она выбирает сестру и брата к своим тридцати восьми,
ходит и спрашивает прохожих: кому ещё надоели закаты и четверги,
кому пятницы до оскомины, до беспамятства надоели,
она садится на край постели,
ты будешь смеяться над ней,
только, боже, не трогай её, только не слишком жми,
просто, что взял, верни,
она смотрит в вечность, так в улицу смотрим мы,
скажет тебе: и вправду умею летать, только вы не смейтесь,
и совсем не страшно над чёрной бездной,
и, действительно, ей не страшно, ей совсем не страшно,
сколько в неё не цельтесь
ангелы, демоны и что там ещё пернатое,
взятое на время у кромешных старух, дареное взаймы,
она даже пробует переводить дожди
с диалекта июльских сумерек на языки осени и зимы,
а по вечерам у неё одно ответственное задание:
следить пролетающих мимо окна драконов,
пересчитывать бесполезную живность по головам,
по вечерам, когда свободна, она расскажет (если спросите),
что вам приснится под утро и даже к кому обратиться вам,
если, скажем, кошмар
или, допустим, наяву захочется утопиться,
даже может заговором от сглаза (если вы ей понравились) поделиться,
она сама не в силах выбрать из трёх: влюбиться, повеситься, застрелиться,
а ночью она будет снова стоять с вами глаза в глаза,
будто вы её бог или кто там ещё из властных и непрощённых,
а ночью вы её оденете в лукавые зеркала, завернёте в случайные зеркала,
вы её теперь не вспомните навсегда,
вы перестанете узнавать её каждой встреченной, отпущенной, неотмщённой,
вы отправитесь за тридевять земель, за тридевять небес,
вы вернётесь религией без цели, верой без спасения поглощённым…
октябрь 2011