Между прочим, мне тридцать восемь!
Миновал рубикон печальный!
Неизменная неба просинь,
Покрывает мой стих отчаянный.
Ах, ты, батюшки! Тридцать восемь!
Сколько лет небосвод копчу я!
В бороде появилась проседь,
Мчусь по-прежнему, ног не чуя!
Тридцать восемь же! Ёлы-палы!
Это ж, всё-таки, что-то значит!
И прожил, как будто, немало,
Да ещё впереди маячит!
Это ж надо так, тридцать восемь!
Где ж набрать на все годы мудрость?!
Если даже под жизни осень
Надо мной господствует дурость?!
Впрочем, что я? Ведь в тридцать восемь
Не могу назваться поэтом,
И ко мне, друзья, не относим
Тридцать семь, и всё, что об этом
Тридцать семь - перевал великих,
Смерть встречавших с пером точёным,
Незаметен для нас, безликих,
На дальнейшее обречённых.
Я ведь даже в тени не встану
Тех, иных, гениальных туго!
Но писать я не перестану!
А с какого бы перепуга?
Ведь иначе сказать не в силах
То, о чём и подумать трудно,
Ведь иначе живое в жилах
Остановится беспробудно.