Пот вонючий и раздражающий кожу,
Медленно толстыми струями,
Стекал по натруженной роже,
Канаты раскинулись сбруями.
В вечернем порту.
«Туууууу!»
Уходил пароход.
Грузчики «Майна», «Вира», что-то носили на склад,
Вдруг, Петрович рухнул на землю, делая как-то совсем не впопад,
Руками движения, за ними ногами, телом забился в конвульсиях.
И умирающим взглядом впялился в дивный закат.
Все подбежали, сгрудились около старика,
То, что умирает Петрович, знали наверняка,
Сразу же вызвали скорую, только ждать ее час,
А бедолага Петрович умрет не через час, а щаз.
Только Петрович был счастлив, ведь через страх и стон.
Горсточку хлипкой свободы у мира выудил он.
Нет больше запаха рыбы, нету ее кишок,
Плавающих на поверхности, будто бы сгнивший мешок.
Нету заемов денег, нету сварливой жены,
И удара в челюсть ночью со стороны,
Когда возвращался пьяным после получки домой.
И ни какой поэзии в смерти, ты мне о том не пой.