І
Со скрипом пушек, привязанных к снулым
Крупам заморенных тощих кобыл
Движется смерть с железным дулом,
Вминая в почву чуть мёрзлый ковыль.
С гулом и шумом, визгом и лязгом
Безликая масса идёт на восток,
Оставляет в спектре только две краски:
Серый свинец и красный поджог.
Не торопясь, как Господа Бога
Жернов, как мелкоклеточный рак,
Пятьдесят тысяч раз терзает дорогу
Каждый прихотливой формы трак.
«Левой! Левой!», — шагает армада,
Едет армада, летит и плывёт.
Вместо курантов бьёт канонада
Вместо гимна — воздушный налёт.
ІІ Вот!
Вот.
Вот, вот, слышите или нет?
Такое тихое-тихое „Ииии”,
Это стабилизаторы бомбы
Рассекают воздух на элемент,
Чтобы не промахнулись мимо земли
Килограммы тротила и психопомпы
Понимая, что всё, наступил аврал,
Прыгают в свои „воронки”,
Оставив несладкий чай, пайку хлеба.
Масса души — где-то двадцать грамм,
Здесь тысячи их. Хрустят позвонки.
Худощавые ангелы вздымаются в небо.
Внизу надрывается, воет ревун,
Словно огромный раненый зверь
Громко приветствует младшего брата.
Тот откликается, и наяву
Умирают внесенные в списки потерь.
Рокот двигателя вместо набата.
Пять тысяч убито. Пять тысяч людей.
Семь тысяч, если считая с утра,
Стерто волей судьбы и пилота.
На небе шумиха. Среди райских ветвей
Комтройка решает вместо Петра
Который дом к ним, какой в ад. Кстати, вот он.
В этот массовый век для отдельной души
Не предназначено даже квартир.
Коммунальная жизнь и умирание.
Осколок в землю вонзился, как шип.
Дорога отныне — совокупность дыр.
Город без дыма — воспоминание.
ІІІ
Земля отменно удобрена кальцием.
В земле очень много человечьих костей.
Мертвые люди в небо пялятся,
Хотя бы некоторые из их частей.
Стопы — отдельно, кисти — отдельно,
Нет ничего целого, не может быть.
Партийный чиновник, истопник в котельной —
В канате разрублена каждая нить.
Полгорода стало братской могилой,
В небе блестит тускло-серый металл.
Да откуда мне знать, как это было?
Я об этом в книгах читал.