Как избавить от нее наше здравоохранение?
“Машенька, у тебя в организме опухоль. Это такая злая болезнь. По-другому она называется рак”, – рассказывала мама семилетней Маше, когда в ее хрупком теле обнаружили опухоль почки гигантских размеров. (Пятнадцать сантиметров на десять!) Для Оксаны и Вадима – Машиных родителей, как и для самой девочки, с этого момента начался другой отсчет времени. Другая жизнь.
“ПАТОЛОГИИ НЕ ВЫЯВЛЕНО”
Проблемы у Маши начались с трех лет: капризничала, отказывалась от еды. Иногда ей становилось так плохо, что вызывали “скорую”. Несколько раз госпитализировали c подозрением то на аппендицит, то на кишечную непроходимость. Диагноз не подтверждался. Ее упорно лечили от дисбактериоза.
Оксана доверяла участковому педиатру – та всегда была внимательна и нетороплива. И первая обратила внимание на изменения в почках Маши: анализы, да и картина ультразвукового исследования были, по ее мнению, небезупречными. “Я не уролог, – объясняла она Оксане, – а здесь необходим опытный глаз”.
Позвонив знакомому врачу в детскую больницу, педиатр договорилась о консультации.
Но урологу было явно не до Маши. Он принял ее в перерыве между обходом больных и лекцией для студентов. Быстро посмотрев результаты исследований, прощупав Машин живот, задав Оксане несколько вопросов, он быстрым неразборчивым почерком начертал: “Патологии в почках не выявлено”. Прием длился ровно пять минут. Доктор только ухмыльнулся в усы, когда Оксана положила на его стол коробку конфет, и привычным жестом убрал презент в стол.
Но на этом история болезни не окончилась. В то лето Машу отправили с бабушкой в деревню за триста километров от Москвы. И там она стала жаловаться – ей “мешает животик”. Она перестала бегать – быстрые движения провоцировали боль. Но врача в деревне не было, поэтому бабушка телеграфировала в Москву: “Срочно приезжай”. Получив телеграмму, Оксана немедленно приехала. Она и раньше замечала, что у дочки как-то странно растет живот. Но, увидев ее после недолгой разлуки, ужаснулась: живот стал уродливо непропорционален.
...Машу срочно госпитализировали в онкологический центр. Сомнений уже не было: у нее обнаружили неоперабельную опухоль гигантских размеров.
ЗДОРОВЬЕ ДОРОЖЕ ЗОЛОТА
Узнав о несчастье Альтовых, соседка посоветовала им обратиться к знахарке. В отчаянии Оксана была готова делать что угодно, лишь бы спасти жизнь дочери.
Знахарка же, следуя своей методике, работала сразу с группой пациентов. Залог успеха ее нетрадиционного лечения, считала она, был таков: ежедневные молитвы, питье “заряженной” воды и неукоснительное следование всем рекомендациям: “Ваши дома полны вещей, которые приносят вред энергетике организма, – вещала она. – Необходимо от них избавиться. Все, что связано с природой, не должно запечатлеваться в вещах. В доме не должно быть игрушек в облике зверей. Срочно выбросите их. Вредно и изображение природы на картинах. Уберите их”.
Больше всего Оксана пожалела золото – неясно было, в чем оно провинилось. Но на одном из сеансов Альтовы узнали, что в драгоценностях “большая пагуба”; золотые украшения, какие есть дома, надо распилить и закопать на кладбище; игрушки изрезать и сжечь на безлюдном пустыре; видеокассеты с фильмами ужасов и сценами насилия уничтожить. Словом, срочно избавиться от всего, что, по мнению целительницы, негативно влияло на психику и энергетику Маши.
“Слушай, может, мы золото продадим или отдадим кому-нибудь?” – советовалась Оксана с мужем, когда он методично распиливал дорогие кольца и сережки. С цепочками было проще: они рвались в мускулистых руках Вадима, как трава. “Тебе что, этого барахла жалко? – рассердился отец Маши. – Здоровье ребенка дороже”.
Он сложил все в целлофановый пакет и, на ночь глядя, поехал на Митинское кладбище. От шоссе надо было пройти немного в глубь леса. Вадим то шел быстрым шагом, то бежал. Ему казалось, что в золотом ломе, от которого он сейчас избавится, спрессована вся боль Маши, что эти никому не нужные безделушки унесут с собой в землю страшную болезнь ребенка. На кладбище, среди могильных плит, не помня себя, он вырыл глубокую яму и закопал семейные сокровища.
Я спросила Оксану, неужели нельзя сейчас откопать золото. “Вадим был в таком состоянии, что не запомнил, где его закопал, – объяснила Оксана. – Он вообще очень внушаем. А мне, честно говоря, было как-то не по себе на сборищах у знахарки. Я буквально со скандалом настояла параллельно лечить Машеньку в Онкоцентре”.
Оперировать сразу врачи не решались – слишком большой была опухоль. Врачебный консилиум решил провести сначала курс химиотерапии.
МАЛЕНЬКИЕ СТАРИЧКИ
В первый же день, поступив в онкологическое отделение, Машенька спросила: “Почему здесь так много лысых детей?” Оксана объяснила, что после химиотерапии часто выпадают волосы, потом они снова начинают расти.
Малыши лежат в онкологическом отделении вместе с родителями. Атмосфера, конечно, грустная, но доброжелательная. Небольшие палаты с четырьмя койками с трудом вмещают еще четыре раскладушки, разложенные на ночь. Это для родителей. Но никто не ропщет. Мест в отделении мало, и каждый понимает, что, попав сюда, он имеет единственный шанс: продлить держащуюся “на волоске” жизнь своего ребенка.
“Вот видишь, волосы стали выпадать”, – заметила Маша через несколько дней после первой химиотерапии. Потом девочка облысела совсем. Но сейчас это уже не было так болезненно для нее, ведь вокруг почти все дети без волос.
“У тебя сколько лейкоцитов?” – “Три”. – “Везет”. – “А у тебя?” – “Два”. Типичный разговор детей в онкологическом отделении – они, как маленькие старички, умеют говорить о болезни. А после очередной “химии” Маша узнала – пока она лежала под капельницей, умер ее друг Артем. Маша тихо плакала перед сном – она первый раз столкнулась со смертью.
А умер восьмилетний Артем от саркомы бедра. Год назад он сломал ногу, играя с мальчишками в футбол. Кости не срастались. И ему бесконечно меняли гипс. О том, что перелом был следствием прогрессирующего рака кости, врачи районного травмпункта подумали слишком поздно.
Машу прооперировали. Операция шла семь часов. Опухоль удалили. Метастазы в близлежащих тканях, к счастью, не обнаружили. После операции Маша выдержала восемь курсов химиотерапии. Организм ее ослаб, кровь восстанавливалась медленно. Через месяц после последней “химии”, к большой Машиной радости, у нее стали отрастать волосы. Жизнь входила в привычный ритм.
“Во сколько вам обошлась операция?” – спросила я Оксану. “Не хочу об этом говорить”, – отмахнулась она. Но от Вадима я узнала: все лечение им обошлось в три тысячи долларов.
ПСИХОЛОГИЯ МЕДИЦИНСКОЙ ХАЛТУРЫ
Маше сейчас уже десять. Или еще только десять. Почти каждый месяц она с родителями ездит на обследование в онкологическую больницу.
Как-то раз Альтовы решили сдать анализы Маши в районной поликлинике. Получив результаты, Оксана не знала, радоваться или огорчаться. “Абсолютная норма, но этого же не может быть!” – сказала она мужу. Усомнившись в достоверности анализов, заставили Машу пересдать их в другой клинике. И результаты оказались другими.
Что же происходит? Неужели даже банальные медицинские исследования и процедуры можно доверять лишь избранным клиникам? Но ведь в самом начале нашей истории врач одной из таких престижных больниц поставил свою подпись под фразой: “Патологии в почках не выявлено”. А еще раньше девочку, до конца не разобравшись, упорно лечили от “модного” дисбактериоза. Сейчас ясно – это было время начальной стадии онкологического процесса. Выяви врачи патологию на ранней стадии, более щадящим было бы лечение, иным был бы прогноз на будущее.
Может, при своевременной диагностике не оборвалась бы так скоро и жизнь Артема.
Отчего происходят такие трагедии? Как объяснить то, что обращение к врачам не гарантирует своевременной и качественной диагностики? Что тому причиной? Врачебный непрофессионализм? Медицинская халатность? Или элементарная халтура?
Скорее всего, и то, и другое, и третье. И одна из кардинальных причин всего этого – нищенская зарплата медработников.
Вот вам пример: Вадим – отец Маши – служит в небольшом, незаметном банке, получая больше тысячи долларов в месяц. А оперировавший Машу профессор работает в известной онкологической больнице, но его зарплата в десятки раз меньше. Хотя знания и опыт хирурга в ситуации жизни и смерти бесценны. Хорошо, что у Альтовых была возможность заплатить за операцию. Но подумайте, что чувствует хирург, получая за свой уникальный труд нищенскую зарплату от государства и “благодарность в конверте” от пациентов?
Так, может быть, наша медицинская халтура порождена этим всеобщим нищенским положением медицины в целом и врачей в частности? Положением, когда низкооплачиваемые врачи чувствуют себя изгоями общества на фоне обеспеченных “средних” и “новых” русских? Ведь они вынуждены брать деньги со своих “клиентов”, чтобы выжить!
Вот она в чем – в халтуре и нищите – ЗЛАЯ БОЛЕЗНЬ нашего здравоохранения. Кто наконец возьмется за ее лечение?
Опубликовано в "Литературной газете" №36 5 сентября 2001 года
под псевдонимом Татьяна Евгеньева