной организации ни во всеиндийском, ни в местном масштабе. Брахманы, выполняющие свои религиозные обязанности, если не берут на себя каких-либо особых подвижнических обетов,  живут обычной жизнью: ведут хозяйство, имеют семью. В индуизме даже отдалённо нет и в помине церковной иерархии. Храмы существуют автономно, общины верующих действуют самостоятельно, в полной мере независимо от государства. Никогда не созывались всеиндийские соборы, на которых вырабатывались бы общие установки, правила поведения. Главным в индуизме было и есть соблюдение древнеарийских традиций, древнейших, исконных авторитетных священных текстов. Считается, что индуистом-арийцем нельзя стать, им можно только родиться.
    Представителям Западной цивилизации арийский ведизм остаётся чуждым для понимания. Знакомство с ним лучше всего начинать с истоков, с арийской цивилизацией. Приблизительно с середины второго тысячелетия до новой эры через горные перевалы на северо-западе Индостана вторглись воинственные племена казаков Ариев с низовий Волги и Дона. Миграция Ариев в Индию и продвижение их вглубь Индостана сопровождалось взаимодействием культур в разных сферах жизни, особенно в сфере религии. С ариями в Индию вошёл иной мир религиозных верований, идей и мифических персонажей. Ариям принадлежат самые ранние памятники древнеиндийской словесности. Совместно с ранними протоиндийскими текстами (в виде кратких надписей на печатях, сосудах и иных археологических объектах) эти памятники принято объединять под общим названием ведийской литературы или ведийского канона.
    Памятники ведийского канона классифицируются как шрути (санскрит, букв. услышанное) и смрити (букв. запомненное). Вся совокупность священных текстов (шрути)  противопоставляется дополнительным текстам (смрити). Традицию шрути открывают четыре Веды: «Ригведа», «Самаведа», «Яджурведа», «Атхарведа» и представляют собой сборники (самхиты) гимнов, ритуальных песнопений, магических текстов. Три первые Веды относятся к «Священному знанию», в котором заключена вся совокупность знаний древних Ариев об окружающем мире. В Веде-самхите содержатся комментарии учёных древних Ариев, в которых объясняется суть и происхождение ведийских знаний, их толкование. Пояснения к ритуалам завершились Упанишадами.
    Вторая традиция, (смрити) отличается от шрути семантикой и хронологически, она посвящена торжественным публичным церемониям и повседневным домашним обрядам, Впоследствии они развились в самостоятельные отрасли наук (шастры), науки о языке в которой стимулировались задачи бережного хранения священных текстов в устной жреческой традиции. К смрити относятся также эпос и пураны.
    На религиозно-мифологическом материале древних Вед Ариев создался прочный фундамент грандиозного здания арийского ведизма. В ведийских текстах уделено повышенное внимание к космогонии; человек традиционного архаического арийского общества видел и ощущал себя в неразрывной связи с космосом, с космическими ритмами и уделял меньше внимания истории.
    Таким образом, культура Индии формировалась вокруг арийского ведизма, который продолжал древнее мировоззрение Вед.  Мифология и поныне проникает во все области традиционной культуры и все формы познания мира. Многие древние мифологические модели и символы сохраняют своё значение и в современной Индии. Упанишады демонстрируют богатый комплекс философских идей, которые были плодом творчества многих мудрецов на протяжении нескольких эпох.
    Эпический период развития индуизма (V в. до н. э. – V в. н. э.)  совпадает с периодом окончательного освоения ариями севера Индии. Индоарийская культура распространилась на значительной территории северной части Индостана и вступила в контакт с местными культурами. Среди древнеарийских эпосов, распространённых среди индусов получили пураны, эпические произведения «Махабхарата» и «Рамаяна» и некоторые дхарма шастры «Законы Ману» - сборник законов о праведном поведении. Рассматривались четыре стадии жизни человека: ученика, домохозяина, отшельника и аскета. С ними соотносились четыре цели жизни или принципов: дхарма (нравственный долг), артха (деятельность, направленная мА достижение материального благополучия), камой (любовью, наслаждением), мокшей (духовным освобождением от всех привязанностей жизни).  Переход от одного периода жизни к другому, отмечался особыми обрядами, из которых важнейшим был обряд посвящения – упанаяна (вступление в активную фазу жизни). Предлагалась особая программа поведения, установка деятельности и предпочтительный круг чтения: для ученика – Веды, для домохозяина – брахманы, для отшельника – араньяки, для аскета – упанишады.
       В пуранах и в эпосах описаны разные стороны жизни и запечатлены традиционные представления о возникновении и развитии мира – от древних мифов до фактов реальной истории. Описаны деяния богов, установления культовой практики, перечислены храмы и места паломничества, астрономические, географические и другие знания. Эпические произведения «Махабхарата» и «Рамаяна» способствовали оформлению национальной культурной традиции. В них сохранилась неизменной ведическая арийская космогонии. Включены мифологические фрагменты, философские и этические понятия. Веды по-прежнему сохраняли статус авторитетных текстов, но были достоянием лишь для узкого круга образованного жречества. В отличие от Вед, эпические произведения могли быть достоянием для широкого круга населения Индии. Несмотря на удары, нанесённые индуизму мусульманским нашествием и соперничеством с ним буддизма, он выстоял, одержав над ними внушительную победу, проявляя свои характерные черты – необычайную гибкость, открытость и терпимость.   Ислам остался в Индии, претерпев значительную трансформацию, а буддизм практически полностью вытеснен за пределы Индии. 
     Современный период в развития арийского ведизма правомерно считать с XVIII –XIX вв., когда началось его возрождение в деятельности реформаторских и просветительских организаций, прежде всего «Арья самадж». Основной причиной этого развития индуизма явилось реакция на европейскую колонизацию, было вызвано к жизни столкновением традиционной индийской культуры с западноевропейской цивилизацией. Корни древнеарийского ведического мировоззрения остаются живыми и крепкими; происходит успешно адаптация к новым условиям современной жизни. Возводятся новые храмы, звучат идеи духовной общности религий, высказанные духовными лидерами, в том числе Махатмой Ганди и другими.
    - Что практически может дать арийская ведическая традиция в наше время? В какой степени возможно использование древнего ведического опыта в наши дни? – интересно было бы узнать.             
    - Ведическая традиция давала очень многое, как отдельной семье, так и обществу в целом. Следует сказать, что по закону цикличности в природе, только в недрах глубоко старого процесса, появляется зародыш обновления. Этот закон энтропии (старения) хорошо был известен арийцам. Преждевременные усилия по обновлению устаревающего явления были ими неприемлемы в арийском обществе. Существовал запрет - срывать незрелый плод. Это касается и обновления Ведических традиций. Теперь мы воочию видим, что деградация общества достигла своей пикой фазы, люди, как никогда озабочены поисками выхода. Появилась острая нужда в мастере, знающем, как надо восстановить традицию в её лучшем арийском первозданном виде. Как уже говорилось: знающий мастер является, когда в нём нуждаются особенно остро.
    Что было особенно ценно в ведической традиции в практических вопросах семьи, как главной, изначальной ячейки общества? Во-первых, принятие концепции судьбы, которая помогала арийкам сохранять уравновешенность в крайних ситуациях. Она следовала трём принципам: а) должна понимать характер своего мужа - в этом её победа; б) мужчина имеет право на гнев, а женщина нет; в) мужчина не должен развиваться по настоянию женщины.
    Вопросы темперамента мужчины, его характера считались очень важными. Правильное обращение жены с характером мужа зависело от её воспитания и природной интуиции. Жена брахмана (священника) учитывала особенность мужа в склонности к уединению, и она старалась создавать ему для этого соответствующие условия, которые максимально исключали бы источники беспокойства для мужа. Она должна быть всегда рядом, чтобы вдохновить его или оказать какую-либо поддержку. В то время как в семье кшатрия (воина), наоборот, жена должна быть готова к тому, что муж не может уделять ей достаточно времени и вполне возможно, что она будет не единственной женщиной в его жизни. Жизнь воина кшатрия полна опасностей и беспокойств, и жена должна считаться с его предпочтениями. Главный принцип арийского ведического общества в том, что женщина должна принять традиции дома своего мужа и не сравнивать с тем опытом, который она прибрела в доме своего отца. К примеру, дочь арийского царя, привыкшая к роскоши, пирам, изысканному обществу, став супругой брахмана, должна не только безропотно разделить с ним уединённую жизнь в нищете, но быть вполне счастлива своей долей. Это очень возвышенное поведение арийской женщины. Аскетизм жизни брахмана высоко ценился в арийском обществе, и женщине арийке в голову не могло прийти, чтобы обвинять своего мужа, что жизнь её сурова. В арийской культуре это было исключено.
     Второй важный фактор в семейной жизни – терпение.  По законам арийского общества женщина должна быть терпеливее дерева, и, ни при каких обстоятельствах, не могла проявлять и малейшего признака гнева. Считалось, что гнев женщины нарушает равновесие в арийском обществе, это общий важный принцип арийцев. Энергия гнева женщины рассматривалось, как крайняя форма невежественности и несёт огромное разрушительное начало в сердце мужчины, который является основным стержнем ячейки общества, отцом семейства, главой семьи. Арийцы утверждали, что с накоплением энергии гнева следует бороться  методом прощения; прощение позволяет энергию гнева трансформировать в доброту (добродетель), а добродетель в арийском обществе ценилась на вес золота. Отсюда главный арийский принцип: не причинять вреда ни себе, ни другим живым существам. Женщина обязана была в совершенстве владеть искусством: никогда не становиться неудовлетворённой из-за недостатков своего мужа. На этом очень возвышенном уровне находились практически все арийские женщины.
    Мудрая женщина, воспитанная в арийском обществе хорошо понимала, что в мужчине от природы заложено желание дать защиту чувствам женщины. Когда же ему не удаётся контролировать чувства женщины в должной мере, он переживает и наполняется гневом. Мудрая женщина никогда не упрекнёт мужа в этом, чтобы не спровоцировать проявление гнева мужчины. Арийская женщина не лукавила мужу, что у него нет недостатков, она, верно, служила ему, не принимая его недостатки во внимание. Она не скрывала, что у мужчины есть проблемы и недостатки, но при этом она всем своим практическим поведением как бы говорила: «Ты мой муж и это главное, твои недостатки не имеют для меня значения». Что давало арийскому обществу такое поведение женщины? Это очень важный принцип арийских женщин. Она не изменяла мужу даже на уровне ума (не сравнивала его с другими мужчинами). Считалось, что победа женщины в её верности и в служение мужчине, даже, если у него проблемы с удовлетворением её чувств. Главное, чем могла арийка гордиться, - это её порядочность. Если арийская женщина выходит из дома без согласия мужа или разворачивает деятельность без его согласия, то муж отпускает её, и всё общество её отвергает. Это было для женщины равносильно смерти.
    Обязанностью мужчины было создавать материальные и духовные ценности, а женщина призвана сохранять их. Мужчина создает блага тяжким трудом, а женщина сохраняет их посредством служения мужу и детям. Муж обращался с женой очень заботливо, но никогда не становился под её контроль. Мудростью женщины считалось не способность её действовать в жизни самостоятельно, а правильно служить мужу и детям. На взгляд европейца это порабощённое положения женщины в традиционном арийском обществе. Но на самом деле это не так. Служение мужу для арийской женщины доставляет огромное удовольствие; это было для женщины свято - служить ему с удовольствием, а не по принуждению. Это качество взращивалось на основе арийской философии.
   В арийском обществе женщинам и в голову не могло прийти бороться за равноправие с мужчиной. Женщине было обеспечена свобода - быть женщиной, а мужчине – мужчиной. В арийской семье особое значение имело спокойствие женщины, и мужчина стремился не посвящать её в свои неприятности в деловых вопросах. Для достижения счастья и процветания арийского общества строго действовало правило, что женщина должна соблюдать позицию служения мужу и детям, а мужчина был лидером и защитником в семье.
    - Что можно сказать об особенностях арийского общества в вопросах воспитания детей?  Можно ли в наши дни воспользоваться принципами их воспитания?   
    - Во-первых, отец должен быть авторитетом для всей семьи и воспитывать своим примером и словом. Дети должны были самозабвенно любить свою мать, но абсолютный авторитет в семье принадлежал отцу. В соответствии с арийскими канонами, девочек в семьях воспитывала матери, а мальчиков – отцы. Главный принцип в воспитании детей в арийской семье гласит: ребёнке до пятилетнего возраста нужно служить, как царю. Для него в этом возрасте не должно быть много запретов, чтобы не выработать чувство неприязни к миру; и душа ребёнка, ожидающая радости, получало бы его в должной мере, воспитывалось чувство удовлетворения, что ему во многом не отказано. Арийцы широко применяли этот метод, он был оправдан, однако же, использовался этот метод в разумных пределах, чтобы не подрастало избалованное молодое поколение.  Под исполнением желаний детей, прежде всего, означалось, что для ребёнка поддерживался должный ритм жизни: его во время надо накормить, уделять ему внимание в играх, много гулять с ним на свежем воздухе и т.д. Ребёнок постоянно должен чувствовать, что его окружают любящие, добрые, ласковые люди, - эти качества он впитывает с первых дней своей жизни и формируется мягкое, без напряжений состояние сердца и психики, он растёт добрым и великодушным. По мнению Ариев, - это позволяло развивать в детях благоприятные качества. Ребёнок становится избалованным не от любви  к нему матери, а от неправильного поведения отца. Ребёнок не должен любить свою мать, как отца. Отца ребёнок должен более уважать. Мать должна быть любвеобильна к детям, не воздействовать на него своим авторитетом, это воспринимается детьми, как сухость и грубоватость. У женщины в семье должно быть достаточно времени, чтобы для общения с ребёнком. Но со стороны отца на ребёнка  должен действовать принцип авторитетности, - это необходимая функция отца в семье.
    С пятилетнего возраста у ребёнка начинает формироваться понимание его взаимосвязи с миром, и очень важно с этого момента начинать давать ему понимание того, что у него появляются обязанности. Ребёнок должен постепенно начинать понимать, что должен служить тем людям, которые желают ему добра. Это понимание помогает ему развивать правильное отношения со старшими и с ровесниками. От пятилетнего до двенадцатилетнего возраста у ребёнка воспитывается высокий уровень благочестия и добродетели, правильное поведение в обществе. В этом возрасте ребёнок в семье играл роль слуги, но одновременно воспитывалось  чувство собственного достоинства. Начиная с двенадцатилетнего возраста, в отношениях с ребёнком предпочтительнее находиться в дружеских связях, общаться с ним на равных.   
   В арийском обществе была общепризнанна такая аллегория: от того какие «деревья» будут посажены и выращены в арийском саду подрастающего поколения, такими плодами и будут наслаждаться родители в своё время.
       
 




















     СОДЕРЖАНИЕ

Благодарение .............................4
Реквием океана…………………………………………............5
Приобщение к древней земле Ариев…………………..11
Судьба рыцарей Дона………………………………….........21
Уроки сокровенного Знания…………………………......23
Добрый молодец и душа-девица………..........30
Искушение………………………………………………..............38
Китайские яблоки………………………………………..........45
По дорогам Дивного Востока………………………….....51
Чудесное видение………………………………………..........59
Казаки арии…………………………………………….............62
Чары Сибирского царства…………………………….......75
Самозванцы и казачество…………………………….......79
Казачья доля – сеча да воля…………………………....96
От провинций Дели до Бомбея.............108
Сибирские рапсодии......................111
Сибирский сказ..........................124
Птицы Гаруда............................144
Узелки на память........................147
Метаморфозы разлуки.....................153
Казачий путь – путь предков Ариев.......166
Казачий круг............................177
Пути любви неисповедимы.................181
Живая вода..............................185
Поклон родимой сторонке………………………….......190
Жизнь продолжается......................198
Эпилог…………………………………………………...............203


   Сигачёв Александр Александрович

КАЗАЧЬЕ ЦАРСТВО НА КОЛЁСАХ
              Историческая повесть

Редактор А. Садков
Технический редактор А. Божков
Московская Городская организация Союза писателей России (МГО СП РФ)
121069, Москва, ул. Б. Никитская, 50-А/5, стр. 1
e-mail:alsigachev@yandex.ru

ЛИЦЕНЗИЯ ПД № 00608

Формат 60х84 1/16. 10,4 усл. п. л.
Бумага офсетная 80 гр.
Тираж 300 экз., Подписано к печати 16.10.2009 г.
Заказ № 135 Отпечатано в ООО «Медина»
г. Москва, ул. Новослободская, д. 14/19, стр. 5
тел./факс: 787-62-21;  8-903-612-39-27.
Шифр в РГБ 10 09-8/34

Компьютерная вёрстка и художественное оформление - Наталья Сигачёва