ВО ДНИ НАШИХ ОТКРОВЕНИЙ
КОНСТАНТИН ФАРАФОНОВ
Сбились мы. Что делать нам?
А. С. Пушкин
Эпиграф помещают не спроста
Под сочинением, разделом,
А потому займёмся делом
И пусть удастся простота
Повествования. При этом
оставим право за поэтом
поразмышлять о непростом,
слегка варьируя сюжетом,
о главном – как-нибудь потом.
Поэт – немного социолог,
Философ краешком души,
И потому в ночной тиши
Он опускался и до прозы.
Хвалил мне начатый сюжет
И требовал подать совет,
Как избавляться от занозы
Так глубоко в душе сидящей.
А я просил его не раз
Писать не повесть, ни рассказ,
Но для поэмы настоящей
Оставить замысел подобный
И честь желаньям и хвала,
Но наши замыслы в дела
Бывают не всегда способны
Переходить легко и гладко.
Терял товарищ прежний пыл.
Cо временем совсем остыл
К своей затее. Но украдкой
Вздыхал и мучался бездельем,
Молчаньем маялся. Порой,
Как не рождённый им герой,
Льнул к стопке и страдал похмельем.
Порой надолго исчезая
И появляясь невзначай,
Он говорил мне: « Не серчай,
Ведь я бродил кругами рая».
Когда уже вошла в систему
Непостоянность наших встреч,
Он мне сказал: «Свалилась с плеч
Гора». И выложил поэму.
К Р У Г И Р А Я
О том, что случай в мире правит,
Судьба, фортуна ли, звезда
Не стану спорить никогда.
Ведь исключение из правил
Принять мы можем за основу.
И догадается Эвклид –
Среди кругов и пирамид
Его теория лишь снову
Была верна. Но постоянство
Нам Лобачевский, не моргнул,
Опровергает, изогнув
Вдруг бесконечное пространство.
А случай? С нами он играет?
Игра порою стоит свеч,
Когда необычайность встреч
В замену скуке предлагает.
Когда нелётная погода
Застанет в аэропорту,
И ждать уже не в моготу
(зима – шальное время года),
немудрено тоске предаться,
Журнал, листая в третий раз.
Но случай караулит нас
И в том торопится признаться.
Подсевшая ко мне дублёнка,
Попахивая чуть винцом,
(и хоть не выглядеть юнцом)
произнесла довольно звонко,
- Я не мастак знакомства ладить,
Но коль беда у нас одна,
Не выпить ли вдвоем вина?
Тем более с небесной глади
Светило явится не скоро.
И чтобы вырваться отсуда,
Не нужно дожидаться чуда,
Не нужно нитью разговора
Стянуть резиновое время.
Как говорил покойный дед,
Садясь за праздничный обед:
«Ну, шашку в ножны, ноги в стремя!»
Мне внешность этого мужчины –
Приятна. Что о нём сказать?
Большие светлые глаза,
Весьма обильные седины –
Из под ондатрового меха,
Лицо - лишённое примет,
По моде, щёгольски одет.
А робкая попытка смеха,
Когда для смеха нет причины,
Была особенно важна.
И подсказала мне она,
Что нет наличия личины
Ни на лице, ни в разговоре,
Ни в поведении его.
И в подтверждении того,
Что смысла нет с погодой спорить.
И что согласен на беседу,
Я сумку лёгкую свою
Смахнул проворно под скамью,
Вновь обретённому соседу
Тем самым место предлагая.
О, если б я представить мог,
Как странен будет диалог?
- Давай помчим кругами рая, -
он предложил замысловато,
внеся вопрос в мои глаза,
притихшим голосом сказал,
- Ведь я и сам не знал когда-то,
что разномастные затеи
кругами рая назову.
Я впрочем, простенько живу.
В работе мёрзну, ем – потею,
Жаль, что не до седьмого пота.
Шучу. Мозоли не соврут –
Всегда, кляня мартышкин труд,
Я, не шутя, любил работу.
Да, мы ведь райскими кругами
Собрались с вами понестись,
Так пусть моя «шальная жизнь»
Не путается под ногами.
Он начал стол, со знаньем дела,
Сервировать у наших ног.
Я только тем ему помог,
Что краешек салфетки белой
Погладил робкою рукою
И положил свой бутерброд.
(Он, словно маленький урод,
Лежал.) Я был лишён покоя.
Ведь на газетной самобранке
Являлись сыр и ветчина,
Янтарь токайского вина.
Блестели из консервной банки
Икринок яркие рубины,
Как свет давно минувших дней.
А я из сумочки своей,
Обследовав её глубины,
Извлёк полплитки шоколада.
Но чтоб неловкость растворить,
Он снова начал говорить,
- Вот это всё мне, как награда
Одной прекрасной незнакомки
За мимолётность чувств моих.
Уверен – хватит на двоих.
И не ищи в своей котомке
Чего-то лучшего напрасно.
И знай, что вся эта жратва –
Лишь лёгкий мизер воровства
Той незнакомки распрекрасной –
Сотрудницы пивного зала,
Совсем не помнящей родства.
Мне, подмигнув из озорства,
Она напарнице сказала:
« В такой нехилой одежине,
Должно быть не пустой карман,
Да и не пёхом, а в машине,
Но уж не в наше заведенье…»
Теперь я задаю вопрос –
Кой чёрт меня туда занёс?
Совсем иное настроенье
Тогда сполна владело мной.
Я, пиво спиртом растворив,
Стал непомерно говорлив
И смел, как никогда. Не скрою,
Я не умею без «буфета»
Искать интимные слова,
И лишь хмельная голова
Мне помогает в деле этом.
Я тем серьёзно озадачен,
Что нелегко с людьми схожусь.
Об этом тоже расскажу,
Но только позже и иначе…
Вчера, меня выпроважая,
она почти клялась в любви:
«Меня ты только позови…»
а я решил – кругами рая.
Но басней соловья не надо
Подкармливать. Уже пора!
Глоточек первый из ведра
Пригубим. Кровью винограда
Себе позволю отравиться.
Ведь это всё-таки – «Токай».
И пусть дорожная тоска
Не омрачает наши лица.
Не озирайся. Здесь никто нам
Ничем не сможет помешать.
Но хоть и не лежит душа
К мышиной форме и погонам,
Скажу, что парень - я не промах.
И в термос перелив вино,
Он продолжал,
- И знай одно –
Мне приходилось в их «хоромах»
И ночевать неоднократно,
И штрафы разные платить…
Ну, ладно – начинаем пить,
Уходит время безвозвратно.
Он крышку термоса наполнил
И мне торжественно вручил,
- Ты выпивай и помолчи.
Я кое – что ещё припомнил,
О чём и вспоминать не надо…
Ну а тем более болтать,
Но грешные мои уста
Заполучили как награду,
Твои покладистые уши.
Не обижайся! Я скажу,
Что очень редко нахожу
Подобную способность слушать.
Однажды прихожу с работы –
Повестка в горвоенкомат.
Я, будучи слегка поддат,
Пошёл, конечно, без охоты.
Меня сотрудник беспогонный –
В костюм с иголочки одет,
Встречал. Он сразу был задет,
Тем, что я запах самогонный
Внёс в освещённость кабинета.
И чтоб не вызвать раздраженья,
Я говорю, что день рожденья
Сегодня у «бугра», и это
Такая веская причина.
Не мог же отказаться я,
У нас бригада, как семья,
И нарушение почина…
- Всё понял. Хорошо. Довольно, -
в его отрывистых словах
ледок позванивал едва.
Я насторожился невольно.
Он это видел. Тон снижая,
Продолжил, дружески вполне
Сказал, что дело не в вине,
Коль бригадира уважаем.
И неожиданно такое
Мне о работе рассказал,
Что я смотрел во все глаза
И, будучи вполне спокоен,
Талант иного инженера
Он обнаружил. О, простак!
Ведь оказалось всё не так.
И где же их таким манерам,
Таким искусным разговорам
Натаскивают. Чудеса!
Я вновь смотрел во все глаза,
Когда представился майором
Мой инженерный собеседник
Из КГБ.
- Знакомый ваш
интересует нас. Типаж
забавный. Вы почти соседи.
Он предложил мне папиросы
(А сам, похоже, не курил)
и очень долго говорил,
вернее задавал вопросы.
Он продолжал пить мёд устами,
А я по-прежнему темнил.
В такой беседе много сил
Теряешь. Оба мы устали.
И вот, прекрасно понимая,
Что бесполезен разговор,
Меня предупредил майор,
Чтобы от края и до края
Я нашу позабыл беседу.
Не удержавшись, дал совет –
Горячий передать привет
Неузнанному мной соседу.
От неспокойствия сгорая,
Второй повестки я не ждал.
Была ли им во мне нужда,
Коль я бродил кругами рая?
Сейчас бы хоть кружок единый
По тем прошедшим временам,
Чтобы не видеть, как страна
Давясь слюной, глядит в витрины.
Чтобы дешёвеньким сырочком
Дешёвое вино загрызть.
И вовсе не ловя корысть,
Купить хабэшную сорочку,
А коль на праздник - пошерстее
Иль поскромнее из п/ш.
Но только разум и душа
В такие скромные затеи
Уже едва способны верить.
Отключен свет, отрублен газ.
Былое покидает нас,
Со скрипом затворяя двери.
Идеализация былого?
Ну нет, пожалуйста, уволь.
Там у меня сплошная боль,
Чтоб не искать по крепче слова.
Да, боль. Но только по утрам –
Эффект похмельного синдрома.
Руины собственного дома,
Любви опустошённый храм –
Вот что мне видится, когда
Я мысли окуну в былое.
И воды Леты мутным слоем
Не смогут …
Впрочем, всё вода.
Под каждым словом – мокрые следы,
А мысли впитывает губка.
И лишь наличие поступка
Ведёт к отсутствию воды.
И вот, желая показать,
Что мне приятна сырость слова
И мыслей мокрая основа
Не застилает мне глаза,
В кругу таких же, как и я,
В дыму пивбарных откровений,
В поддержку общих настроений,
Болтал я, чувств не хороня.
В те мрачно-серые, глухие времена,
Как говорят теперь «застоя»,
Среди пивбарного застолья
По настоящему одна
Была трибуна. Выбирай
О чём болтать тебе угодно?
Пусть шёпотом, но принародно.
Сказал, ну чем тебе не рай?
Ах, эти райские круги
Подпорченного поколенья!
В них радость рабского стремленья
Портвейном заливать мозги,
Чтоб накипевшее в душе
Беседой растворить хмельною.
В сознании моём, не скрою,
Вполне готовое клише
Создалось. В оттиске его
Мир обречён был на два цвета.
Скучнейшая палитра эта
Не выражала ничего.
Но чёрно-белый этот мир
Преследовал меня повсюду.
И я не скоро позабуду
Обшарпанный уют квартир,
В которые вводил меня
Очередной полузнакомый.
Он говорил,
- Ну, вот! Мы до-ма, -
и начиналася возня.
Он, становясь ко мне спиной,
(К чему подобные обманы?)
Сопя, обнюхивал стаканы,
Шептал: «Сирень» или «Тройной» …
Но всё же чистый находил,
Выплёскивал остатки чая …
И мы неслись по кругу рая,
Гася остатки трезвых сил.
Сплошной убогостью бесед
Мы упивались деловито.
Магнитофон скрипел сердито
Безвкусицей своих кассет.
Хозяйский кот штанину тёр,
Заглядывал в хмельные лица
В надежде чем-то поживится.
Хозяин бормотал; «Хитёр …
Сказал же – нету молока …
Ну, а вино мы выпьем сами,
А будешь шевелить усами,
Так заработаешь пинка.
Он снова наполнял стакан,
Позванивал стеклом бутылок,
Настойчиво чесал затылок
И за словами лез в карман.
Ужасен пьяный разговор
Или смешон, если хотите –
Обрывки мыслей, словно нити,
Тоскливый создают узор.
И несусветность тех бесед
Беседой называть не стану …
В догонку каждому стакану
Очередной стремился бред.
Но пить я больше не хотел,
Мусолил крохотный окурок …
А где-то в мире был Сокуров
И Макаревич, где-то пел.
Но словно гуси: «Га-га-га –
Никто из них для нас не пара!
Себя букетом «Солнцедара»
Мы уподобили богам.»
Я засыпал, в конце концов
На голой сетке односпалки.
О, как мы утром были жалки.
Как можно называть лицом
То, что увиделось едва,
Сквозь пыль зеркальному её осколку?
Уверен, что не будет толку,
Коль я начну искать слова.
Отточенный стилиста слог
Необходим для этой цели.
Мы шевелились еле-еле,
Остаток пунша не помог.
Так поскорее со двора!
Сегодня всё – таки суббота
И значит побоку работа
И можно начинать с утра.
И можно стать в бескрайний ряд
У стеклотарного киоска,
Дымить неспешно папироской
И прятать свой похмельный взгляд.
Потом, успешно обменяв,
Бутылки на рублёвок пару,
Достойно двинуться к пивбару.
Не то, что бы там ждут меня,
Но каждой встрече буду рад.
Напиться если не успею,
То воплощу свою затею –
Понаблюдаю зоосад.
Легенда вспомниться о том,
Как в нас, по мере возлияний,
Проходит смена состояний –
Павлина, льва, свиньи – потом …
А вы мне нравитесь. Другой
Не смог бы слушать так спокойно,
Твердить бы стал, что не достойно
Бывать в компании такой.
А что компания? Когда
В кругу друзей, по красным числам,
Мы наполняли встречи смыслом,
Я б не поверил никогда
(Хоть замочите мне глаза),
Что горизонт наклонным станет.
Твердил бы грешными устами:
«Да нет же. Божия роса …»
Я не менял друзей своих
На однодневность первых встречных
И всё ж в мытарствах бесконечных
Простую истину постиг:
Не стоит приходить туда,
Где рады вам наполовину,
Где ради вас и стол раздвинут
И без особого труда
Поддержит всякий разговор,
Открытой будет радость друга.
Но вот сумеет ли супруга
Не высказать ему укор
Холодным взором карих глаз,
Когда мы с ним нальём по третьей?
И это взгляд смущённо встретя
Он начатый рассказ,
На полуслове оборвёт
И новый тон задаст беседе:
«Ведь мы с тобой почти соседи …
Мишаня где с семьёй живёт?
А чаще навещает нас.»
И «навещает» и «с семьёй» …
В таких словах уже -- обида.
И я, не подавая вида,
Что чувствую себя свиньёй,
Попавшей на соседский двор
(А свойственны ли чувства свинству?)
Твержу: «Был рад гостеприимству,
И очень жаль, что до сих пор
Я вас так редко навещал.
Ну что ж, счастливо оставаться …»
Я начинал ретироваться,
Схватив в прихожей репс плаща,
И впопыхах порвав шнурок,
Оставив кепку в их квартире,
Не самый важный в этом мире,
Но нужный получал урок:
Тебе, как прежде, верен друг
И знай, что это – аксиома,
Но лучше встретиться вне дома
И не входить в семейный круг.
Когда отдушина нужна
(Чтоб избежать душевной смуты),
В такие тяжкие минуты
Я позволял себе вина,
Как говорится, для души.
И вовсе не боясь похмелья
Я превращал своё веселье
В «Спокойной ночи малыши»
Я знал, что истины в том нет,
Что это вовсе не лекарство,
Но всё-таки хмельное царство
Меня пленяет много лет.
А если точным быть – пленит.
Но этот плен частенько сладок,
Но солью падает в осадок.
Но он имеет свой конец
И муть в душе всегда до срока.
Я суть отцовского урока
Освоил. Говорил отец:
«Любой законченный алкаш
Всегда поведает причину,
Зачем он прётся к магазину
С названием коротким «наш».
Моя причина мне ясна –
Боясь душевной непогоды,
Лишённый внутренней свободы, --
«Освобождаться» начинал.
Но наше время нам даёт,
Любую, позабыв причину,
Свои потенции раздвинуть
В приобретении свобод.
Чтоб оказаться на коне,
Альфонсом буду я не долго.
Барменши новенькая «Волга»
Легко сослужит службу мне.
Пока потоком бурных слов
Лихой парламент мутит воду,
Я обретённую свободу
Сумею превратить в улов
Отменной рыбы. Оптимист
Во мне негаданно родился.
Азам торговли я учился
У магазина «Букинист».
И в том начало всех начал,
Что в ускорении похмелки
Я, с явным проигрышем сделки,
Торгуя книгой, заключал.
Во мне во всю горит азарт
Внедренья собственных новинок.
Так долго нам сулили рынок,
На деле развели базар.
А это очень хорошо.
Без конкуренции, рекламы
Считай литровки, метры, граммы,
Готовь для денежек мешок.
Довольно. Я не буду петь
Мои коммерческие бредни.
Хотеть, пожалуй, даже вредно,
Того, чего мне не суметь.
Я нежелание смогу
На неуменье перемножить,
Чтоб собственной не видеть рожи
На бесконечном берегу
(Вдоль алчущей людской реки),
Где под лазурно-чистым небом
Плывут за молоком и хлебом
Полуживые старики.
Бутылку плоскую достав,
Стал собеседник веселее,
-- Её мы тоже одолеем:
Омоем грешные уста! –
То был коньяк в его руке.
Я робко высказал тревогу
О том, что вредно на дорогу.
--Ты строишь замки на песке,
Надеясь улететь скорей,
Чем мы осушим эти кубки.
Нас за подобные поступки
Не будет уважать Борей. –
Поддавшись пафосу его,
Я с ним невольно согласился.
Борей на самом деле злился,
Не обещая ничего
Хорошего. Мы стали пить
Под шпроты. После под ставриду.
И я, не подавая виду,
Что, иногда теряя нить
Повествованья. Вновь кивал
Уже хмельною головою.
Но всё же замечал порою,
Как деформирован овал
Его лица. А свой рассказ
Он продолжал уже неясно,
-- А выпили мы не напрасно.
Для искушенья ясных глаз
Я раньше вот такую снедь
Приобретал с особым форсом.
Я не был никогда Альфонсом,
Чтоб мне на месте умереть …
Свободу снова давит муть:
Ну всё. Довольно, брат, минора.
Для поддержанья разговора
Пора и в термос заглянуть, --
Я постарался намекнуть
На близкую возможность рейса.
Он отвечал без интереса,
-- Ну, что же? Значит в добрый путь!
А «забракуют», так допью.
Я в одиночестве умею,
А улететь всегда успею.
Но лучше кёльнершу свою
Обрадую, вернувшись к ней.
Её неожиданность визита
Вдвойне добавит аппетита,
А там уж действуй, без затей …
Но скрип динамика прервал
Интимность голоса хмельного.
И он вернулся из былого,
Когда зашевелился зал.
Он сразу же сообразил
(Вздохнул вполголоса украдкой)
Уже объявлена посадка,
Но хватит ли нетрезвых - сил?
И прятал я глаза свои,
Предавшись муторной тревоге,
Вдруг пожалел о диалоге.
Как будто я его споил,
Как будто это мой «Токай»
И мой коньяк его шатают?
Но скоро в памяти растает
Невыразимая тоска
В его глазах. Зачем кивал,
С ним, соглашаясь, головою,
И с жадностью ловил, не скрою,
Его печальные слова?
Я успокаивался зло …
Какая, в общем, мне забота,
Что отстранили от полёта
Того, кому не повезло,
Кто сил своих не рассчитал,
Ныряя в термос злополучный,
Беседою довольно скучной
Над ожиданием витал?
Такое время. Знай, держись!
А он, немного заикаясь,
Сказал, теперь уже прощаясь,
---Что поделаешь?
Это жизнь …
________
Поэт замолчал. Закурил.
Вопрос в его взгляде маячил,
-- Как думаешь, что-то хоть значит
Несметная трата чернил ?
Я думал …
Попробуй, ответь.
Но так, чтобы выплеснуть воду.
Сквозь жидкую нашу свободу
Нам всем будет трудно взлететь.
1983 – 93гг